***
Машина затормозила на заправке и Саша, сказав друзьям в окно: «Сидите тихо, детишки», — пошёл к оператору. — А тебе реально отец оружие дал? — чуть повернув голову к багажнику спросил недавно рассмешивший всех парень. — Но, — отозвался Юра, — Если Катька его взять не забыла. — Да взяла я его, взяла! В рюкзаке лежит. — А… — На коленях у меня рюкзак стоит, — раздраженно перебила его сестра, предугадывая вопрос. — Выклянчил значит, — не обращая внимания на перепалку, с лицом истинного философа прокомментировал шутник. — Лёшенька, завидуй молча, — как-то лениво отозвался Юра, устраивая голову поудобнее на девичьих коленях. В переднее окно, со стороны Маши, заглянул водитель. — Не переубивали друг друга? — с улыбкой спросил он, обводя салон взглядом. — Я за ними слежу, — отзеркалив его улыбку отозвалась Маша, и он чмокнув её в нос снова исчез. — Фу… — Мерзость какая… — Не при детях же… — притворно возмутился весь «второй ряд». — Цитируя классика: «Завидуйте молча». — И мы не дети, — лениво протянула Аня, отбивая Юре «пять». Единственным минусом поездки в лес, если не считать громких выстрелов по банкам, от которых уши закладывало, была очень долгая дорога. Нет, если выехать с рассветом и гнать под сотню, можно было бы добраться туда значительно быстрее, но выезд, хоть и был назначен на 10 утра, как это всегда случается, произошёл лишь в 12, а то и позже, машина была загружена под завязку, да и людей ехало много, из-за чего разогняться было нежелательно, поэтому сейчас приходилось пробираться через предвечерние сумерки. За день все достаточно вымотались, как обычно бывает в продолжительной поездке, из-за чего «не дети» спали в багажнике, накрыты пледом, а остальные просто смотрели в окна, пережидая дорогу. — Сашенька, мы же уже не в городе. Может поедем побыстрее? — с усталым безразличием спросила Маша, лениво переводя взгляд на водителя. — Машина забита. При чём тут локация, — раздражительно буркнул парень. — Сань, реально давай побыстрее. Сил уже нет, — поддержала подругу Лёша. — Тачку ты мне чинить будешь? — резко бросил водитель, повысив голос, по понятным причинам уставший сильнее остальных. — Хорош, мелких разбудишь. Давай я поведу. Отдохни, — осадил его Женя. — Нормально я, — уже мягче отозвался водитель, включая дальний свет. Катя беспокойно повернулась к багажнику, но брат и его девушка спокойно спали. — Ну, ну. Ты же всегда, когда тебе нормально, на людей лаешь, — с внезапной улыбкой сказала Маша, — Катюш, может в твоей «аптеке» успокоительные завалялись? — её глаза хитро блеснули в свете фар, проезжающей мимо машины. — Нет, — с «безграничным расстройством» отозвалась девушка, — Нитки с иголками есть. Могу рот ему зашить, — она тоже улыбалась, да и остальные казалось приободрились. — Нитки и иголки? — непонимающе спросил Женя. — Тебя с нами в тот раз не было. Юрка себе чуть палец не отрубил. — Да, столько крови было, ужас! — ввинтила Маша. — Чем? — Перочинным ножиком! — язвительно протянул Лёша, — Топором, естественно, дрова рубил. — Да, вот с тех пор Катя сошла с ума, и помимо обычного набора туриста у неё с собой хирургические нитки с иголками, — закончила Маша. — Это не нормально, — Женя в упор уставился на подругу. — Мне так спокойней. — Но это не нормально. Напоминаю — тебе двадцать три, ты закончила мед и работаешь врачом. — Да, но так все равно спокойней. — Врач — трусишка, — вернул-таки колкость водитель, все же прибавляя газу.***
Холодный ветер дул в открытые окна, принося с собой запах хвои смешанный с бензином. Это странная смесь ассоциировалось у всей компании с детством, когда они с родителями Кати и Юры ездили в этот лес. Первый Новый год, который Катя праздновала без родителей, но с этими людьми. Тогда рубить или везти ёлку было откровенно лень, поэтому украшали ту, что было на улице. Маша выбрала её по одним только ей известным критериям. Здесь отец учил Юру и Катиных друзей стрелять. Так появилась традиция каждое лето уезжать сюда «на природу», как называла это мама, и сама Катя, а теперь ещё и Аня, или «пострелять по банкам», как называла это мужская часть компании и ко всеобщему удивлению Маша. Мысли текли вяло, под стать времени. У Кати только получилось задремать, когда в сознание ворвался мерзкий скрип тормозов. Едва она открыла глаза, как переднее стекло загородила другая машина. Они завертелись, а в салоне установилась странная тишина. Никто не кричал. Машина соскользнула с дороги, и упав набок они покатились. Крика по-прежнему не было, только кровь стучала в ушах. Перед глазами стояла темнота, отчего девушка не могла понять она ослепла или же закрыла глаза, но рефлекторное прижалась к чему-то. Трудно сказать сколько это длилось. Время будто сжалось в крохотную точку и разжалось, когда её вынесло на улицу через переднее стекло. Казалось, каждая кость сломалась и пробила кожу. Девушка услышала чей-то крик, но так и не смогла осознать, что голос принадлежал ей. Боли не было, и в голову пришла странная мысль, что адреналин прекрасный обезболивающий. Катя открыла глаза. Обнаружив себя на спине, она повернула голову набок, пытаясь найти взглядом брата, но мир никак не хотел работать по законам физики. Было ощущение, что смотришь фильм на DVD, а диск зажевало, и вот картинка то замирает, то несётся пару секунд на второй космической и вдруг опять замирает. Сознанное выцепляло какие-то абсолютно разрозненные вещи — вот машина в метре лежит на боку, вот Саша с открытым перелом малоберцовой или берцовой? Нет, всё же малоберцовой кости, даже осознание того, что она вылетел в переднее окно было. Зато оценить повреждения собственного организма или найти уже в конце концов брата было непосильной задачей. Это раздражало! А ещё клонило в сон. Слева послышались стоны, но даже при большом желании девушка бы не смогла бы повернуться на звук. Тело не слушалось, даже пальцем пошевелить не получалось, и это выбешивало ещё сильнее! А ещё клонило в сон. Боли по прежнему не было, и осознание этой противоестественности било по измученным нервам. В сон клонило всё также, но врач в её голове, яростно кричал голосом отца, что засыпать нельзя. Только поддайся и сырая темнота с могильным запахом заберёт тебя. Не выберешься. К тому же, для начала надо было отыскать брата. Будто через слой воды она уловила, как кто-то голосом полным полным боли, страха и отчаяния зовёт её по имени. Некое третье чувство дало понять, что это брат. Её маленький, несмышлёный брат звал на помощь. Темнота расступилась, зашипела, как вода в масле, и Катя даже дёрнула пальцем, но в этот же миг и боль, и темнота с могильным запахом набросились на неё, разрывая на куски. Уже знакомый крик оглушил её, но она опять не поняла, что кричит сама, что слёзы текут по щекам, а брат, слыша это заходится рыданиями и зовёт маму. Темнота звала и манила, могильный запах уже не казался таким уж и противным, даже свежий, если подумать. Может барабанные перепонки лопнули, может ещё что, но тишина была поразительная. Хоть и пугала. Но это мелочи, главное, что нет боли. «На секундочку прикрою глаза. Только на секундочку и ту же открою. Ну может на две», — думала Катя пока летела в чёрную трубу. Тишины уже не было, зато слышались слова, было ощущение что на финском только мелодичнее. Голоса звучали удивлённо, говорили что-то скороговоркой, но вроде не возмущались. Темнота больше не пахла могилой, она пахла смолой и шишками, став внезапно тёплой-тёплой, вроде как над костром руку держишь. А мелодичный финский звучал уже ласково и будто извинялся. Перед кем? Перед ней? Никто не ответил.