настоящее

Минсок делает очередной глоток — он потерял им счет — и опускает голову вниз. Ему мерещится знакомая ладонь, накрывающая его колено, и парень давится выпитым, едва не выплевывая все на свои штаны. — Эй, ты в порядке? — Чондэ пару раз крепко хлопает его по спине, обеспокоенно наклоняясь ближе. — Не в то горло попало. — О чем-то задумался? — девушка напротив него растягивает губы в соблазнительной улыбке, но все, о чём думает Минсок — едва заметная родинка, украшающая совсем другую ухмылку. О своем быв- — Песня знакомая. Как бы в подтверждение сказанному, оборачивается в сторону диджея и, поймав взгляд Чанёля, затуманенный атмосферой клуба, кивает ему горлышком бутылки. Тот улыбается уголками губ и снова теряется где-то вне реальности, погружаясь в громкие биты. На втором этаже, где они заняли столик, не так душно, как внизу, среди танцующей толпы, но Минсоку все равно тяжело дышать. Было бы неплохо выйти наружу и закурить, но Чондэ содрет с него три шкуры за возвращение к дурной привычке, поэтому он терпит и вливает в себя уже которую бутылку пива. Говоря о дурных привычках и возвращениях к ним, именно поэтому Минсок сегодня и здесь — получить заменитель своей очередной одержимости, который ему прописал Чондэ едва ли не по лицу, когда тот собирался отказаться. Две девушки за их столиком появились будто бы из ниоткуда и кокетничали уже добрых минут пятнадцать. Очевидно, что единственное, о чем думал Минсок, смотря на эти попытки во флирт — как хорош в них Бэкхён. Вот оно. Бэкхён. Имя-табу на его искусанных губах. — Минсок. Только вот, он не воспринимает его как табу, не отмечает мысли об этом человеке как запретные. — Минсок! — А? Чондэ посылает ему один из своих «man, be cool» взглядов, и Минсоку хочется спрятаться под стол. — Чанёль уже заканчивает, и дамы хотят познакомиться, ты идёшь? — Да нет, я, пожалуй, подожду тут, посторожу наш столик. Его друг на это только закатывает глаза, но все же оставляет Минсока одного, хотя можно с точностью сказать, что эта отмазка ему еще аукнется чем-нибудь неприятным. Чондэ в своей заботе всегда очень грозен. Блокировка смартфона снимается с характерным звуком, который не слышно за музыкой в клубе, и глаза Минсока скользят по знакомым чертам лица на заставке. Полгода назад Бэкхён, неведомым образом узнав пароль, убедился, что будет попадаться своему парню на глаза каждый день, сделав пару десятков селфи и выбрав одно, которое сейчас как плевок в душу и игла следом. Минсоку пора бы сменить заставку, но для этого, во-первых, надо найти другую, что слишком затратно по усилиям, во-вторых, надо захотеть, а у него пока с этим проблемы. Он в курсе, что со стороны выглядит очень жалко, но ничего не может с этим поделать, ничего не желает с этим делать, если честно, потому что двигаться дальше сейчас кажется предательством самого себя и он попросту _не готов. Неважно, сколько раз Чондэ еще повторит, что оно того не стоит, ведь прекрасно видно, что это неправда, Чондэ это сам понимает, но Минсоку никогда по-другому не скажет. В такие моменты лучше всего его понимает Чанёль — человек, в своей жизни уже будто потерявший десятки таких же особенных, каким Бэкхён оказался для Минсока, на самом деле, еще ни разу не деливший ни с кем постель, потому что хочу по-серьёзному. Он открывает нужную переписку и долго сверлит взглядом одно-единственное, последнее в цепочке сообщений, «дома». Они не съезжались, не жили вместе, но Бэкхён неизменно называл его квартиру домом, на что Минсок будто бы и не реагировал, внутри теряясь в собственных эмоциях. Вся правда в том, что он каждой частичкой себя обожает все то, чем является Бэкхён. И знает наверняка, что Бён до него абсолютно сумасшедший и ненормальный, повернутый на Минсоке, как художники на своей будущей лучшей картине. Забавно, как легко можно друг друга разбить, когда без конца задерживаешь дыхание, чтобы не выпустить из легких слишком много «ты нужен» за раз. Минсок раздумывает, достаточно ли он выпил, чтобы сделать пьяный звонок. Палец зависает над нужным контактом, но так и не опускается — слишком это безрассудно, говорить ему все равно нечего. Благо, есть еще алкоголь, чтобы ни о чем не думать. Он прорывается через толпу и ловит себя на том, что ищет среди танцующих знакомую фигуру, ждет, что Бэкхён придет сюда, за ним, схватит за руку, ухмыльнется и скажет: «Ну как, нагулялся?». Минсок не любит чувствовать себя слабым, но сдаваться Бэкхёну слишком привычно. Приятно. Когда ему уже тяжело дышать от окружающих людей и собственных мыслей, он наконец добирается к бару и заказывает себе «неважно что, но не сильно сладкое и алкогольное». Бармен уже через минуту ставит перед ним высокий стакан, на содержимое которого Минсок даже не обращает внимания, пока не делает первый глоток. Знакомый вкус чуть горчит на языке, и ему хочется смеяться над своей удачей. К нему подходит Чондэ и отбирает коктейль со словами: — Тебе что, нравится эта дрянь? Минсок скептически смотрит на то, как парень одним глотком отпивает треть содержимого стакана. — Ты зовешь его дрянью, только потому что его пьет Бэкхён? — По моим расчётам это имя уже должно было вылететь из твоей головы. — Он вообще-то тоже твой друг, Чондэ. — Друг, который пригрозил свернуть мне что-нибудь, если я появлюсь перед ним в ближайшие две недели. Минсок ухмыляется, отбирая обратно свой коктейль. Ему хочется представить, как жидкость выжигает горло и внутренности, как сметает ненужные желания и мысли. Он знает, что все будет наоборот, что будет опьянение и прилив энергии, будет только хочухочухочу и никаких тормозов. — Если ты собираешься напиться, то я брошу тебя одного прямо здесь и сейчас. — Не уверен, что мне не все равно, Чондэ. К ним подходят девушки, ранее сидевшие за их столиком, и Минсок, не долго думая, хватает одну из них за руку и тащит её на танцпол. Между двигающимися телами жарко и тесно, от духоты и громкой музыки теряется чувство реальности, а тело двигается на автомате. Вот его руки скользят по её талии, губы складываются в ухмылку все ближе и ближе к чужим. Кажется, что всё, режущее сердце, разлетается, размывается солёным потом. Он наклоняется к её уху, намереваясь прошептать что-нибудь грязное, когда горячее дыхание на его шее, кончик языка по разгоряченной коже, пальцы в его волосах. Минсок вздрагивает и отгоняет ненужное воспоминание. Девушка не замечает или не хочет замечать, только жмётся ближе, сжимая его рубашку. Звук падающих ключей, хлопнувшей двери, расстегивающегося ремня. Через тяжелые биты он может уловить её томный голос, но не понимает слов, не разбирает собственных ощущений. Минсок. Хён. Минсок. Минсок. Минсок. Он выдыхает имя Бэкхёна, вдыхает воспоминания о Бэкхёне, на кончике языка удерживает вкус чертового коктейля. У девушки большие глаза, темные тяжёлые кудри, желание быть с ним, сейчас, по-настоящему. Минсок прикусывает губу и закрывает глаза. Извиняется перед ней, отпускает тонкую талию и рвётся подальше от тесноты и нехватки воздуха. Рядом с клубом полно людей, тишину украли нетерпение еще не вошедших внутрь и музыка, раздающаяся изнутри. Минсок шагает по улице и заворачивает за угол, прислоняясь спиной к холодной стене. В груди стучит сердце, заходится диким ритмом. Оно быстрее, чем пролетающие под закрытыми веками воспоминания: его губы, его вкус, каждое его движение. Среди всего этого, горло Минсоку сжимает тоска. Живая, рвано дышащая, перекрывающая все остальное. Бэкхён — это не просто воспоминание. Бэкхён — это граница между «все равно» и «я хочу». (Все равно, что происходит вокруг, кому от меня, что нужно). Я хочу быть с тобой, целовать тебя, повторять твоё имя снова и снова, дышать, не дышать, любить, страдать, ломаться, выживать, быть. С тобой. Чанёль находит его на грани непонятно чего. На его лице нет удивления, только понимание вперемешку с жалостью. Минсок просит его вызвать такси. Квартира встречает его темнотой и необходимостью убрать кошачий туалет. Минсок делает все на автомате, в какой-то момент беря саму кошку на руки и чмокая между ушей. Та довольно урчит, но Минсок даже не в силах выдавить улыбку. Он опускает её на пол, доставая из кармана телефон. Высвечивается пара-тройка сообщений Чондэ на тему того, куда ему лучше засунуть свои коктейли и внезапные исчезновения. Минсок удосуживается обычным "прости", а затем открывает всё ту же бесполезную сейчас переписку с Бэкхёном. Пролистывая месяцы отношений, он незаметно вливает в себя ещё две бутылки пива из холодильника. Не лучшая его идея, что, впрочем, его не останавливает. После вечности тикающих в доме часов он набирает знакомый номер. Гудки тянутся длинной цепочкой, и Минсок ждет, пока она его задушит чужим равнодушием. Но Бэкхён отвечает. Очевидно, предварительно сверля взглядом его имя, пытаясь унять переворачивающиеся внутренности. Они молчат в трубку, вместе с дыханием затаив свою неспособность выразить всё, что чувствуется. Минсок слизывает солёную каплю с уголка губ. Он знает, что это бесполезно, знает, что все это глупо и никак ничего не решит, но когда Бэкхён, очевидно, храбрее или глупее него, выдыхает "я еду домой", не может не чувствовать облегчение, как долгожданный прыжок в никуда, где от тебя уже ничего не зависит. Их отношения строятся на отчаянном желании быть рядом, на жадности к каждому прикосновению, на чем-то таком, что не выдержит отношений на расстоянии. Бэкхён уезжает в Китай. В какой-то там город на сколько-то там лет, за которые Минсок уже выдохнется и сгинет. За этим кроется ещё одна давняя ссора, чья-то обида и нежелание слушать, но факт остается фактом, они расстаются, чтобы потом было легче. Чтобы не мучить друг друга чем-то недостижимым и, возможно, легко забываемым. Годы проходят быстрее в пелене "я не знаю зачем", чем в ненависти к расстоянию и ученым, не придумавшим телепорт. Этот месяц растягивается долгим желанием перестать хотеть чего-либо и кого-либо, в потребности курить и исчезать из реальности. Бэкхён не снимает пальца с дверного звонка все две минуты, что Минсок не решается ему открыть. Он знает, что если не прорвётся сейчас, то потом уже не решится. Что если не будет слабым он, то жалеть об этом придется обоим. Минсок успевает отступить лишь на шаг, открыв дверь, прежде чем его сносит холодными руками на предплечьях и лбом, прислоненным к его. Бэкхён дышит в его губы невнятным "разочек нестрашно", хотя оба знают, что чем больше сейчас, тем хуже потом. Он целует первым, прижимая Бэкхёна к себе, дергая за молнию дорогого пальто, думая о том, как его променяли на успех. Ему отвечают языком по губам, ладонями под футболкой, низкими стонами. Минсок думает разложить парня прямо в прихожей, однако контроль над своим телом возвращает себе, когда они уже на диване в гостиной. Бэкхёну кто-то звонит, на что он швыряет телефон куда-то в сторону кресла, попутно пытаясь стянуть с Минсока футболку. Тот его останавливает, перехватывает судорожно двигающиеся запястья и смотрит Бэкхёну прямо в глаза. В них он видит то же отсутствие контроля, то же нежелание забывать и отпускать все это, что чувствует в своей грудной клетке. В этот момент кажется, что быть сейчас вместе - самое худшее, что могло произойти. И в то же время, это единственный исход событий этого вечера. Бэкхён внезапно шмыгает носом, перестает рваться и утыкается в минсокову щеку. Его уязвимость режет ножом, в ответ на это можно только молчать, сжимая (наверняка, до боли) узкие бедра. Их проблема в собственной неделимости, но не в той, которая не даст им расстаться, а той, что разломит их по пунктирным линиям и не даст вернуться к тому, что было. Минсок позволяет себе утонуть в его запахе, притянуть к себе еще ближе, позволяет себе забыть, что придется потом отпускать. Бэкхён целует его в подбородок, неслышно произнося "я люблю тебя".