По удару за каждого

В память о драке в одном из портов Вест Блю у Сача остался небольшой шрам на щеке. Рассмотреть его удастся лишь с большим трудом, и только в том случае, если привязать смеющегося кока к мачте канатами. Не любит он вспоминать подобные стычки, несмотря на непомерную хвастливость и желание покрасоваться. А почему не любит – и сам толком не знает. Вот только этот шрам – тонкая белая полоска на щеке – напоминание о том, как он нес на спине окровавленного Ракуё. Ноги подкашивались от усталости, легким не хватало воздуха, и Сач чувствовал, как кровью товарища пропитывается вся его рубаха. Так себе воспоминание, особо не посмеешься. Или вот ещё – шрам у самого глаза, с которым Сач тогда чуть не попрощался. Они с Харутой возвращались к причалу после гуляний на фестивале. Шли молча, уставшие, но вполне довольные проведенным днем. А потом – Сач тогда и сам не понял, что случилось – он оттолкнул Харуту в сторону, и почти сразу же почувствовал, как лицо будто обожгло, и кровь залила грудь. Это потом, отдыхая в лазарете, он предположит, что услышал шаги или шепот, а может просто почувствовал опасность, прекрасно зная, что пиратам в этой местности не особо рады. У Сача шрамов – как значков на карте. Ожог на руке – напоминание о пожаре на Моби Дике, когда они вместе с Марко и Вистой выносили с корабля бездыханные тела товарищей. Бледный шрам от сабли, пересекающий почти всю спину – доказательство того, что временами и хваленому Фениксу не хватает могущества, и чудесно, что у него есть такой друг, который всегда может закрыть его своим телом. Ещё одно очень важное напоминание было получено благодаря Эйсу, которому в голову едва не угодила пуля. Он потом ходил и извинялся почти полгода, даром, что компрессы не делал и завтрак не готовил. Сач же только посмеивался и говорил, что у него, в отличие от большинства дозорных, прицел не сбит, и что его бояться нужно больше, чем Мировое Правительство. А пуля? Ну, чем черт не шутит. На нем и не такое заживало. Шрам от ножа под сердцем остался от одного из столкновений с дозорными. Отец тогда тяжело заболел, и когда в его каюту ворвались солдаты, Сач был одним из первых, кто бросился на помощь. Застарелый рваный шрам на бедре – не очень веселое напоминание о вечере в пивной, где обычная ссора переросла в поножовщину. Зацепили его тогда так, что он потом пару месяцев хромал на правую ногу. Тонкие розовые полоски на руках – от ночного нападения на пиратский корабль. Сач тогда на всю жизнь запомнил, что ножи – серьезное оружие не только на кухне. Если бы Сач захотел, он бы по всем этим шрамам рассказал всю историю своей жизни. Хотел, но вряд ли бы стал. Шрамы, конечно, украшают мужчину, но эти воспоминания явно не то, чем ему хотелось бы хвалиться. Тяжело вспоминать, как он ковылял до корабля, держа на спине Ракуё, и сквозь грохот собственного сердца пытался расслышать его хриплое дыхание. Не хочется возвращаться в тот ужасный день, когда, закрыв своим телом Марко, Сач, совершенно не чувствуя боли, и, наверное, не до конца осознавая, что Феникс лежит в луже его собственной крови, пытался привести его в сознание. А забыть про день, когда Эйсу едва не прилетела в голову пуля, и Сач на несколько страшных мгновений ослеп, было бы его величайшим желанием. Сач совсем не хвастун, нет. Да, преувеличить он любит, тут уж ничего не попишешь. Приукрасить события тоже не грех, особенно если твои описания делают их только интереснее. Но вот хвалиться тем, что все его тело буквально покрыто напоминаниями о смерти дорогих людей – нет, на это у него сил не хватит. Поэтому он и просит Отца, Марко, Эйса и остальных не вспоминать о ранах и шрамах, о войне и смерти, которые они несут. Даже если эти раны пришлись от самых близких людей.