Hey, Cap!

*** Баки за долгие годы стал едким что ли. Это трудно объяснить. Он не на своем месте, не в своем времени, чужой среди своих. У Баки был только один друг — Стив Роджерс, славный Капитан Америка. Теперь и его не стало — исчез в потоках времени, счастлив, конечно, потому как было, к кому возвращаться. Застрял где-то в семидесятых, все танцует и танцует свой первый танец. Пегги Картер без сомнения повезло. Или им обоим. Баки пытается приспособиться к этой новой жизни. Но сложно. Гораздо сложнее, чем когда он перестал служить "Гидре", оказался сам по себе. Тогда основной целью было спасение шкуры. А сейчас Баки и не знает, что ему делать. Он будто в вакууме. От Мстителей ничего не осталось, да и он никогда не был членом команды, так, просто приходился старым другом Стиву. А теперь внезапно не на кого опереться, некому раскрыть душу и вообще некому. И еще, конечно, Нат. Баки думал о том, что стоило ей все же признаться. Что он все вспомнил, что все знал, и, если бы только мог все исправить, сделал бы. С Наташей они были знакомы давно. Красная комната. Семнадцатилетняя девочка. Он выворачивал ей руки, целовал эти красные искусанные губы в самый первый раз. Она смеялась, кружилась, словно маленькая балерина. Баки не уверен, все в его голове выворочено, выкорчевано. У него нет прежних чувств и эмоций. Но, кажется, Баки любил Нат. Вкривь и вкось, совершенно ненормально. Но все же любил. Он мечтал, что когда все закончится, там, на другом берегу, после войны, он ей расскажет об этом, извинится, что стрелял в нее, когда был Зимним Солдатом. Не в нее конечно, через нее. И вообще, можно ли за такое извиниться? Можно ли что-то изменить? Теперь уже ничего. Баки грустно. По-настоящему. И это завершенность. Закончилась большая война, закончилось время Зимнего Солдата. Он вновь превратился в настоящего мальчика. Только людям больно. Его механическая рука, сделанная в Ваканде, подходит идеально, но иногда все же через бездушный металл проходят фантомные боли. Баки больно жить в этом мире каждый день. Без Стива. Без Нат. Даже без Старка. Но он понимает, что не имеет права жаловаться. А потому идет дальше. Помощь приходит, откуда не ждали. Баки когда-то убил родителей Старка, не успел даже извиниться за это перед Тони. И вот теперь его вдова, Вирджиния Старк, предлагает ему временное убежище во вновь отстроенной башне Мстителей. Это дань памяти Тони, а еще - новая инициатива. Столько лет Пеппер уговаривала Тони бросить это все, жить нормальной человеческой жизнью, и вот сама следует безумной страсти мужа. Наверное, это у них семейное. Башня огромна, места много, Баки соглашается. Ему, пожалуй, некуда идти. И только по этой причине он решает стать мстителем. Смеялся бы Стив. Вместе с ним остаются такие же отщепенцы - Джеймс «Роуди» Роудс, Ванда Максимофф, Сэм Уилсон. Иногда заходят Брюс Беннер и Питер Паркер. Их мало. Катастрофически мало. Но достаточно, чтобы продолжить. Правда Баки не знает, с чего начать. И он ужасно рад, что щит Стив вручил не ему. Он бы не знал, что с ним делать, испортил бы все наследие. Чтобы носить костюм Капитана Америки, нужно быть настоящим героем. Баки же - не герой, он просто солдат. Им и останется. Все к лучшему. *** Морган Старк всего шесть с половиной лет. Её взгляд такой же пронзительный и упрямый, как и у Тони. Пеппер просит приглядеть за ней всего пару минут, Баки не успевает отказаться. У вдовы Старка много забот и проблем, до всего руки не доходят. И вот теперь он сидит и смотрит на Морган, жующую печенье. Она делает большой глоток молока из стакана, облизывает верхнюю губу, но молочную пенку до конца не стирает. - Ты знал моего папу? - спрашивает Морган неожиданно, перестает жевать и смотрит на Барнса. Баки открывает рот, но не знает, что и сказать. Пробует успокоиться. Боже, ей же всего шесть. Не до болезненной честности. - Да, - коротко отвечает. - Мы встречались в бою. И у нас был один общий старый друг — капитан Стив Роджерс. - Вот это, пожалуй, похоже на настоящую правду. - Я помню дядю Стива, - улыбается Морган беззубым ртом, - он приходил к нам на ужин. Папа с ним ругался. - Всегда ругался, - внезапно улыбается Баки в ответ, не может сдержаться. - Но, может, у твоего отца и не было друга ближе? - это вопрос риторический, не для Морган. Но девчушка кивает головой. Они опять молчат, Морган сосредоточенно жует печенье, а Барнс присоединяется. Пробует с шоколадной крошкой, довольно ухмыляется. В его время таких лакомств не было, а он все не может привыкнуть к этой новой жизни, пусть даже в таких мелочах. - Почему у тебя рука железная? - спрашивает Морган снова. - Ты тоже железный человек? Баки глотает печенье. Смотрит на свою руку из вибраниума, она действительно чем-то напоминает костюм Тони. Быть может, только прочнее. - Мне руку отрубили в бою, вместо нее поставили эту, - объясняет, - то есть сначала была другая, металлическая, с красной звездой, ее сделали русские ученые, но потом мы повздорили с твоим папой, и он ее отрубил. Друзья соорудили новую. - Из-за чего вы поругались с папой? - глаза у Морган большие и наивные, но Баки будто смотрит в душу Тони, когда говорит с ребенком. Это очень плохое чувство, потому что он хочет повиниться и попросить прощения. Нельзя. Морган этого не заслуживает. - А твой папа был задирой и вечно лез в драку, - Баки слышит голос и поднимает голову. В дверях стоит Ванда. Она улыбается. Это так редко происходит, кажется, Баки никогда и не видел, как она это делает. Или слишком долго. - Тони отрубил Джеймсу руку, а Джеймс чуть не вырвал в ответ его реактор. Но, думаю, они зла друг на друга не держали. Ванда собрала волосы в узел на макушке, на ней теплая тренировочная кофта и леггинсы, в ушах торчат наушники. Она снова собирается бегать. Рутина помогает держаться на плаву. - Джеймс? - переспрашивает Морган удивленно. - Меня так зовут, - отвечает растерянно Барнс, все еще глядя на Ванду. - Но ты же Баки! - наставительно сообщает Морган, будто они совсем ничего не понимают. Баки смотрит на Ванду, а Ванда глядит на него. Не сговариваясь, они смеются. Громко и по-настоящему, как давно уже не смеялись. *** Сэм отказался от старого костюма Капитана Америки. Он носит свой. Тоже звездно-полосатый, но все же несколько иной. И только щит, прилаженный на руке, говорит о том, что они все еще под защитой. Сэм теперь крутая шишка, просто так с ним кофе не попьешь. Но для старого друга время все-таки находится. Они сидят в самой обыкновенной кофейне, но для жителей Нью-Йорка это теперь центр вселенной. Они просят у Сэма автографы и постоянно делают с ним «селфи». Не то чтобы Баки был против, но вспышки камер его слепят. А еще ему не хочется попасть на пленку, в Интернет, блоги, ему не нужна излишняя популярность. И пусть сейчас он Белый Волк, сам себя он все еще именует Зимним Солдатом. Это о чем-то да говорит. С Сэмом сидеть совсем не то, что со Стивом. Сэм — верный товарищ, храбрый соратник, добрый приятель, но Стив — его лучший друг, Стив верил в него даже тогда, когда сам Баки ни во что не верил. Без Стива тоскливо. Стиву Баки мог бы рассказать о Наташе, о сосущей безысходности, а Сэму не может. Не знает, как начать. Как уместить в короткой беседе за ланчем все его знания о Красной Комнате, о советских спецслужбах, обо всем, что он пережил много лет назад. Стив бы понял. Ну, ладно. - Ты теперь звезда, - ухмыляется Баки, показывая на назойливых фанатов, появляющихся тут и там. - Да уж, знал бы, что вместе со щитом получу все это, никогда бы не согласился, - смеется Сэм, но Баки чувствует, что ему приятно внимание, что есть в этой короткой усмешке некое самодовольство. Все они всю жизнь стояли в гигантской тени Стива Роджерса. Капитан ненамеренно, но прикрывал всех. Он шел впереди, а остальные чуть сзади. Всегда. И вот Сэму наконец досталась первая партия. Баки передергивает плечами, хоть с металлической рукой и получается плохо. Это справедливый обмен. Оказалось, что Стив никогда и не хотел быть первым, пусть кто-то да порадуется этому нежданному геройству. - Как там на службе страны? - снова спрашивает Баки. Он не занимает время, ему действительно интересно. Он никогда не был по эту сторону баррикад, всегда по другую, но, вступив в ряды Мстителей, выполнил то, против чего выступал Стив, и что защищал Тони — он зарегистрировался. Обвинения с него давно сняли, юридически он был чист перед старыми добрыми Соединенными Штатами. И потому он мог быть полноправным членом Мстителей, зарегистрированным супер-героем. Смешно. Стив был бы им недоволен, но вот сейчас, по эту сторону войны, Баки с ним впервые не согласен. - Нормально, - сухо замечает Сэм, становится серьезным, - много бумаг и бюрократии, столько требований, что не сосчитать. Я не понимаю, как Стив с этим справлялся. Я и сам был солдатом, служил всю свою жизнь, но давление велико. От меня требуют быть чуть ли не надеждой нации. Но я ведь не супер-солдат, как Роджерс. Иногда боюсь, что не оправдаю ожидания. - Да брось, друг, - смеется Барнс и хлопает Сэма по плечу, - ты же понимаешь, что ты единственный из нас по-настоящему достойный носить этот щит. Ты — герой, потому Стив и передал тебе щит. - Барнс говорит и верит своим словам. - Он бы отдал тебе, если бы ты захотел, - Сэм предельно серьезен, смотрит Баки в глаза, не в обиде, конечно, и не пытается пристыдить Барнса, просто говорит правду. Баки вздыхает. Не тяжело. Скорее устало. Ему никогда не хотелось быть на месте Стива. Он восхищался другом, был счастлив сражаться с ним плечом к плечу, но вот стать Капитаном Америкой... Пожалуй, это не его стезя. - Сэм, он бы отдал любому из нас, поскольку доверял обоим. И именно поэтому я попросил тебя поговорить с ним. Я не достоин этой чести, хоть и прощен, очищен вроде как от всего, что сделал. Но я, понимаешь, не достоин что ли. Спасибо Стиву за его заботу, но не мне нести эту ношу, она для меня неподъемная. Я слишком устал сражаться. А вот тебе звание национального героя пришлось по размеру. Баки абсолютно искренен. Сэм не его лучший друг, не брат, ближе Стива ведь никого уже не будет, но Сэм здесь и сейчас. И за это Барнс ему ужасно благодарен, только за это Баки не станет ему врать. - Знаешь, кто реально был достоин? - вдруг спрашивает Сэм. Глаза его блестят, Баки не может больше смотреть в них, потому что он знает ответ. - Наташа была достойна, - улыбается Баки. Ему остается только сидеть, смаковать её заморское имя. Наталья Алиановна. Так он называл ее в шутку, когда она злилась. Самое прекрасное из имен, самая достойная из женщин. *** Баки часто просыпается ночью. Он избавлен от кода в своей голове, но не от кошмаров. Его никто не сможет больше взять на поводок, но все то, что он делал, будучи на привязи, забыть невозможно. И некому рассказать. Может, именно поэтому он вот так сильно держится за образ Наташи. Они вместе прошли Красную Комнату, она по-настоящему понимала, что это такое. А теперь и некому, и незачем рассказывать. У них новая жизнь со свежими шрамами. Пора зарубцеваться старым. Жаль, что это не так легко. Баки снова просыпается в поту. Горло жжет, он не может вдохнуть. Садится, кашляет, перхает, пытается прийти в себя. Его жертвы почти всегда безлики, кроме Говарда и Марии Старк. Это убийство он помнит очень хорошо. В деталях. И когда ему снится та проклятая ночь, он всегда пытается помешать самому себе убить Старков, но не может. Просыпается, понимает, что это был всего лишь сон, но легче не становится. Барнс встает, натягивает тренировочный костюм, идет на кухню. За столом сидит Ванда. На часах три утра, а она, кажется, даже еще и не ложилась. Глаза красные, на мокром месте. Пальцы тонкие, белые. Она чудовищно сильна, она смертельно опасна. Но вот теперь она совершенно одинока и потеряна. Баки был воспитан в другое время, он не привык оставлять даму в печали. Он наливает чай себе и ей, садится напротив, пододвигает чашку с горячим напитком. Душу таким не согреешь, но все же. Ванда отворачивается, пытается смахнуть слезы, скрыть свою совершенно неприкрытую абсолютную печаль. Ей неуютно в присутствии Барнса, но и он не знает, что сказать. И вот они, два совершенно незнакомых человека, сидят на кухне и молчат. - Не плачь, красавица, - говорит внезапно Баки на румынском. Он не знает, поймет ли его Ванда, но она шмыгает носом, улыбается. Пытается скрыть свое смущение, уныние, свою ужасную трагедию. - Тебе не спится? - спрашивает она, наконец прервав затянувшееся молчание. - Ты знаешь, я могу сделать так, что тебе больше не будут сниться кошмары. - Не нужно, - отмахивается Баки, даже не думая, не анализируя. - Я хочу помнить все, что сделал. Это не бремя, это моя история. Моя, Стива, Наташи, всех нас. Это как если бы ты решила вычеркнуть воспоминания о Вижене из своей памяти, - Баки всего лишь хочет объяснить, но осекается. Он прекрасно понимает, из-за чего она плакала, но все равно давит на больное. Какой же дурак. Ванда неприятно смеется, но ничего не говорит. Она размешивает чай в чашке, не касаясь ее, одними мыслями. Алый дымок плывет над крутым кипятком, Баки зачарованно наблюдает за процессом. - Я хотела это сделать, - говорит, - но потом передумала. Ты прав, Джеймс, это наша история, ее вычеркивать и забывать нельзя, как бы ни было больно. Баки смотрит на Ванду. Только она называет его Джеймсом, все остальные пользуются придуманным Стивом прозвищем. Не то чтобы ему не нравилась ее серьезность, но слышать имя Джеймс так удивительно. - Если мы оба не можем уснуть, давай прогуляемся, - вдруг предлагает Барнс. Это так странно, но он хочет успокоить Ванду, хочет, чтобы она хотя бы на секунду забыла о своей утрате. Если так, может, и он сам сможет забыть? Ванда смотрит на него пристально, будто боится, что его предложение содержит в себе еще что-то, кроме дружеского участия. Но потом медленно кивает головой. Они выходят на улицу и бредут в сторону центра. Не разговаривают, просто прогуливаются рядом, дышат ночным воздухом и слушают какофонию звуков Нью-Йорка. Останавливаются на границе темного Центрального парка, Ванда достает пачку сигарет и закуривает. Барнс смотрит, как она втягивает никотин в легкие, а выдыхает причудливые алые цветы. Она, словно маленькая девочка, пытается покрасоваться, показать, что она умеет, всему миру. - Покажи лучше Морган, она оценит, - улыбается Баки. - А ты разве не оценил? - улыбается Ванда. Ее глаза зажигаются красным нечеловеческим сиянием. Он только усмехается, качает головой, берет ее маленькую замерзшую ладонь в свою металлическую руку, и ведет прочь. - Вау, - усмехается Ванда в ответ, щупая его ладонь, будто проверяя, настоящая ли она. - Сам-то хвастун еще тот! Баки просто не может удержаться. Он смеется. Он не смеялся очень давно. И поначалу ему кажется, что разучился. Но Ванда подхватывает, и они смеются вместе. Естественно, будто смеялись вдвоем над мелочами всегда. *** У Стива была одна удивительная особенность. Он был идеалистом и верил в чудеса. В героев, в то, что спасти можно абсолютно всех. И Баки, честное слово, всегда восхищался им за это. Не применял к себе, но радовался за других. Потому что на одном энтузиазме Стива, на его огромной вере в людей, держалась целая команда Мстителей. Благодаря удивительной силе духа Стива Роджерса они победили в этой большой и несправедливой войне. Потеряли многих, но многих спасли. Баки благодарен Стиву. Он всегда защищал его, спасал ценой собственных интересов, заставлял идти вперед и жить. Стив был его вечным двигателем, его учителем, братом, его личным Капитаном Америкой. Стив был и останется эталоном человека с большой буквы. Баки никогда бы не принял щит, даже если бы Стив предложил, потому что таким не был. После войны он стал едким и циничным более, чем обычно. Не осталось больше того бесшабашного бравого парня, которым он был во время Второй Мировой Войны. И Белого Волка не стало. Только Зимний Солдат. И так будет всегда. Морган просится увидеться с дядей Стивом, и Баки не может ей отказать. Он вообще теперь ни в чем не отказывает ей. Она скрутила его в бараний рог. Первая и последняя женщина. Хоть и маленькая. Они идут по ровному полю. Могилы расцвечены утренним солнцем. Хэппи следует чуть дальше, не желая нарушать их покой, но и бдительно наблюдая за тем, чтобы Барнс не облажался. А Морган весело скачет по траве, держась за вибраниевую руку Баки, кружится, улыбается. Для нее это не место тишины и скорби, для нее это просто место. - Почему дядя Стив умер? - спрашивает Морган, - он же не погиб в большой войне, как папа? - Не погиб, - соглашается Баки, сглатывает ком, он все еще не знает, как сказать Морган о смерти её дедушки и бабушки, надо ли вообще это делать. Морган за короткий отрезок времени стала ему другом. И Баки теперь думает, а стал бы Тони таким другом, если бы был жив? Эту теорию уже не проверить. - Понимаешь, Стив отправился в прошлое, чтобы спрятать камни бесконечности, но не вернулся, - Баки пытается объяснить, как может. Тем временем они подходят к могиле из белого мрамора. Красивой, пышной, утопающей в цветах. Старик Роджерс умер почти сразу, как вернулся в это время. Наверное, вернулся именно для этого. Его похоронили с почестями, накрыли его гроб государственным флагом, пронесли на плечах военных, под национальный гимн опустили в могилу. Его похоронили совсем не как Тони Старка. На похоронах Роджерса было слишком много людей, не знавших его, чужих, не друзей, и потому все превратилось в дешевый фарс, Барнс даже не дослушал фальшивые речи скорбящих, просто ушел. Он был уверен, что Роджерс где-то там был счастлив, и одного этого было достаточно. - Как это не вернулся? - любопытствует Морган, склоняясь над могилой Стива и читая по слогам надпись, выбитую в камне. - Вернулся Стив из другой реальности, мой друг остался со своей возлюбленной в другом времени, - заканчивает Баки путаное объяснение. - А! Понятно! - улыбается Морган. - Почему ты так не сделал? - Что? - непонимающе смотрит на нее Баки. Хмурится, а Морган только шире улыбается. - Почему ты не отправился в прошлое к Наташе? - спрашивает озадаченно девочка. - Сэм говорит, что ты в нее влюблен. И действительно, - ошарашенно думает Баки. Почему? Он знает, что это так не работает, что он не может отправляться в любую точку времени и пространства лишь по своему желанию, но все же причина не в этом. Баки смотрит на белый могильный камень. Он отдает честь, хоть и кажется себе идиотом. Стив бы тоже смеялся. Но сейчас все абсолютно серьезно. Баки понимает, что не отправился в прошлое, потому что трус. Потому что боится жить в этом мире и изменить что-то тоже боится. Это так просто принять свою слабость, что он облегченно улыбается. Поэтому он не сказал Наташе еще до войны, или во время, неважно. Поэтому он бы не принял щит, поэтому Стив и не предложил. Проще ведь питаться своим горем, своими страданиями. Объяснять все посттравматическим синдромом. Можно даже всю жизнь. Не показываться людям на глаза из стыда и отвращения к самому себе. Стиву было не проще. - Морган, можно я тебе кое-что скажу, - говорит Баки, присаживается рядом с девочкой на колени. Та замирает, кладет ладошки ему на плечи серьезно и торжественно. У нее глаза такие же, как и у отца, на секунду Барнсу кажется, что он смотрит на Тони. Он делал много отвратительных вещей, убивал, пытал, калечил, но вот это - самое сложное из всего. Баки набирает побольше воздуха в легкие, кусает побелевшие губы. Ей ведь всего шесть с половиной. Но она все же имеет право знать. - Морган, много лет назад из-за меня погибли Говард и Мария Старк, твои дедушка и бабушка. Я не хотел этого, но сделал. Прости меня, - Баки смотрит на Морган, а она смотрит на него. Он и не понимает, пока она не касается пальчиком его щеки, что плачет. - Мне мама уже рассказала, - тихо говорит она, - а еще она сказала, что раз папа тебя простил, то и я могу простить. Я не хочу на тебя злиться, - совершенно детское объяснение выбивает Баки из колеи. Он криво ухмыляется, треплет Морган по темным волосам. - Спасибо тебе, - говорит, - папе твоему отдельное спасибо. - Я передам, - смеется Морган, на немой вопрос Баки добавляет, - папа с ангелами, мама говорит, что когда я на ночь молюсь, я могу рассказать ему все, что мне хочется. Сегодня я расскажу о тебе! Тони Старк создал за свою жизнь много великолепных вещей, гениальных машин, но его лучшим, прекраснейшим творением стала маленькая девочка Морган, доказательство того, что у Тони Старка есть сердце. *** Ванда часто плачет по ночам. Её комната находится далеко, но Баки и так знает. Если бы он слышал ее всхлипы каждую ночь, он бы не смог спать вовсе, не только из-за кошмаров. Иногда он приглашает ее прогуляться, и они бродят по ночному Нью-Йорку, каждый в собственных мыслях, но все-таки вместе. Но чаще всего Ванда отказывается. Ей легче переносить свою боль в одиночестве. Друзья ей не требуются. И Баки не лезет, потому что попросту не знает, что нужно сделать. В энный раз проходит мимо ее комнаты, останавливается, прислушивается. Слышит всхлипы, конечно. Баки стоит, раскачивается на пятках. Эта нерешительность, нежелание нарушать границы, лезть не в свое дело сводит его с ума. Но сердце все же не на месте. Он буравит взглядом ее дверь. А потом все-таки стучит. Почти сразу воцаряется полная тишина. Ванда перестает плакать, а Баки перестает дышать. - Можно войти? - спрашивает он. Молчание словно приговор, будто стук по гробовой доске — без ответа. Это самое тяжелое испытание, возможно, даже тяжелее, чем сказать Морган правду. И Ванда отвечает: «Можно». Баки заходит в ее комнату. Она сидит в пижаме на смятой постели и курит сигарету, не открывая окна, не используя пепельницу. Пепел скапливается в ее ладонях, парит серым маревом в воздухе. Баки ничего не говорит. Садится рядом. Он ничем не может помочь, ничего, совершенно ничего не может сделать. Облокачивается на спинку кровати, привлекает Ванду к себе металлической рукой. Она не сопротивляется, ложится ему на грудь. - Ты знаешь, что мы с Романофф были знакомы раньше? - спрашивает. Ванда не отвечает, и Баки продолжает, - Еще в пятидесятых, на проекте «Красная Комната». Ее готовили быть Черной Вдовой, наемной убийцей, я уже тогда был Зимним Солдатом, я ее и обучал. Ей было всего семнадцать. Мы были вместе недолго, после того, как нас раскрыли, меня заморозили, вычистили память. Когда я впервые вспомнил Стива, я вспомнил и Наташу. Я хотел поговорить с ней после войны, но не успел. Теперь шанса уже не будет. Ванда молчит, просто ровно дышит на его груди. Баки уже думает, что она уснула, но потом вдруг говорит: - Вижен спас мне жизнь. Ты знаешь, он так неуклюже за мной ухаживал, это было смешно, он не совсем человек, не понимал, как угодить мне, чего мне хочется. Но это было прекрасно. Я провела с ним три лучших года своей жизни. Я столько всего не успела ему сказать, мы столько всего не сделали вместе. И уже никогда больше не сделаем, понимаешь? Баки ничего не отвечает. Просто прижимает Ванду к груди. Он понимает ее лучше, чем другие, рад, что ей удалось ему все это рассказать. Гладит ее рыжие непослушные волосы, перебирает прядки так, как когда-то перебирал Наташины. Баки закрывает глаза. Он знает, почему он не отправился в прошлое. Потому что прошлого больше нет, но у них всех есть будущее. Он не отправился в прошлое, потому что тогда бы Ванда осталась совершенно одна, а он не может оставить её одну. Почему? Наташа — лучшее, что было с ним в прошлой жизни, луч света в темном царстве «Гидры». Ванда — лучшее, что есть в его настоящей жизни. Она плачет. Снова плачет, цепляется нервными пальцами за его шею. - Не плачь, красавица, - говорит на румынском, целует в шапку волос. Ванда усмехается сквозь всхлипы. *** Сэм и Баки отбиваются от наемников, прижавшись спиной к спине. Барнс чертыхается и пытается перезарядить автомат. Затвор заклинило, не выходит. Отбрасывает бесполезную железку прочь, работает руками. Это никогда не было проблемой. - Эй, что там у Вас с Вандой, расскажешь? - усмехается Сэм, раздавая удары направо и налево. - Не расскажу, - сквозь зубы цедит Баки, ему не до романтических бесед с Сэмом. Тот все хотел Стива пристроить, теперь, видимо, взялся и за Барнса. - Я щит дам подержать, - хохочет Сэм, одним точным ударом укладывая на покой сразу двух врагов в камуфляже. - На кой он мне? - раздраженно спрашивает Баки. Эту беседу они ведут слишком давно. Сэм настаивает, что щит принадлежит Баки, а Баки всегда осаживает Сэма — Стив ведь не так решил. - Я - Сокол, я летать хочу, понимаешь? - тянет Сэм. - Я заколебался бегать по земле, я в небо хочу. - И сейчас это звучит искренне, пусть неуважительно к наследию Капитана Америки, пусть упрямо и несколько по-детски. Зато честно. Баки скрипит зубами, вырубает с ноги ближайшего наемника. Он ненавидит весь этот пафос, связанный с Капитаном Америкой, эту историю, плакаты, куклы, майки, это не для него. Он не хочет быть национальным героем, он просто хочет помогать людям. Помогать своим друзьям. Прямо как и Стив Роджерс. Баки даже замедляется. Раньше он участвовал в войне, потому что только это и умел, ему не важны были последствия и причины тоже, его интересовал процесс. Сейчас вдруг все стало по-другому. Только результат имеет вес. Он не хочет воевать, ему нужно защитить то, что он имеет, что создал своими руками. Это очень важно. Стив все-таки пройдоха. Знал же, что так все и выйдет. Не могло быть иначе. - Ладно, давай свой щит, - чеканит Баки. Сокол взлетает с боевым кличем в воздух. Баки возится, не может приладить щит на правую руку. Когда ремни удается затянуть, он не ощущает ни тяжести вибраниума, ни огромной ответственности на плечах, он ощущает себя удивительно легким, на своем месте и в своем времени, своим среди своих. Баки знает, что не станет Капитаном Америкой, примерив щит Стива. Но он может попробовать.