Гроза под зонтом

      С полудня гремело затянутое тучами небо, разбивалось оглушающими раскатами, сперва далёкими, едва пробивающимися сквозь шум улицы, после — громогласными, словно разгневанными пренебрежением горожан.       Слава с восторгом ловил сквозь грязноватые окна секундные вспышки молний, что раскалывали небо над живым и жарким Сочи. Его запыленные улицы с раскалённым асфальтом вопреки предупреждениям с неба были полны людьми: отдыхающими, местными, туристами, которые смело игнорировали гром, гуляли, смеялись, спешили по своим делам. Славу затянуло в атмосферу движения и остро пронзило ощущением скованности полутьмой комнаты. Номер дешёвого отеля порядком опостылел, его стены давили скукой. Схватив ветровку, Мясников вылетел в объятья душных улиц курортного города. Воздух тяжёлым пледом придавил сверху, но парень упрямо шёл к парку неподалёку от гостиницы. Вспышка, рокот — прямо над ним, вокруг, внутри. И с неба сорвалась первая капля, тяжёлая и тёплая. А за ней — стена. Жёлтая футболка, брюки, ветровка в руках моментально промокли. Волосы липли ко лбу. Слава поднял голову вверх к новой вспышке молнии, он словил её взглядом и засмеялся. Его отпускало напряжение, захватившее мысли и сердце после финала летнего кубка. Ливень очищал улицы от пыли, прибивал её книзу, наполняя воздух свободой и запахом озона. И Славка вдыхал его полной грудью, улыбаясь широко-широко.       Стайками пугливых птиц люди наконец разбегались прочь от проливного дождя под надёжные крыши домов и с удивлением оглядывались на Славу, который и не думал прятаться. Он успел дойти до конца аллеи и выйти к какой-то остановке, мокрый до нитки и довольный до чёртиков, когда в сознание врезалась одинокая фигура на тротуаре. Знакомые приметы: от пшенично-рыжей макушки до старых, но «потрясающе удобных» кроссовок — это мог быть только один человек. В левой руке зонт, другая привычно в кармане. Андрей Рожков собственной персоной. Он стоял спиной к Славе и пока не видел его. Радость и лёгкость бурлили внутри, подначиваемые рокотом грома. Хотелось налететь на мужчину сзади, обнять, специально забрызгав и намочив слишком сухого для такой погоды Рожкова. Слава уже почти взял разбег, когда детская придурь внезапно вылетела из него. Вместо этого Мясников быстро приблизился к другу, едва не ступив в лужу, но намочив-таки ноги. Хотя чего уж там, всё равно с него водопадом лило.       — Привет, Андрюх, ну и погодка, скажи! — На лице улыбка во все тридцать два, а как иначе, когда Рожков рядом?       Тот оборачивался медленно, почти нехотя. И Слава наконец заметил и поникшие плечи, и напряжённую спину. И опущенные уголки губ, которые обычно растягивались в мягкой усмешке, а то и широкой лыбе, когда Мясников дурачился.       — Слава? — потерянный голос, словно Андрей только проснулся. — Ты чего без зонта?       Слава фыркнул, понимая, что это правильный вопрос, но как-то не к месту сейчас. Почему? Может, от того, что запоздал, а скорее потому что очень уж странно они выглядели со стороны. Счастливый и мокрый до последней нитки на трусах Слава стоял напротив абсолютно сухого, но ужасно грустного и усталого Андрея. Дрожь пробрала неожиданно, а оттого заметно. И сердце почему-то забилось чаще, соревнуясь с громом по оглушительности.       — Да ты замёрз уже, Славка, сдурел, что ли?       Рожков шагнул вперёд, поднимая зонт — неожиданно большой для одного, но едва вмещающий двоих — над парнем.       — Я мокрый давно весь, не надо, — попытался отступить он, но Андрей удержал за плечо.       — Стоять. Сейчас быстро в гостиницу вернёмся, не хватало ещё тебе заболеть перед отъездом.       — Да ладно, лето же, дождь тёплый, — неловко улыбнулся Слава.       — Тёплый — не тёплый, простудишься влёт.       Гром напомнил о себе, заставив Андрея вздрогнуть. Его рука всё ещё была на плече Славы, который чувствовал тепло ладони сквозь мокрую ткань. А ведь правда замёрз. Он виновато глянул на хмурого Андрея. Хотя сам был немного выше Рожкова, всегда смотрел словно снизу вверх, сутулился иногда, за что вне репетиций получал тычок в позвоночник и укоризненный комментарий о намечающемся горбе. Даже после года в одной команде, Слава робел временами перед капитаном. Рожков отпустил его руку и подтолкнул к подъехавшему автобусу. Всего одна остановка, но так будет действительно быстрее.       — Давай пулей в номер — переодеваться, — напомнил мужчина, когда они вышли почти у самых дверей отеля.       Слава подумал было, что на этом всё и закончится, но хмурый Рожков проводил его до номера и вошёл следом.       — Не доверяешь? — поддел Слава, на которого снова накатила игривость.       — Проверяю, — буркнул главный пельмень в ответ. — Как закончишь, топай в ванну, я тебе воду наберу, чтобы ноги прогрел.       — Да что ты со мной, как с маленьким, — и немного обиды в голос, наигранной, чтобы скрыть смущение.       — Да ты такой и есть — ребёнок. Третий десяток пошёл, а он под дождём бегает. Живо сушиться!       Славка хихикнул и скрылся в спальне. За стеной зашумела вода. Санузел, насколько успел оценить Мясников, был совсем небольшой, напоминавший о временах Союза вмонтированной прямо в стены ванной, у которой свободным оставался один борт из четырёх. Он вошёл туда, переодетый в сухую футболку и шорты. Рожков куда-то пропал. Решив не гневить капитана ещё сильнее, Слава скинул шлепанцы, уселся на бортик ванны и опустил ноги в… кипяток! Так ему, по крайней мере, показалось в первые секунды. Холодные конечности закололо, обожгло, и Слава тут же поднял их над водой, цепляясь пальцами за гладкие борта, чтобы не завалиться назад.       — Осторожней! Ах ты ж!       Сильная рука удержала Мясникова от падения, но от резкого движения чай, который принес Андрей, выплеснулся на кафель.       — Извини, обжёгся?       — Нет, но ты чего балуешься — недовольно спросил Андрей.       — Горячо!       — Дитё, как есть дитё. Медленно опускай.       Слава надулся, но последовал совету, когда щиколотки скрылись под водой, он забрал чай. Его взгляд упал вниз.       — Эй, ты тоже ноги промочил, давай присоединяйся!       Рожков гулял в кроссовках, которые снял на входе, поэтому на зелёных носках отчётливо выделялись мокрые пятна.       — Да ладно, я у себя в номере в душ приму, — отмахнулся Андрей.       — И кто из нас ребёнок? Залезай сюда, места хватит. А то знаю я тебя: замотаешься, забудешь. А так я хоть скучать не буду.       Тяжёлый вздох ознаменовал капитуляцию и смирение. Довольный собой Мясников отхлебнул чай и чуть не подавился. Горячий. Он промолчал, не желая снова слышать про «ребёнка», но Андрей всё равно заметил и хмыкнул, хотя и промолчал.       — Держи, кстати.       — М?       Андрей протянул ему полотенце.       — Волосы высуши.       Слава отставил в угол чашку и накрыл голову полотенцем. Рожков тем временем присоединился к нему, сев справа на бортик ванны. Зажмурившись, Мясников принялся остервенело тереть голову.       — А ты почему… один был? — спросил он, переводя дыхание. — Где парни потерялись?       — Они в пивную пошли, последний день и всё такое.       Отрешённость в его голосе заставила Славу посмотреть на Андрея внимательнее. Тот сидел с закрытыми глазами, привалившись к стене. Хмурился. Тучи над Сочи в сравнение не шли с теми, что висели бы над Рожковым, окажись они в каком-нибудь американском мультике. Никакой зонт не смог бы спасти от грозы, что бушевала в душе капитана «Уральских пельменей».       — Ты чего как в воду опущенный? — попытался пошутить Славка. — Ну, что случилось с лучшим в мире капитаном?       — В том то и дело, что не лучшим, — бросил Андрей, глядя отрешённо на старый смеситель. — Провалиться на летнем кубке после успеха в Высшей лиге нужно было постараться. Даже в финал не вышли. Накапитанствовал.       До Мясникова внезапно начало доходить. Он вспомнил, как быстро ушёл Андрей после награждения чемпиона летнего кубка. Как отказался идти с командой на фуршет в честь окончания сезона, отговорившись головной болью и усталостью. Как избегал всех, кроме разве что Сокола, да тот и не лез особо, хлопнув Рожкова пару раз по спине, когда они выходили из отеля. А ведь на репетициях, до того, они шутили, дурачились как обычно, выкладывались на полную. Андрей, правда меньше, чем обычно слушал ребят с их правками и предложениями, но никто не спорил, зная, что капитан всегда принимает верные решения, словно компасом находил удачные образы и шутки, от которых зал сгибался пополам от хохота.       — Ты что такое говоришь-то? Как это не лучший? — Славка подался вперёд, схватил Андрея за плечи, как смог, едва не опрокинув в воду. — Мы же не просто так стали чемпионами прошлого года. С другим бы не вышло. Да и не пошёл бы я к другому капитану. Только к тебе. Самому умному, весёлому, находчивому, потрясающему…       Слава говорил то громче, то тише, к концу почти шепча. И продвигался всё ближе, рискуя грохнуться на пол, но Рожков удержал обоих, вцепившись в футболку Славки. Они оказались слишком близко. Внимательный взгляд Андрея летал по лицу парня в поисках чего-то. «Серо-голубые», — невпопад отметил Слава, осторожно двигаясь ещё ближе. Сердце бухало в груди, в ушах, в горле. В глазах Андрея на миг сверкнули молнии, и Славка подался вперёд, накрыл его губы своими, ладонью касаясь груди, где так же упоительно грохотало чужое сердце. Когда Рожков вдруг отстранился, Слава испугался. Он молчал, холодея, пока Андрей вылезал на коврик около ванны. Сглотнул, когда тот подошёл вплотную. И вскрикнул от неожиданности, когда его подхватили на руки, словно барышню, и понесли в спальню.       — Не урони только, — пролепетал Славка, вцепляясь в плечи Андрея, на что тот чуть сдавленно фыркнул. Под пальцами ощущались напряжённые мышцы, скрывавшиеся обычно под яркими рубашками летом и мягкими свитерами зимой.       — Ты сколько весишь-то? Полтинник? — насмешливо спросил Андрей, ногой открывая дверь.       — Пятьдесят восемь, вообще-то!       Рожков усмехнулся и осторожно опустил Славу на постель. Узкая кровать не давала места для манёвра, поэтому Андрей просто лёг сверху, возвращая поцелуй.       Казалось, только что были мягкие касания губ, языков, поглаживания кончиками пальцев по волосам и лбу, но одно колено Андрея уже прижалось к паху Славы, который почти машинально раздвинул ноги. Руки парня прошлись по пуговицам чужой рубашки, быстро — благодаря опыту скоростных переодеваний между номерами — расстёгивая их и забираясь под майку к коже. Горячая и мягкая — контрастом к плотным мышцам пресса под ними.       — Ох, — выдохнул Андрей и замер, посмотрел сверху вниз. — Ты уверен?       — Немного странный вопрос в данной ситуации, не думаешь? — с мягкой иронией ответил Слава и повёл бедрами вверх, чтобы точнее указать на «ситуацию» под тонкой тканью своих шорт. Андрей улыбнулся и опустился ниже.       Их первый раз был неловким и быстрым. Они смеялись между поцелуями, переспрашивали нормально ли, как лучше и «ой, нет, прекрати щекотаться, Рожков, дай хоть выдохнуть!» Изучение друг друга отложили на будущее, расслабленные и слегка уставшие, вымотанные жарой и дождем. Андрей полусидел, подложив под спину подушку. Слава сполз ниже, удобно улёгшись на грудь Рожкова.       — Не тяжело? — уточнил он.       — Нет, пока, лежи, — успокоил тот и обнял одной рукой поперёк груди.       — Андрей? — неуверенно начал Слава.       — Чего?       — Почему ты?.. Ну, то есть, ты тоже? Или… как?       Слава замялся, сбился, извернулся, стараясь посмотреть на замолчавшего Андрея, но тот прижал его к себе сильнее, зарылся носом во влажные волосы и шикнул, понял, мол. Молчание затянулось, тягуче перетекая в неловкость. Но вдруг Рожков выдохнул и тихо признался, решившись:       — Мне с детства нравилось пение соловьёв. Мог слушать их часами. Ты тоже соловушка, капитан с лесоповала.       — Но я не пел тогда в номерах! — с лёту понял он, на что намекал Андрей. — Только, когда мы с ребятами…       Он вспомнил день, когда его прошлая команда, в которой он стал капитаном за пару лет до первой встречи с «Уральскими пельменями», собралась на пикник перед самым началом КВН. Последнюю прогонку они провели с утра, решили, что перед дебютом на серьёзной сцене не нарепетируешься, поэтому могли позволить себе расслабиться на природе. Пельмени, кажется, подумали так же и даже выбрали поляну по соседству. Друг другу компании не мешали, потому Слава почти забыл об их присутствии. Пока жарились шашлыки, Мясников развлекал себя и команду песнями под гитару. Ему не хватало музыки на сцене, он жалел, что почти исключил их из номеров, оставил лишь одну — лучшую, поэтому отрывался как мог. До хрипоты и боли в пальцах к концу посиделок.       — Я заслушался, — проговорил Андрей тише. — Брекоткин через час нашел меня под сосной, объявил, что меня чуть ли не с факелами и собаками по всему лесу ищут, а я тут, видишь ли, песенки слушаю. А я заявил, что, если на завтрашнем выступлении этот смазливый парень с гитарой споёт что-то юморное, я заберу его к нам. Ты мне ой как понравился своими песенками о счастье и любви.       Парень захихикал и скатился вбок, чтобы видеть друга. Андрею пришлось прижать его к себе, чтобы Славка не кувыркнулся с постели. Он лёг боком, но всё равно был близко-близко прижат к Славе. Жар прокатился по телу, разнося желание, питая новую волну возбуждения. Дыхание участилось у обоих и замерло в поцелуе. Мясников снова оказался под Андреем, хватая воздух покрасневшими губами.       — Я тоже хочу! — вырывалось у Славки, и Рожков кивнул довольно:       — Всё будет, мой хороший. Теперь всё у нас будет.