Отдушина

Прошутто ступает неслышно и обводит глазами спальню, в полутьме угадывая все знакомые очертания, как будто в ней могло что-то измениться за то время, что он не был в квартире Ризотто: неделя - всего ничего, а кажется - вечность. Нет, в комнате все по-прежнему. Чему тут меняться? Все та же аскетичность, которую с лихвой компенсирует огромная кровать у окна. На ней могла бы поместиться вся их команда, Сорбет и Джелато точно оценили бы. Луна, еще неполная и кривобокая, заливает ее холодным сиянием - Ризотто никогда не задергивает плотные шторы. Неужели ему не мешает? Вечно светит прямо в лицо. "Кошмары нагоняет", как говорила соседская бабка, когда Прошутто был совсем мальчишкой и еще верил в такую ерунду. Ризотто лежит на боку, высунув из-под покрывала согнутую в локте руку и отведя ее в сторону. Тонкое покрывало четко обрисовывает силуэт его тела. Прошутто взглядом оглаживает его с ног до головы, а потом укладывается рядом, на край. Рамки, которые он сам себе однажды поставил, давно сдвинулись. Не все в этом мире поддается контролю и не все в нем нуждается. Достаточно принять это как данность, чтобы дышалось свободнее. Желание почти безотчетное, и Прошутто ему не противится, он протягивает руку и вкладывает ее в ладонь Ризотто, теплую и расслабленную. Это кажется правильным и нужным. Ризотто вдруг открывает глаза. Ночь отражается в них, они поглощают темноту. Словно в бездну смотришь, ту самую, которая начинает всматриваться в тебя в ответ. Падать в нее - не страшно. Острие невидимого скальпеля целится точно в зрачок - игра воображения, не больше, но Прошутто вздрагивает и мысленно чертыхается, смаргивая иллюзию. Ризотто смотрит на него долго, взгляд пронизывает до самых внутренностей, препарируя их, добираясь до мозга и сканируя мысли. Прошутто не удивился бы, если бы он и правда умел их читать. А скрывать ему перед Ризотто все равно нечего - бери и читай, - и Ризотто это знает. Он чуть сжимает руку Прошутто и гладит выступающую косточку под большим пальцем, нащупывает под ней запекшуюся корку поверх широкой ссадины и придирчиво ведет от ее начала и до конца - на запястьи. - Как прошло? - спрашивает Ризотто. Он знает об исходе миссии - не самой простой, - так что это не дежурный вопрос. Считывать подтекст за его сдержанностью Прошутто научился не сразу, но когда привык - многое стало понятным. И даже в его молчании смысла бывает больше, чем может быть в озвученных словах других людей. - Пришлось немного попотеть. - Прошутто машинально поводит плечом. Ушибленная лопатка отзывается слабой тянущей болью: в доках у него пальцы соскользнули с края мокрого после дождя грузового контейнера, и это чуть не стоило ему как минимум пары новых туфель - пули прошили асфальт буквально под подошвами, он едва успел откатиться и нырнуть за угол. - Охраны было - будь здоров. Не доки, а базар воскресным утром. Но мы этого ожидали, так что дело сделано. - И добавляет после короткой паузы: - Все в порядке. - Хорошо. И правда - хорошо. После выполненных миссий их нечастые ночные встречи особенно ярки, каждое прикосновение - острое, секущее. Жить одним днем получается не всегда, даже если пытаться. Ночами - удается лучше. Покрывало сползает с плеча Ризотто, его округлость и мышцы оголившейся груди приковывают взгляд. Прошутто знает каждый их сантиметр, каждую родинку и незаметные росчерки шрамов, целовать их - целый ритуал. Он не смотрит - пялится, и низ живота окатывает жаром. - Я говорил тебе не ложиться на мою постель в одежде. - Ризотто говорит это так, что яйца поджимаются. Прошутто изгибает бровь. - Исправь это, - предлагает он. Отброшенное в сторону покрывало стекает с кровати, и Прошутто думает, что Ризотто Неро - настоящее произведение искусства, и только для его глаз. В сочащемся из окна лунном сиянии кожа будто светится, мышцы под ней перекатываются, отзываясь на каждое движение, покачивается полувставший член - Ризотто спит без белья. Можно кончить от одного только вида. На него хочется смотреть, но еще больше - трогать, ощущать: руками, губами, всем телом. В горле становится сухо, Прошутто сглатывает и ерзает, приподнимаясь на локте, - стояк упирается в ширинку. Ризотто подается вперед. Выдох Прошутто тонет в поцелуе. Горячие ладони Ризотто на его шее и щеке словно пылают, жар от них течет по всему телу, поджигая кровь. Ризотто весь - пылающе горячий, - холодная внешность кое в чем обманчива, и от этого огня подо льдом сносит голову. Прошутто ведет рукой по его спине - от поясницы до затылка, - пальцами впитывая тепло, и запускает их в волосы. Они целуются жадно и глубоко, долго. Дышать становится нечем. Когда Прошутто отстраняется, его ведет, как пьяного, а стоит так, что почти больно. Он облизывает губы. По лицу прокатывается дыхание Ризотто. Прошутто уже жалеет, что не разделся сразу - хорошо хоть разулся, - потому что одежда кажется брезентовым мешком, она лишняя и мешает, и Ризотто начинает снимать ее с него - издевательски медленно. Прошутто это немного бесит и распаляет сильнее, он дерганно помогает стянуть с себя пиджак. Их руки сталкиваются, мешая друг другу, и от этих касаний будто током прошибает до самого затылка. Прошутто снова откидывается на кровать, чужие пальцы расстегивают нижние пуговицы на его рубашке и распахивают ее, выдергивая из-за пояса брюк. Голой кожи касается прохладный ночной воздух и следом - горячее дыхание. От такого контраста по телу пробегает дрожь. Прошутто смотрит из-под ресниц, дышит часто - грудь ходуном ходит под поцелуями и языком - и гладит Ризотто везде, куда может дотянуться. Звякает пряжка ремня, и брюки оказываются там же, где пиджак - где-то на полу возле кровати, но Прошутто плевать, не до этого. Еще мгновение - и на нем не остается ничего из одежды, больше ничто не сковывает. Ризотто переступает коленями по кровати, заходя ему за спину, и тянется к его волосам - пальцы орудуют быстро и знающе, распускают их, мимоходом гладят Прошутто по затылку. Высвобожденные пряди падают на шею, кончики мажут по плечам. Прошутто закрывает глаза, падая в ощущения и звуки дыхания за спиной, в тишине ночи они кажутся громкими, каждый вдох и выдох отдается в ушах. Снятый кулон брякает о прикроватную тумбочку, но платок на шее Ризотто не трогает. В первый раз Прошутто повязал его, чтобы закрыть свежий, еще воспаленный, шрам - лишь бы мать не увидела. Прощаться с жизнью он не собирался и в ответ на обещание сделать ему колумбийский галстук ухватился за малейший шанс - лезвие не успело войти глубоко, но оставило неровный порез под кадыком, - и одним мудаком стало меньше. Рубца уже нет, а привычка - осталась, как напоминание, слилась с образом, который он видит в зеркале каждый день. Ризотто целует место бывшего шрама поверх ткани, а потом зубами оттягивает его вниз и прижимается губами к коже. Прошутто откидывает голову, обмякая в его руках. Возбуждением захлестывает и топит с головой. Отзывчивые губы ведут по шее, задерживаются в том месте, где бьется артерия, а потом снова двигаются - ниже, по ключице справа. От неожиданного и короткого укуса волоски на загривке встают дыбом, и пальцы на ногах поджимаются. Прошутто отстраняется первым. Встает на колени и вжимается лбом в согнутую в локте руку, прогибаясь в пояснице. Матрас рядом мягко вздрагивает. Удаляющиеся шаги Ризотто почти беззвучны. Следом тихо стукает дверца шкафчика в ванной. - Давай сразу, - говорит Прошутто, уловив сзади знакомый щелчок крышки тюбика, как сигнал, от которого насквозь прошивает предвкушением. По ребрам и талии проезжаются ладони и ложатся на бедра. Потом исчезают, а когда возвращаются назад - Прошутто перестает дышать. Он готовил себя, но изнутри все равно распирает так, что руки сами собой сжимаются в кулаки. Немой стон теряется где-то в горле. - Дыши, - шепчет ему Ризотто и гладит по бедрам. От его голоса вдоль позвоночника сыплет ледяными иглами. И Прошутто вдыхает, хватает воздух ртом, будто вспоминает по отмашке, как это делается. Следом Ризотто входит до конца, вышибая из него выдох вместе со стоном. Прижимается грудью к его спине и поцелуями пересчитывает верхние позвонки, прикусывает кожу, целует снова. По груди и животу гуляет его рука, но не касается члена, чтобы не кончил слишком быстро. Прошутто прогибается сильнее, подставляясь. Дыхание уже частит, а в приглушенных отголосках боли есть какое-то особенное, хлесткое и сладкое, удовольствие. В венах кипит адреналин и одуряюще лупит в мозг. Толчки - сильные, глубокие. Прошутто подается им навстречу. Звуки: дыхание, долбящий в виски пульс, шлепки липкой кожи о кожу, запахи: пота и совсем слабые - смазки и выветрившегося парфюма, и жар - окружают плотной сетью, Прошутто теряется в них и пытается удержать колени, которые разъезжаются на скользкой простыне. Ризотто ускоряет темп. Они двигаются слаженно, как одна неразделимая команда. - Хочу смотреть на тебя, - говорит Ризотто. Прошутто тоже хочет - на него, - поэтому приходится остановиться. Он соскальзывает с члена Ризотто - внутри разом становится пусто - и переворачивается на спину, вцепляясь взглядом в то, что видит перед собой. Твердый живот Ризотто подрагивает, грудь часто вздымается, член блестит от смазки, и весь вид у него такой, что заводит до искр перед глазами. Повалить на кровать и вставить, доводя до стонов. Но не в этот раз. Ризотто влажно целует согнутое колено Прошутто, а потом склоняется над ним. Прошутто отводит упавшие ему на покрытый испариной лоб волосы, чтобы увидеть его затуманенные сумрачные глаза, и утягивает в поцелуй - порывистый и настойчивый, - кладет ладони на его ягодицы, сжимая их, прижимает его к себе. Ризотто рвано выдыхает ему в рот, а потом тянет его за шейный платок, подцепив ткань под краями, и начинает покачивать бедрами. Их члены трутся друг о друга, слишком чувствительно и дразняще, Прошутто нетерпеливо дергается, пытаясь урвать побольше хаотичных касаний. Ризотто угадывает его намерения и двигается быстрее и жестче, но останавливается вовремя - скорая разрядка в его планы явно не входит. Он отстраняется и подается немного назад, чтобы проскользить языком по горлу Прошутто до ямки между ключицами и вычертить им неровную линию до мышц живота. Прошутто разводит колени в стороны, раскрываясь. Ризотто рывком подтягивает его за бедра ближе к себе. Пока внутрь легко проталкивается головка, Прошутто словно сквозь дымку наблюдает, как вздрагивают брови Ризотто, приоткрывается рот, дергается кадык, слышит его длинный стон, когда Прошутто сжимает мышцы, и, черт, его голос лучше всякого порно, и действеннее. Член, прижатый к животу, истекает смазкой. Приноровившись к темпу, с которым Ризотто вбивается в него, Прошутто начинает дрочить себе. Его руку накрывает рука Ризотто, и от ощущения чужих пальцев, смазанно касающихся члена, накрывает окончательно. Оргазм как выстрел - резкий и оглушительный. Прошутто вжимается затылком в подушку, запрокидывает руки за ее края и стискивает их, едва не раздирая наволочку. Его будто подбрасывает. Он содрогается, пока острое наслаждение прокатывается по всему телу, разом выжимая из него все силы. Когда он закрывает глаза - ощущения наваливаются одним потоком, смывая все мысли. Ризотто еще двигается в нем, но через несколько толчков замирает, и между ягодиц заливает теплом. Матрас рядом прогибается под тяжестью, а поперек живота ложится рука, обнимая за талию. По плечу мажет сорванное дыхание. Курить хочется смертельно. Прошутто хмурится, высвобождаясь из объятия - не сразу и с неохотой, - свешивает руку с кровати и подбирает с пола брюки, встряхивая их. Пачка сигарет с зажигалкой всегда лежат в левом кармане, в правом - дубликат ключа от квартиры Ризотто. Потом не глядя шарит по тумбочке. Руки все еще не слушаются, и во всем теле гуляют всполохи оргазма. Громкое звяканье режет слух - случайно ударил по краю и чуть не перевернул. На месте. Ризотто не курит, так что эта пепельница тут не для него. Прошутто берет ее, но сразу возвращает обратно. К черту. Он сейчас даже с зажигалкой нормально не справится. Зад саднит, и мокро от спермы - своей и Ризотто, - шейный платок тоже насквозь промок от пота, а волосы липнут к коже. Им обоим надо в душ, но он может немного подождать, как и сигареты. Только утренняя заря ждать не будет и бесцеремонно ввалится в окно, с ее приходом Прошутто уйдет. Он притирается к Ризотто теснее, кладет ладонь ему на грудь - сердце толкается навстречу - и закидывает ногу на его бедро. Вот так совсем хорошо. Ризотто перехватывает его руку и трогает губами внутреннюю сторону запястья - финальная точка этой ночи. - Может, мне вообще бросить курить? - лениво спрашивает Прошутто. - Ты не хочешь бросать. Ризотто прав. Как всегда.