Мальва

And all there's left will be: а faded memory, а dream you woke up from... Kensington «Sorry»

      Просыпаться от резкого спазма в груди становится почти привычным. Чуя втягивает воздух сквозь стиснутые зубы, делая крохотные жадные глотки. И заходится в мучительном кашле. Ветер приносит стойкий цветочный аромат из сада. Акация только распустилась. Маленькие белые венчики свисают гроздьями среди листвы. Чуя смотрит, как они покачиваются на ветру и вновь заходится в кашле.       Тело содрогается от лёгкого озноба. Невольно подрагивающими пальцами он аккуратно собирает влажные и мягкие синие лепестки. Старается ни одного не пропустить. И лишь потом стирает кровь с губ.       Весна уже заканчивается, а Чуя не чувствует облегчения.       Рандо приходит его проведать каждую субботу. Приносит сладости и заваривает чай. Они подолгу разговаривают: о погоде, о цветах и букетах, о нелепых снах и обо всём том неважном, о чём можно говорить долго.       Рандо по-своему необычен. Всегда кутается в свой полосатый шарф, что в зимнюю стужу, что жарким летом. Он бледен и меланхоличен, но искренне громко смеётся. Чуя не знает, почему он приходит: не спрашивал, но подозревает, что Рандо прячется. От холода и от собственных мыслей. За чашкой чая, за дымкой пара, за пустыми разговорами, за лёгкой улыбкой.       Чуя хотел бы ему помочь. Знать бы только, как. Чуя хотел бы помочь и себе: слишком многое в Рандо очаровывает. Он, словно лилия: хрупкий и притягательный, но его намерения чисты и невинны.       Чуя слушает его ровный голос и наблюдает за руками. Следит за движениями тонких длинных пальцев, когда Рандо наливает чай, когда играет с кистями шарфа, когда крутит чашку, когда протягивает руку, прощаясь в дверях. Чуя смотрит и думает, что хотел бы задержать его узкую ладонь в своей и целовать чуть выпирающие костяшки. Он сжимает пальцы Рандо и улыбается вслед, когда тот уходит.       Появление Дазая развеивает сонную негу, до сих пор царившую в доме. Он подобен урагану в тихий летний день: шумный и разрушительный. Он ни секунды не стоит на месте.       — Я принёс лучшее растение для твоего сада, — уверяет его Дазай.       Чуя рассматривает пухлый кактус в горшке у него в руках.       — Говорят, он дивно цветёт, — Дазай вручает ему горшок и выходит в сад.       — Цветы не трогай, — напоминает Чуя, наблюдая за ним краем глаза.       Дазай лишь отмахивается и бредёт по тропинке, щурясь на яркое солнце. Чуя не может объяснить, почему цветы в его доме трогать нельзя. Не говорить же в самом деле, что где-то среди них притаилась неведомая болезнь.       Чуя рассматривает тонкие острые иглы кактуса и вздрагивает, когда Дазай пробегает мимо, прячась в доме от распылителей.       — Кактусы редко цветут, ещё не факт, что увидим обещанную красоту.       — Ты-то точно заставишь его цвести, — усмехается Дазай и наблюдает в окно за отблёскивающими на солнце брызгами.       Чуя переводит взгляд с его довольной усмешки на позабытую кружку на краю стола.       — Сомневаюсь, — тихо выдыхает он.       Они случайно сталкиваются в парке. Рандо бесцельно бредёт куда-то, задумчиво рассматривая одуванчики вдоль дороги. Чуя не сразу решается его окликнуть.       Они сидят на парковой скамеечке, греясь в солнечных лучах. Сегодня непривычно молчат. Рандо мнёт в руках букет красных анемонов и, кажется, хочет что-то сказать, но хранит молчание. Чуя хочет спросить, для кого эти цветы, и не произносит ни слова.       В тишине они проводят ещё пару часов и расходятся, когда начинается дождь, пожелав друг другу удачи.       Спазм настигает его в дороге. Чуя содрогается от боли и холода, непослушными пальцами вылавливая обронённые лепестки из лужи. Он замечает Дазая ещё с лестницы и прячет руки в карманы. Ищет ключи, отпирает дверь и спешит зайти внутрь. Чую ещё трясёт.       — Ты обронил что-то, — негромко подмечает Дазай.       Чуя оборачивается и ловит его за запястье слишком поздно. Они оба рассматривают зажатый в его пальцах крохотный синий лепесток в разводах крови. Дазай поднимает глаза и виновато улыбается. В тишине отчётливо слышно, как стучат в стекло капли дождя. Чуе кажется, что становится всё холоднее.       Из его окна хорошо виден парк. Лето ещё не закончилось, а ветер уже приносит осеннюю прохладу. Чуя бесцельно скользит взглядом по пронзительно синему холодному небу, подрагивающим листьям на ветвях, парковым дорожкам. Его взгляд цепляется за знакомый полосатый шарф и узкую спину.       Рандо идёт рядом с высоким мужчиной, пристроив руку на его локте. Кажется, он говорил когда-то о нём. Кажется, называл его Верлен. Он что-то говорит и мягко улыбается. Отсюда их не слышно. Чуя наблюдает, как Рандо стягивает шарф и накидывает его на широкие плечи Верлена. Смеётся, когда тот хмурится. Они скрываются за деревьями, и только тогда Чуя отводит взгляд от окна.       — Я так устал, — тихо признаётся он, опираясь спиной о плечо Дазая.       — Я тоже, — беззвучным эхом отзывается тот.       Дазай бледный и выглядит нездорово. Тени под его глазами, кажется, стали ещё больше. Он слабо улыбается белыми искусанными губами и отводит взгляд.       У окна на тумбочке букет из жёлтых тюльпанов и утёсника, что он принёс ещё утром. Яркий сочный росчерк уходящего лета. Чуть поодаль — прозрачная ваза, доверху наполненная незабудками. Чуя бездумно собирает их. Он не знает, что с ними делать. Не знает, куда их деть, куда деть себя. Среди них наверху одинокий лепесток мальвы. Он алый, и капли крови на нём не должны быть заметны, но Чуя отчётливо их видит.       Запрокинув голову, он долго смотрит из-за чёлки на Дазая, а потом тянется целовать его бледные шершавые губы. Дазай отвечает после секундного замешательства. Позволяет расстегнуть и стянуть с себя рубашку. И едва ощутимо вздрагивает от каждого прикосновения к шее, ключицам, торсу. Оба знают — не поможет. Дазай тёплый и отзывчивый. Тихо неровно выдыхает и гладит его волосы кончиками пальцев. Чуя осознаёт — это чудовищно несправедливо, но не останавливается.       Чуя старательно выбирает цветы для букета. Выбор падает на астры. Он долго разглядывает тонкие, кажущиеся острыми лепестки, прежде чем войти в палату. Вопреки ожиданиям, Рандо не выглядит истощённым или больным. Он привычно бледен, привычно улыбается. Так же искренне громко смеётся, так же много говорит ни о чём. Лишь уходя, Чуя понимает, что тревожило его всё это время. Полосатого шарфа с кисточками с Рандо больше нет.       Редкие капли глухо ударяют в крышку гроба. На Верлене нет лица. Он куда больше напоминает покойника. По-осеннему холодно. Ветер то и дело хватает за руки, и кончики пальцев уже онемели.       Дазай стоит рядом, держит широкий чёрный зонт у него над головой. Чуя опускает руку, чтобы нащупать его такие же холодные пальцы. Ухватиться. Дазай сжимает его ладонь. Его руки дрожат не от холода. Чуя не поворачивается, но видит краем глаза, как Дазай прячет глаза за чёлкой, вновь добела закусив губу.       Чуя смотрит, как опускают в землю гроб, а Верлен пытается разжать скрюченные пальцы, чтобы уронить на крышку первую горсть земли. Сейчас им всем одинаково холодно, пожалуй. Чуя впервые за долгое время может нормально вдохнуть, только сердце продолжает болезненно сжиматься в груди.       Солнце яркое. Тепло, а на небе ни облачка. Слабый ветерок обдувает лицо, треплет волосы. Чуя рассматривает выточенные буквы на могильной плите. Снова и снова беззвучно повторяет имя. Чуя мысленно зовёт поболтать, но Рандо сегодня неразговорчив. Воздух пронизан свежестью и пахнет весной. Чуя прикрывает глаза, предаваясь воспоминаниям. В груди щемит, но это лишь отголоски минувшей боли.       Дазай ждёт его у подножия холма. К могиле он с ним никогда не поднимается, словно боится своим присутствием оскорбить память о Рандо. Чуя оставляет белые лилии у надгробия, обещает ещё заглянуть и спускается вниз.       Дазай встречает его болтовнёй. То размахивает руками, то прячет в карманы, словно не зная, куда их деть. И себя заодно. Чуя ловит его ладонь и крепко сжимает. Ласково улыбается, поймав на себе настороженный взгляд. Дазай сжимает его пальцы и улыбается в ответ.