123

Они договорились: Гамора не спрашивает о том, что было с ней здесь, а Небула ей не отвечает. Космос с Земли поблёскивает дырявым чёрным полотном. Гамора смотрит, заведя пряди за уши, сложив руки на коленях. Небула приводит её сюда сразу после битвы — в пыли и крови, сама садится в мокрую от росы траву и дожидается, пока сестра за ней опустится. — Можно отправить тебя обратно, — с напускным равнодушием говорит Небула, — если хочешь. Гамора прищуривает глаза — в них презрение, враждебность маленького зверя, того, что всю жизнь пугал, а теперь коснуться бы загривка открытой ладонью (раньше так не умелось, Гамора сама научила, как надо касаться и обходиться). Небуле немного страшно — вот она, знакомая, близкая, но снова далёкая, как в детстве. Ждёт, как ударит словом, надменно задрав подбородок. Небула убеждает себя, что даже не воспримет, мимо ушей пропустит — но Гамора опускает голову, скрыв непроницаемый взгляд за волосами. Говорит с непонятной усмешкой в голосе: — Мне там теперь делать нечего, ты же понимаешь. Понимает. Небуле здесь теперь тоже нечего делать. Небула знает о ней немного больше, чем Гамора думает — в этом её единственное преимущество в дурацких играх в поддавки, в которые они оказались втянуты. Небуле от этого не легче — она ненавидит такое, не понимает, не знает и играть никогда не собиралась, внутри всё льдом застывает и хочется уйти, развернуться, отправиться куда-то далеко, в родную холодную пустоту. Нельзя. Гамора — злой, враждебный зверёк, но она слушает и ждёт. Такая уверенная всегда и решительная Гамора, которая не нуждается в чужой помощи. Гамора не знает, что ей делать дальше. — Ты можешь полететь с ними. С Квиллом. Для тебя они были как семья, — из её уст это звучит сухо и безэмоционально, зато — совсем-совсем не обижено и не зло. Только в ответ лишь фыркают язвительно, но честно: — Только плевать мне на них. Кажется, в её уголках блестят слёзы. Небо — натянутый на кольях клок ткани. Земля отдаёт свой холод. — Он уничтожил всех. Таноса, всю армию, всех последователей. Я хотела бы иметь хоть кого-то, кому можно мстить, — с трудом, через ком, что встаёт в горле признаётся Небула, глядя на свои перебирающие воздух пальцы. — Я не знаю, куда идти. Я могу остаться здесь. Могу отправиться куда-то ещё. — Подарили свободу, а что с ней делать — никто не объяснил, — хмыкает с наверное, невесёлой улыбкой Гамора. Их колени практически соприкасаются. Гамора отмывается от запёкшегося бурого, смывает потерянность и усталость, греется. Капитан Америка спрашивает Небулу, которая ждёт её: — Она не вернётся к ним? — Нет. Смотрит долго и тяжело. — Как знаете, — помолчал ещё. — Квилл её искал. — Не говори, что видел нас. Гамора встряхивает мокрые пряди, сушит волосы ладонями. Утирает влагу с щёк. Капитан обещает: — Не скажу. У него хватает храбрости самому к ней подойти. На секунду — когда он смотрит на неё своими открытыми, глупыми глазами, в которых едва теплится надежда и растерянность — Небуле даже становится его… жаль? Но, конечно, ему нужно испортить всё своей наглостью. — Ты знаешь, где она, — утверждает бескомпромиссно. Небула шипит ему в лицо: — Да, знаю. Мертва. Твоя Гамора — мертва. Он сдерживает себя, но она видит, как дёргается его щека и под кожей ходят желваки. Она не очень хороша в определении эмоций, но это слишком очевидно. — Твоя Гамора тоже мертва. Небула лишь проходит мимо. — Что было тут между нами? — спрашивает Гамора, проверяя снаряжение, что осталось при ней. Они договорились: Гамора не спрашивает, а Небула ей не отвечает. — Мы… подружились. Стали сёстрами. — И всё? Не верю. Небула чувствует, как всё внутри замирает, и отводит взгляд от цепких глаз. — Я же вижу, как ты на меня смотришь, — а это уже больше походит на пощёчину. Сколько убеждений «Гаморе лучше с ними», «Гамора любит Квилла», «Квилл — её семья», повторяемых как мантра, должно полететь теперь к чёрту? Волосы Гаморы убраны с плеч за спину. Небула даже не верит, что произносит это вслух: — Я могу тебя коснуться? Ладонь не её, чужая, заменённая, но чувствуется уже привычно. Ложиться на шею, робко, неумело касается пальцами. Гамора смотрит неверяще, но позволяет. Небула так сильно ненавидит всё в этот момент, что дышать тяжело. Она чуть не захлёбывается этой ненавистью, чёрной, горячей, к себе, к Гаморе, к ним, к Квиллу, ко всему, сдерживает желание ударить что-то, укусить, разбить, разнести… Губ касается аккуратно. Она, впрочем, никогда этого раньше не делала.