ода к любви

1

он протягивает пластинку жвачки juicy fruit. его губы растягиваются в улыбке. в левом уголке рта розовеет синяк. намджун хмурится. что за глупый способ уйти от вопроса? – возьми жвачку, хён. намджуновы пальцы дёргаются послушно. он привык выполнять то, о чём его просят. его учили, что таким образом люди творят добро. борются со злом. но ему не хочется брать эту предложенную жвачку. ничего хорошего она не таит. чонгук хмурится. всего секунда. сводит брови недовольно, сердито. наверняка догадывается, о чём думает сейчас старший. – бери и ни о чём не заморачивайся, хён. это пустое. чонгук отмахивается в привычной манере: отводит взгляд и обязательно нервно поводит плечами. он давно бросил придумывать отговорки и просит по-хорошему, по-человечески, зная, что намджун его услышит правильно. и поступит тоже правильно. – я говорил тебе. у меня нет сил лгать. – так не лги. цокающий звук. намджун наблюдает, как чонгук усмехается и ведёт языком по нижней губе. его губы блестят. есть в трещинках и рисунках особенно красные места, остатки запёкшейся крови. от укусов ли, от ударов ли? пусть это решит мозг намджуна. пусть он решит сам и дофантазирует всё, что ему заблагорассудится. вот что говорит ему поведение, поза и блеск в глазах чонгука. – ты мой друг, намджун. чонгук говорит ровно, глядя перед собой. он просто злится на намджуна? не хочет видеть его лицо? или доверяет настолько, что ему не нужно убеждаться в надёжности их дружбы? а, может быть, разочаровываться? – я твой друг, чонгук. – если так, значит, ты не начнёшь трахать мою душу. никогда. чонгук вздыхает устало, как будто у него ни на что не осталось сил, и поднимает взгляд на друга. – я устал тебе напоминать. наверное, это жестоко. что ж, чонгук никогда не умел выбирать выражения. года два назад он мог остро шутить о сексе и мастурбации своих хёнов, критиковать взрослых за крысиные бега, но это была всего лишь ирония, с которой можно справиться. но потом стало невозможным говорить с ним о его жизни, о проблемах в его семье – он реагировал жёстко и холодно, огрызаясь. намджуна как-то посетила мысль о том, что будь у чонгука суперсила, он бы принялся стирать людям память, как в людях в чёрном, только по щелчку пальцев. стирал бы свои комментарии, шуточки, неуместные и порой оскорбляющие. стирал бы свою злость и попытки друзей поговорить о том, что творится в квартире номер пятьдесят два, на третьем этаже многоквартирного дома. чонгук не любил чувствовать вину и не любил говорить о своей боли. намджун прокашливается. в его руках тёмная бутылка пива. выпитая наполовину. он хмыкает. его веселит одна вещь – чонгук предлагал ему жвачку. сладкую и приторную. искусственную. вкус солода и синтетики – это что-то тошнотворное в представлении намджуна. – как дела на работе? чонгук шмыгает носом, меняет позу и устраивается поудобнее на лавочке, разрисованной божьими коровками и цветочками. спрашивает бодро. ведёт себя так, словно замяли. в очередной раз. намджун смотрит на свои туфли медно-рыжего оттенка. утренний лоск пропал, а пыль налипла. на нём всё ещё деловой костюм – серый, в крупную клетку. каждый раз, как он садится, концы штанов подскакивают на середину голени, открывая миру намджуновы белые носки. он выглядит привлекательно. две трети его гардероба состоит из официальных костюмов. забавно, но три года назад ему были ближе кроссовки и худи. кое-что в жизни меняется. чонгук глядит на своего хёна. лукавые глаза хотят смутить, щекочут, прожигают. старший чувствует это. он вздыхает, улавливая желание чонгука подшутить над ним. – у меня всё хорошо. – великолепно, ты хотел сказать? намджун опускает голову и смиренно кивает. в это мгновение чонгук не может видеть, как намджун крепко сжимает губы. – я не ненавижу свою работу. чонгук хмыкает издевательски громко. – конечно. намджун слышит фальшь в интонации младшего. он закрывает глаза. вздыхает. у намджуна тоже нет сил убеждать и врать. эта пресловутая усталость их объединяет. а лучше бы это были куда более приятные и благородные вещи, например любовь или активная гражданская позиция. намджун открывает глаза и выпрямляет спину. он направляет взгляд на чонгука и спокойно говорит: – это пиво стоит денег, – намджун размахивает бутылкой. – еда стоит денег, проездной на метро и такси тоже стоят денег. они нужны, чтобы приехать к тебе и поговорить. увидеть тебя. чонгук молчит. его пальцы касаются серебряного кольца на среднем пальце. купленного на намджуновы деньги. это был подарок. что это меняет? что, деньги на подарки не считают? но намджун должен был заработать на него. закатное солнце красиво ложится на землю, на бетонную дорожку, пластик и железо, из которых сделаны качели и горки. майская теплота обходится с жителями города ласково. вместо того, чтобы обжигать холодом приближающейся ночи или извергнуться внезапным ливнем, она лишь обдувает нежной умеренной волной ветра. чонгук долго отмалчивается. лавочки, на которых они сидят, расположены углом. чтобы приблизиться необходимо придвинуться или наклониться. внезапно чонгук наклоняется к намджуну. чонгуково колено задевает намджуново. первым пронзает взгляд, а затем чонгук открывает рот. – ты принимаешь правила игры? чонгук говорит о тех самых правилах? общечеловеческих? нерушимых и порой ублюдочных? намджун как бы через взгляд транслирует младшему свои риторические вопросы, получая в ответ не имеющий ни малейшего сочувствия и снисхождения взгляд. намджун облизывает губы и делает глоток остывшего пива. через стекло бутылки младшего видно нечётко. он как чёрное размытое пятно. но всего пара секунд, и чёткие линии, как и детали одежды чонгука, его бомбер и массивные кроссовки, принимают естественный вид. он смотрит в сторону намджуна и не собирается уступать. намджуну не сбежать. – да, – вздыхает намджун, – и тебе советую. чонгук взрывается смехом. смеётся долго и наиграно. ему больно. – значит, – начинает он. уголки его рта дёргаются в нервной улыбке, – в постулатах этой игры я должен восстановиться в колледже, выучиться на финансиста, закрыться в коробке, как ты и юнги-хён, жениться на миленькой девушке и до скончания своих или её дней читать молитву перед сном. так? намджун слушает и чувствует, как нервы расшатываются. в груди разрывается в миллионный раз заклеенный пакет с болью. чонгук загоняет его в угол. чего он добивается? хочет услышать от намджуна грубость или злость? не выйдет. намджун сожрёт её сам. проглотит и не даст младшему использовать эту пока ещё не сорвавшуюся намджунову слабость в своих целях. он отвлекается на парочку хихикающих ребят. девушка и парень проходят мимо детской площадки. следуя по дорожке, они выйдут к воротам парка и окажутся рядом с автобусной остановкой. намджун вдруг хочет побежать за ними. – не молчи! – рыкает чонгук. нетерпеливый, разъярённый, не умеющий тушить пожар, ненужный спор, когда стоило бы попробовать научиться этому. намджун смотрит на друга. он вкладывает в свой взгляд простую просьбу понять. для верности он подкрепляет её словами: – для меня важно твоё счастье. чонгук кривится. как от вида грязи на белоснежных салфетках. намджун же безропотно смотрит и не обижается. – ты можешь идти любым путём. не возвращаться в колледж или поступить в другой, после его окончания не искать какую-либо работу, а ту, что захочешь попробовать, можешь жениться или нет. в общем, не делать того, что от тебя ждут, но делать то, что позволит тебе жить и ощущать жизнь. для этого тебе нужно познавать себя и мир вокруг. но в процессе всегда приходится чем-то жертвовать. чонгук хмыкает. он напряжённо елозит кроссовками по пружинистому покрытию под ногами. намджун не сдаётся. – я беспокоюсь о тебе самом. жалко, что ты не задумываешься об этом. а причиняешь боль, говоря о тех вещах, которые тебе кажутся отвратительными, но которые для другого человека могут быть привычными и даже важными, – намджун задерживает взгляд на руках чонгука. он крепко сжимает их, обхватив край лавочки. – когда ты говоришь о моей работе, ты не думаешь о том, как я сам к этому отношусь. тебя волнует твоё мнение. это обижает. слушая, чонгук сутулит плечи, не ослабляет хватку пальцев на деревянной лавке, сжимает сильнее. не позволяет мышцам отдохнуть от напряжения. чонгук снова хотел убедить старшего, что он ошибся и после школы его жизнь обернулась сплошным мучением, хотя это не так, намджун так не считает и не солжёт. а намджун в свою очередь хотел от младшего добиться правды. опять. хотел, чтобы чонгук позволил ему принять часть его переживаний. но оба ничего не добились. немного помолчав, чонгук устаёт и расслабляет руки. он говорит то, что любил говорить намджуну в дни рождения старшего. тогда они ещё были школьниками. – ты ведь особенный, намджун. намджун прикрывает глаза и усмехается. видимо, чонгук ещё не успокоился и решил зайти с козырей. но намджун думает о другом. то, как чонгук зовёт его по имени, красиво. всегда было и будет. его гнусавый тихий голос звучит в голове сейчас и временами по ночам. особенно, когда намджун остро ощущает одиночество и желание обнять того, кого любит. но слово «особенный» – это слишком. намджун не пророк мухаммед, не чарли чаплин и не питер брейгель старший. всё гораздо прозаичнее и примитивнее. он – намджун, и он делает то, что может. работает, чтобы обеспечивать себя и не считает, что с ним что-то не так или что он проиграл свою душу в игре с коварной жестокой судьбой. тем временем чонгук продолжает: – ты мечтал о музыке. быть музыкантом и продюсером. писать, создавать, творить…. и, блять, что теперь? где ты оказался? – там, где должен быть сейчас. там, где я могу жить спокойно. – чушь. – я не забыл, чонгук. их глаза встречаются. на этот раз это рождает ноющую боль утраченного счастья. щемящее чувство в груди. это похоже на откровения друзей. слова возвращают в прошлое, которое было прекрасным и насыщенным. намджун был в том же возрасте, что и чонгук. и он по-прежнему молод и не лишён надежд. ему просто нужно доказать своему другу, высказать свою позицию – не всё в мире складывается так, как мы хотим. но это не значит, что всё против нас. многое зависит от восприятия человеком окружающего мира. сегодня может быть действительно трудно, а завтра появится возможность решить проблему. вот так. чонгук достаточно взрослый и смышлёный, чтобы понять это. ему просто не хочется. он сопротивляется и наверняка напуган тем, что может потерять себя. но он не потеряет, потому что рядом будут те, кто напомнят ему о том, какой он. – музыка навсегда со мной, – говорит намджун. он стучит пальцами в свою грудь, в район сердца. – и ты, как и юнги, как и моя семья напоминаете мне об этом каждый день. видя, как младший сдаётся и сникает, намджун грустно улыбается. – заебало, – как-то горько выдыхает чонгук. – верно, – соглашается намджун, а потом подмечает: – мы стали часто говорить об одном и том же. ходить по кругу. если ты думаешь, что я отступлюсь и примкну к дауншифтерам, то ты ошибаешься. у меня свой путь. и тебе стоит его уважать. ведь я уважаю твой, – про себя добавляет намджун. чонгук ухмыляется. ладонь ныряет в карман бомбера. он выуживает что-то из него, держит в своём кулаке. смотрит на бордовое покрытие под ногами, специальное и пружинистое, чтобы дети не счёсывали коленки и локти. чонгук закусывает верхнюю губу, задумчиво молчит, а потом раскрывает пальцы и показывает старшему то, что у него в руке. – возьми жвачку, хён. намджун фыркает и отворачивается. его всегда удивляло то, как чонгук мог ловко переключить кнопки, сменить тему разговора и разрядить обстановку. в то же самое время чонгук отталкивал попытки заговорить о причинах его ран и ссадин. сперва он кричал и обвинял, а потом стал лгать. сейчас он предлагает жвачку. ну, что ж, охуеть. что дальше? начнёт выгораживать этого ублюдка. его старший брат и есть само зло. он заслуживает самого худшего обращения. но чонгук не даст своим друзьям увязнуть в дерьме вместе с ним. у него на лице всё написано. упрямство и стыд. но ведь смысл в том, чтобы бороться. вместе. конечно, они больше не наивные ребята и никто больше не кормиться сладкими речами о том, что плохое случается пару раз в жизни. корень зла бессмертен, – убеждённо говорит юнги. пожалуй, он прав. но разве смысл не в том, чтобы пытаться справиться с плохим, но делать это вместе, помогая друг другу, чем-то жертвуя ради другого. даже заведомо зная, что оно может повториться? намджуновы мысли не разделяет ни один, ни второй друг. в этой борьбе он одинокий волк. ему не привыкать. как и к тому, что чонгук дразнит его. как? а вот так. – сегодня пятницаааа, хён. похабная ухмылочка на его лице. ему не идёт. чонгук уродуется, когда пытается быть плохим парнем. – ночь в объятиях красивой девушки поможет тебе расслабиться. дабы не засмеяться обречённо, намджун прикрывает лицо ладонью. пальцами массирует виски и веки. под ними пульсирует кровь. намджун ощущает, как в груди начинает гореть. – ну же, взбодрись, хён! чонгук подсаживается и бросает свою руку на плечо намджуна. старший кивает. потому что он привык делать то, о чём его просят. хотя на самом деле про себя он желает накричать на чонгука. попросить его перестать шутить. намджун спрашивает себя, когда младший видел его, целующегося с девушкой? видел ли вообще хотя бы раз? что позволяет чонгуку игриво намекать на всякое близкое общение намджуна с девушками? а самое главное – когда же юнги объяснил младшему, что намджун предпочитает вагине пенис? как это вообще могло произойти за спиной намджуна? он ведь не давал права юнги распространяться об его сексуальной идентификации. и это при том, что намджун давно и хорошо уяснил, поделившись своими мыслями с юнги, что громадная часть людей только на словах готова принимать и сосуществовать с тем, что отличается от их представлений о мире. намджун – гей. его коллеги по работе, возможно, догадываются об этом, но не заморачиваются. по крайней мере, в открытую никто не проявляет агрессию и не притесняет. но его босс – другое дело. он совершенно точно гомофобно настроенный человек. он беспардонно шутил об анальном сексе двух парней. намджун, сцепив зубы, слушал молча. именно поэтому его боссу не стоит об этом знать. не все люди толерантны и не все могут вести себя как члены семьи намджуна, где когда-то, когда намджун открылся, его увлечённость мужчинами восприняли с пониманием. ожидаемая злость на юнги утихла. но вопрос никуда не делся. если юнги рассказал чонгуку, что тот сделал с этой информацией? принял и, поразмыслив, решил временами подкалывать старшего? но выходит странно. намджун не считает чонгука скрытым гомофобом. ведь в отношении общего знакомого гея пак чимина младший не ведёт себя по-скотски. что же меняется для чонгука, когда речь заходит о намджуне? и меняется ли вообще что-то? возможно, это намджун надумывает. потому что хочет надумывать. хочет, чтобы младший обратил внимание на его гомосексуальность. со всем ворохом вопросов намджун пока не разобрался. в то время, как намджун раздумывает над непростыми для себя вещами, а чонгук тихонько мычит про себя какую-то мелодию, на улице зажигаются огни фонарей. вдруг в кармане чонгукового бомбера звонит телефон. в чужом разговоре намджуну приходиться быть слушателем насильно. он слышит «крошка». обтраханное тысячами людей, изношенное, как намджуново кепи. от чонгука. который не умеет быть плохим парнем. смешно. намджун закатывает глаза и решает встать. он находит глазами урну и двигается к ней. звон стекла прорезает приятную и атмосферную тишину. поздним вечером или скорее уже ночью это не намджун будет заниматься сексом с девушкой, а чонгук. потому что он, в отличие от чонгука, видел его, целующегося с девушками. намджуну же достанется компания юнги и его философские размышления о боге или о чём-нибудь другом. неплохо. его устраивает.

2

– мы смотрим наруто…? – это вопрос? непонимающий взгляд красноречивее любых слов. мелодия опенинга аниме-сериала, что сопровождает сменяющиеся на экране картинки с персонажами, вгоняет намджуна в растерянность. его вопрос вырывается быстрее, чем он успевает подобрать своему скептицизму правильную, не кислую интонацию. не то, чтобы он что-то имеет против наруто. но почему сегодня и сейчас? но, судя по тому, что уже включили серию, ему ничего не станут объяснять. чонгук сидит рядом на паркетном полу. не устеленном одеялом или ковром. на его белой футболке крошки чипсов. а губы расцветают красным. он пихает старшего с улыбкой. – юнги-хён ведь не против. верно. юнги здесь. в трёх метрах. в своей квартире. лежит на диване и что-то читает в планшете. ему нет дела до того, чем заняты друзья. чонгук нагло пользуется незаинтересованностью юнги. – можем проголосовать, – предлагает чонгук. – ты что-то другое хочешь, хён? скажи. чонгук напирает с вызовом. игривым, и тем не менее вызовом. в его блестящих карих глазах ни капли сомнения, а лишь азарт и предвкушение. прямо как у мальчишки, жаждущего обогнать всех в школьном забеге. намджун даже не старается уговорить себя посоревноваться за пульт и выбор кино. – принеси мне колы, – сдаётся он со вздохом. чонгук уносится в сторону кухни, триумфально напевая песенку чемпионов. за окном пасмурное небо субботы. солнце должно быть в зените, но слоисто-дождевые облака затянули собой весь небосвод. вдалеке грохочет гром. намджун не захватил с собой зонт. в квартире юнги навряд ли отыщется хоть один, пусть и со сломанными спицами. но, возможно, им повезёт, и дождь закончится раньше, чем намджун поедет домой. серия наруто начинается с разговора мудреца шести путей с саске и наруто. это любимая арка чонгука. когда бывшие-старые товарищи по команде получают необходимую силу мудреца и вступают в бой сперва с мадарой, а потом и с кагуей. из кухни чонгук прекрасно слышит начавшийся разговор, потому как предусмотрительно увеличил громкость до середины деления. он кричит, ругается, что у юнги-хёна жестянки с пивом перемешаны в коробке с колой. намджун улыбается, слушая недовольство младшего и наблюдая за тотальным игнорированием замечаний их общим другом. на полу вибрирует чонгуков телефон. за ним не водится привычка бросать свои вещи где попало. однако он, по всей видимости, выложил его из своих узких светлых джинс, чтобы было комфортно сидеть на полу. умчался и забыл. это его большая ошибка, потому что любопытные носы не могут удержаться от соблазна. пока экран мобильного не успевает погаснуть, намджун читает имя. это сообщение от ублюдка. слышится топот ног. чонгук вот-вот покажется. намджун встревоженно соображает. – эй чонгук! захвати ещё одну пачку чипсов! – ну, бля… – доносится в ответ, но удаляющиеся шаги дают намджуну шанс. ладонь хватает чужой сотовый. намджун нажимает на кнопку блокировки. экран вновь зажигается. из не полностью отображаемого сообщения намджун узнаёт о том, что младшего разыскивают. брань и угрозы перемешаны со словами о неубранном дерьме в комнате. ещё что-то о деньгах. намджун кладёт мобильник на то место, где его взял. сжимает пальцами брюки и напряжённо всматривается в экран телевизора, на котором не замечает происходящего. не может сосредоточиться. злость вспыхивает в нём пламенем. злым, безжалостным и диким. он применяет все свои приобретённые умения и обманчивые штучки, дабы не выдать своё внутреннее состояние. юнги же как удар грома неожиданно сокрушается. – не вздумай лезть к нему сейчас со своим морализаторством и разговором о взаимовыручке настоящих друзей. не порть мелкому настроение. голос друга, безусловно, вынуждает встрепенуться. однако намджуна не поражает тот факт, что юнги выждал подходящий момент, дабы предотвратить конфликтный разговор, который хотел распалить намджун. юнги умеет подмечать и чувствовать момент. – как ты понял? – у тебя всё на лице написано. намджун хмурит брови. – он ублюдок, – шипит. не может сдержаться. – и ты знаешь это, юнги. юнги шуршит ногами. дермантиновое покрытые дивана скрипит. в этом звуке теряется усталый вздох парня. – да, его брат – ублюдок. а ты, читая чужие сообщения, выглядишь не только, как мудак, но и как предатель. – я беспокоюсь о нём. – и роешь себе могилу. назидательная муть юнги порой переходит все адекватные границы. возмущает до жути. – я не могу ждать, пока что-то ужасное случится. оно уже происходит. в один день его брат может слететь с катушек окончательно. – нет, ты должен ждать, намджун, – отрезает юнги. – я предлагаю набраться терпения и дождаться нужного момента. чонгук сам нам обо всём расскажет. и тогда мы вместе это решим. голос юнги звучит слишком спокойно. он будто уверен в том, что так и будет. у намджуна такой уверенности нет. юнги выглядывает из-за прямоугольного планшета. его лицо исполнено непробиваемой уравновешенностью. непоколебимое и спокойное. юнги, работающему сиделкой-помощником-слушателем в доме престарелых, его личностные качества выручают и всегда помогают. как и с детьми, с пожилыми дедушками и бабушками бывает невыносимо трудно. но юнги никогда не говорит плохо о своей работе. ему нравится быть полезным и внимательным к другим. особенно к тем, кто в этом нуждается больше остальных. – о чём болтаете? чонгук застаёт их врасплох. предстаёт перед друзьями в полный рост. крепкий. ладно сложенный. с густыми волнистыми волосами. когда только появились эти милые кудри? – намджун рассыпался в комплиментах шапочке госпожи пак. юнги врёт тупо. даже слишком. намджуна коробит, словно кто-то дерёт вилкой по поверхности керамической тарелки. но, о чудо, это срабатывает. чонгук смеётся. вместе с намджуном они таращятся на шапку на голове юнги. лимонную в зелёный горошек. – какая прелесть. – я передам госпоже ваши добрые слова. на этом юнги сливается. обратно прячет лицо за планшетом. и только кусочек лимонной панамки будет привлекать внимание друзей. надо же. как они раньше не заметили, что там надето на юнги. хотя намджун сегодня абсолютно рассеян и долго соображает. сказывается недосыпы из-за приближающейся даты сдачи проекта на работе. чонгук устраивается поудобнее: садится на пол, разбрасывает ноги в стороны, облокачивается на комод позади. аромат его духов ударяет намджуну в нос. они сидят близко друг другу, но всё же не прикасаются. намджун чувствует нежное тепло, исходящее от тела чонгука. оно целует открытые части рук, лицо, губы. мимолётно. легко. мягко. возможно, в этом тепле и купаются все те девушки, с которыми чонгук дружит. физически и не физически. но вдруг чонгук поворачивает голову к старшему и выдаёт одну из своих очаровательных улыбок. наверняка намджун спалил себя за откровенным разглядыванием. – что думаешь о моей причёске, хён? намджун с трудом проглатывает большой глоток колы. – о причёске? чонгук кивает. глаза блестят чарующе. корейский дубляж голосов наруто и саске шумит на фоне. пока намджун скребёт в голове хоть какой-то ответ. – миленькие кудряшки, – наконец выдаёт он. получается отстойно. он выдавливает из себя неловкую улыбку, моментально отворачивая голову к телевизору. чонгука это не останавливает. – моя подруга из колледжа решила поэкспериментировать с моим образом. она классная. пишет диплом о проблемах экологии. намджун одобрительно мычит. он, конечно, не активист, но считает, что он, как и другие, должен нести ответственность за свои поступки, уже сегодня вымывать мусор и сортировать его, поддерживать акции по защите и сохранению экосистем, а также прислушиваться к мнению научного мира, критически соотносить все получаемые факты. – знаете, я тут думал, – заявляет чонгук. его голос звучит воодушевлённо. – это просто бред. тот чувак, кто придумал дискриминационную штуку «первый/второй пол», был придурком. с девушками можно дружить. они заслуживают уважения и любви к себе, ведь в первую очередь они люди, а не потому что они женщины и чьи-то украшения. – как интересно. а что думают другие парни, с которыми ты общаешься? – интересуется юнги. этот вездесущий паразит всё умудряется контролировать, слышать и наверняка видеть. – в основном, они желают затащить её в постель. и других девочек тоже. – им нужно повзрослеть, – вздыхает юнги. – иначе им не выжить в современном мире самоцензуры, глобализации и трендов. эта фраза вызывает смех. чонгук звонко смеётся. в то время, как намджун обдумывает слова юнги. он бы хотел увидеть мир, в котором тот же феминизм, его благоразумные идеи и его сподвижники, вызывают одобрение и человеческую заинтересованность. и союзников, как и разделяющих эти идеи, становится больше. юнги и чонгук ещё перебрасываются парой фраз, которые вызывают улыбку младшего. однако намджун всё портит. когда его взгляд цепляется за жёлто-зелёный синяк, островок угасающей боли, на чужом колене. чонгук умолкает. он смотрит намджуну в глаза. и нет жвачки, чтобы обхитрить намджуново беспокойство. утопить это мгновение в дружелюбном жесте. как нет сил, чтобы вернуть назад веселье и беззаботность. в попытке отвлечь чонгука вопросом о сюжете серии намджун терпит крах – чонгук просто игнорирует его. вместо этого он вспоминает о своём мобильнике. поднимает телефон с пола и читает сообщение. испорченное настроение отображается на его лице. цвет его глаз становится холодным и отталкивающим – намджун видит, когда тот бросает взгляд на друзей. – мне пора. до конца серии остаётся около шести минут. но чонгук уходит. вопреки рассказам о любви намджун не бежит за ним. а по просьбе самого чонгука ждёт в коридоре. ему нужно закрыть за младшим дверь. – я позвоню. намджун кивает. уже за порогом, чонгук оборачивается. улыбается странно и пронзающее. а затем наклоняется и целует намджуна в правую щёку. – знаешь, я проспорил этот поцелуй юнги, – говорит он и уходит. избегая смотреть на намджуна. никакого спора не было, – отмахивается через минуту юнги. что, чёрт возьми, чонгук делает?

3

над головой играет фоновая музыка, призванная стимулировать работу человеческого мозга совершать покупки. не останавливаться, а брать и брать, наполнять свою корзинку или тачанку. ненавязчивая и в то же время призывная. намджун редко обращает внимание на музыкальное сопровождение в маркетах. но вечер четверга, обыкновенного и похожего на предыдущие, примечателен тем, что в круглосуточном магазине около его дома, крутят к-поп. определённого исполнителя. чонгук буквально на днях пел ему песни твайс. намджун усмехается, закатывая глаза. младший ещё и пританцовывал, миленько размахивая руками. намджун двигается уверенно и со знанием дела – знает, где и что расположено. добирается до отдела с овощами и берёт по пакету с рукколой и шпинатом. уже на кассе он пишет наён, – старшей сестре, – что выезжает и приблизительно через сорок минут будет у них. его пригласили на семейный ужин. чуть больше трёх недель он не видел ни маму, ни сестру. он соскучился. их последняя фотография, сделанная на прогулке в парке, под цветущими вишнями, вызывает тёплое, щемящее чувство тоски и радости. домой, пусть это и не тот дом, в котором намджун рос, он едет с добрым настроением, позабыв о всех проблемах, забросив их в дальний ящик. метро довозит его в приятной компании людей. девушки-школьницы, что уткнулись в телефон и хихикают над чем-то, дюжина женщин в разноцветных дождевых плащах, что обсуждают новости, и пара студентов-технарей, видимо не спавших больше двух суток, с этими жуткими синяками под глазами. намджун наблюдает за всеми и думает о разном. в основном, о том, как хочет обнять своих любимых женщин. – господи! мы ждём тебя целую вечность, черепаха. наён таранит своим звонким голосом с порога, а потом стискивает брата в объятиях. намджун совершенно не против, но всё же тихонько молит сестру пощадить его рёбра. – черепахи не такие медленные, как ты думаешь, – говорит он. – да не занудствуй ты, братишка. – вы давно приехали? – уже как два часа. мы успели приготовить шоколадный кекс. – а где сынчоль? – жених наён. наён фыркает и говорит, что отправила его за бутылкой вина, но тот, по всей видимости, застрял с выбором. его нет уже около получаса. мама сидит в гостиной. на коленях у неё книга, в руке – очки. намджун знает, что она прервалась, услышав диалог своих детей. её глаза нежно блестят, она улыбается ласково и приветливо, спрашивает о делах сына. намджун чувствует прилив сил, которых ему запредельно не хватает. особенно, когда он долго находится вдали от своих близких. он улыбается много и не прекращает за вкусным и сытным ужином. болтовня ни о чём, о планах на лето и о прочитанных книгах увлекает его. он забывает о времени. наён рассказывает, что в ветклинике за последнюю неделю был кошмарный поток пациентов. суета вымотала всех работников. но сейчас она довольно мычит, потому что кушает мамину стряпню и ещё потому что у неё впереди три выходных, которые они с сынчолем собираются потратить на сон и фильмы. – а как там дела у твоих друзей? юнги по-прежнему работает в пансионате? – интересуется мама, отрезая намджуну кусок кекса и перекладывая его на тарелку. намджун согласно кивает. – у него там всё отлично. дамы от него без ума. дарят ему всякие безделушки, одежду, а мужчины обсуждают с ним экономику и политику. он тайно протаскивает им сигары. семейство весело смеётся и осыпает юнги одобрительными комментариями. но внезапно этого недостаточно. наён припоминает ещё одного друга намджуна, младшего среди троих. намджун давится чаем и закашливается. не то, чтобы странно слышать вопросы о нём от семьи. с чонгуком все знакомы, и могут спросить о его делах. просто наён спрашивает о трудностях. – у малыша чонгука всё ещё проблемы дома? он не пытался обратиться в полицию? вопрос бьёт под дых. намджун запивает пожар во рту водой. жжение на языке слегка унимается. – всё непросто, – хрипло говорит намджун. – он пытается справиться с этим в одиночку, не втягивая нас. но, кажется, у него дерьмово получается. невыносимо наблюдать за его немой борьбой, – вздыхает намджун, колупая свой кусок кекса. – тем не менее я не могу вмешиваться. иначе потеряю его доверие. – ну делаа, – тянет наён. её рука закинута на плечо сынчоля, пальцы медленно перебирают его волнистые волосы. кажется, что у них всегда будет так – понятно, легко и тепло. как и должно быть между любящими людьми. – жаль твоего друга, – говорит сынчоль и сочувствующее глядит на намджуна. – да, спасибо, ребята. это то ещё дерьмо. намджун произносит это с грустью. ему остаётся безнадёжно пожать плечами и улыбнуться. невмоготу признавать реальное положение дел. но есть то, что есть. с этим приходится жить. в какое-то мгновение намджун чувствует ладонь мамы на своём затылке. она гладит его волосы и шею, дарит ощущение защищённости и понимания, морального участия в его многотонных потугах решить все проблемы. наверное, не стоит знать остальным, что чонгук его одна из самых беспокойных и важных проблем. а иначе они могут уговорить его на непоправимые вещи. на обратной дороге в свою двухкомнатную халупку с дешёвыми бежевыми жалюзи вместо тюля и со стареньким увлажнителем воздуха намджун едет уставшим, но довольным вечером. чонгук присылает старшему сообщение в мессенджере.

чонгук ты дома? буду у тебя через 20 мин 21:34

намджун подвисает. большой палец замирает над иконкой с фотографией чонгука в круглой рамочке. вагон немного потряхивает – они проезжают крутой поворот, – намджуну приходится схватиться крепче за поручень, чтобы не упасть на невысокую девушку с горошком какого-то растения с пышными листьями. прямо как матильда, подмечает он. намджун хорошо помнит, как смотрел этот фильм и как уяснил для себя одну вещь – дети бывают удивительно взрослым и глубоко чувствующими, особенно когда познают любовь. однако стоит вернуться к сообщению. намджун отвечает положительно. будет рад. он приезжает на свою станцию и несётся к дому как ужаленный. ему хочется успеть заварить чаю до прихода чонгука. когда звонят в дверь, намджун снимает кипящий чайник с плиты. первое, что бросается намджуну в глаза, это пиджак. чонгук приходит к нему в чёрном двубортном пиджаке, размером на два больше, чем размер, что носит младший. – привет. – привет. чонгук поднимает голову, отталкиваясь от стенки рядом с дверью, и намджун видит. видит лиловую набухшую чуму под глазом друга. приподнятое настроение, исполненное предвкушением хорошего продолжения вечера, улетучивается, как и энтузиазм намджуна заняться чаепитием. он пропускает младшего внутрь. не говорит ни много, ни мало, только спрашивает о пиджаке и предлагает выпить горячего цейлонского. но чонгук с виноватой улыбкой отказывается, а затем рассказывает. – это отцовский. мама притащила его из химчистки две недели назад. чистенький, как новенький. ну, а он в нём в бар пошёл. от ткани несёт соджу и потом. даже пуговицу где-то посеял, – последнее предложение чонгук выдавливает из себя с вымученной усмешкой. за ней чонгук прячет дрожь и страх сорваться, заплакать. намджун ничего не говорит. только кивает. отец чонгука начал периодически выпивать, после того как его уволили из охранной фирмы около пяти лет назад. намджуну сложно высказаться о том, о чём знает мало. говорить ненужные слова глупо и несколько жестоко по отношению к другу, который живёт с этой проблемой. они проходят в гостиную-спальню. чонгук садится прямо на пол, подгибая ноги по-турецки. горбится, принимается вычищать грязь из-под ногтей. кажется, что здесь он чувствует себя не чужим. – в метро от меня шарахались, – прыскает чонгук. выходит не натурально. старший прочищает горло и говорит: – я всё-таки налью. намджун уходит, не слыша за собой не единого звука, кроме едва слышного шума работающего увлажнителя и тикающих на стене часов. он наливает в две чашки кипяток и представляет, как образуемая воронка затягивает его и чонгука на дно. дно этой керамической чашки с мультяшным пони. они тонут и сгорают в считанные секунды. их кости и плоть растворяются, как растворяются боль и усталость. намджун поднимает взгляд к потолку и шумно выдыхает. дурацкие мысли и дурацкое воображение. как можно представлять смерть, даже ради спасения от плохого? всё же. почему чонгук надел его? что заставило? может быть, ему необходимо было это? чтобы доказать ублюдку-брату, что отца не выбирают, что отец-пьяница пусть и слабак, но он их никогда не трогал и не тронет. что беспомощность главы семьи ещё не позволение измываться над младшим братом. что побои рождают страх и ненависть. настолько сильные, что их не перебороть. что мнимая власть над чужим телом исчезнет, как исчезла бы купленное за деньги счастье. всё из этого может быть правдой, может быть лишь её частью, а может вообще не быть ею. намджуну понятно одно: старший брат чонгука – ничтожество. когда-то он отдавал долг своему государству, служил и воевал, но, вернувшись домой, продолжил жить войной. с даты его возвращения, демобилизации, прошло два года. эти два года он не может справиться со своими демонами. это не умаляет того, что он творит, и не оправдывает его. почему только чонгук это терпит? и как намджуну понять то, что он не может понять? наконец намджун возвращается с двумя чашками, из которых вверх вьётся пар. – спасибо, – благодарит чонгук и берёт одну. он не делает ни глотка, намджун тоже. молчание разрушает уютную атмосферу. намджуну становиться трудно сидеть на одном месте, не меняя без конца позу. сердце гулко стучит в ушах. он бросает взгляды на младшего, пытаясь угадать о чём тот думает. – здесь спокойно, – шепчет чонгук. намджун бездумно кивает, хотя младший этого не видит. затем он вспоминает кое-что. он радостно сообщает другу: – наён и мама передавали вам с юнги привет. – как мило. намджун видит, как сидящий в профиль чонгук грустно улыбается. младшему надоедает разглядывать воду, подкрашенную пакетиком травы, и он поднимает голову. светильник на тумбочке около окна рассеивает по комнате мягкое медовое сияния. оно ложится на чонгукову фигуру, зарывается в его волосы, насыщая тёмный цвет, касается его лица, чувственных губ, делая их ещё более чувственными и выразительными. глаза кажутся абсолютно чёрными и бездонными. – поставишь музыку, хён? – конечно. намджун включает колонки, через usb подключает их к своему мобильному. из квадратной гарнитуры начинает литься музыка. это джаз. с минуты на минуту спокойствие подействует лечебным способом, медленно проникнет в их тела и исцелит. хотя бы вернёт что-то. надежду в сердце. её разорванные остатки. – хороший выбор, хён. чонгук ухмыляется озорно, подмигивая старшему. он ставит на пол чашку, выпрямляет ноги и откидывается на руки за спиной. намджун садится рядом с другом. их ступни практически соприкасаются. повернув голову, намджун наблюдает за чудом, которое творит музыка с чонгуком. его прикрытые веки подрагивают, но лицо расслабляется, словно разглаживается от тяжести и боли. – я хочу спать, – усталым голосом говорит чонгук. кажется, усталость заполнила его до краёв. он надавливает горячей ладонью на бедро намджуна и обращается с немым вопросом во взгляде. смотрит пронзительно и нежно. намджун понимает, чего тот хочет. понимает и, когда чувствует голову чонгука на своих бёдрах, напрягается. сердце волнительно отзывается. – могу я остаться на ночь? намджун кивает. тепло чонгука и его мерное дыхание не позволяют намджуну сдвинуться с места. его мышцы затекают, ноют, но намджунова ладонь продолжает лежать поверх груди младшего. он чувствует биение чонгукового сердца. музыка не помогает расслабиться. складывающаяся ситуация не выглядит как добрый жест дружеской поддержки и помощи. не для намджуна. избитый чонгук на его коленях вызывает противоречивые чувства. они напоминают ему о долге, но также они подталкивают старшего к пониманию того, что такое стыд и вина. чонгук красив и он его друг. намджун хочет быть хорошим другом, поэтому он сидит и тонет в своих мыслях. пока чонгук не начинает ворочаться и сонно не просит дать ему подушку.

4

давно намджун не играл для большого количества людей. но публика в доме престарелых оказывается эмоционально расположенной и приветливой к молодому парню, играющему им на пианино. кто-то из стариков умудряется напевать незнакомую ему песню, однако, слова которой знают остальные. они подхватывают. их тихие и слегка скрипящие, как у многих пожилых людей, голоса звучат воодушевлённо. солнечный свет заливает просторную залу с круглыми столами. женщины и мужчины с седыми волосами, в разноцветной одежде и в мягких резиновых тапочках сидят на стульях или в креслах. дремлют, улыбаются и поют. намджун чувствует, как солнце припекает сквозь белый пиджак. его парадный офисный костюм. а всё потому, что сегодняшняя пятница – праздничная. его отделу удалось сдать проект вовремя и получить одобрение начальства, а также по этому случаю их отпустили прямо с обеда по домам. намджун доигрывает мелодию. последние ноты всегда печальные и сильные. особенные. они вынуждают людей почувствовать боль неизбежного конца. аплодисменты раздаются с промедлением, но зато какие громкие. в шуме хлопков можно услышать слова одобрения и желание послушать ещё что-нибудь. юнги подходит к нему сзади. его ладони опускаются на намджуновы плечи. это возвращает того в реальность. – почему дебюсси? намджун задумчиво хмыкает. смотрит на бело-чёрные клавиши перед собой и вспоминает уроки в музыкальной школе. нелюбимое сольфеджио, партитуры, хор и ритмику. волшебство музыки нехотя отпускает его из своего плена. но юнги сжимает ладони сильнее, требовательнее. намджун моргает несколько раз и отгоняет нахлынувшие воспоминания о детстве. – я неплохо играл его в школе. – сынён всё же играла лучше, – спокойно парирует юнги. – точнее, она играла великолепно. – ты прав, – с улыбкой соглашается намджун. юнги присаживается на скамейку рядом с намджуном. на нём розовая панамка и фартук с яблоками. когда намджун приехал, то застал друга уже в таком виде. юнги рассказал, что весь день они занимались готовкой десертов. – тебе идёт, – улыбается намджун, задерживая взгляд на фартуке. – выглядишь счастливым. – мне повезло быть там, где мне нравится. намджун улыбается грустно. юнги не говорит ему, что намджун сам виноват, что почти не упражняется. это читается между строк. люди ведь умеют читать те слова, что скрыты в глазах или интонации? но тут стоит сказать. намджун по-прежнему не считает, что с ним что-то не так и что его жизнь неправильная или бессмысленная. ему просто не хватает игры на пианино. как не хватает подходящего настроения и сил. а ещё он не может признаться в чувствах одному из своих друзей, как не может спасти его от боли. интересно, а юнги тоже себя винит за что-то? например, за такое же, как у намджуна, бездействие по отношению к чонгуку? он поворачивает голову и встречается взглядом с юнги. он словно смотрел на него всё это время и ждал шага от друга. – не устал ещё повторять это? – улыбается намджун. – это я тебе напоминаю, какие ответы ты и сам можешь давать, – говорит юнги, играясь со шляпой в руках. – и заодно мотивирую. чтобы ты чаще играл. проходит несколько часов. за окном темнеет небо. на улице зажигаются фонарные столбы. после того как намджун играл дебюсси, он играл ещё около получаса. шопена, равеля, сати. в компании добросердечных и ворчливых дам и юнги намджун ест приготовленные печенье и коржики, запивая их чаем. – у вас талант, молодой человек, – заявляет женщина в очках на толстой красной цепочке. намджун смущённо отнекивается. – он работает в офисе, – озвучивает юнги. безжалостно. так, будто у намджуна рак. намджун бросает на друга взгляд. ну, зачем? ведь за этим закономерно разгорается бурное обсуждение намджуновой жизни. чужие люди, пусть и престарелые, опытные и что-то знающие о жизни, обговаривают молодого парня. коллективно. намджун думает, что это похоже на школьное публичное унижение. он таращится на свои ладони и вновь вспоминает, как они детьми играли на фортепиано в доме той самой сынён. они много смеялись и едва ли не дрались за место посередине. хочется прямо сейчас переместиться туда. вдруг кто-то прикасается к нему. – пойдём. юнги утаскивает намджуна на воздух, где и просит прощения. хотя намджун не обижается. сердится, но зла не затаивает. он знает, что юнги всегда был тем, кто способен проявлять свою любовь через периодические надавливания на болевые точки. те самые, что активизируют у его друзей мыслительный процесс. а это может привести к результату. намджун сам замечал по себе. – не забрасывай пианино. – я не забрасывал. мой старый синтезатор ещё при жизни. – тем не менее практикуешься ты мало, верно? а работой прикрываешься, чтобы как-то заглушить совесть. – юнги, я не обязан… – обязан, если это то, что ты любишь, – отсекает юнги. – фишка в том, намджун, что эту любовь мы не выбирали. она выбрала нас. намджун конфузится. скрещивает руки на груди и отворачивается. ему не хочется вести этот разговор. хорошо, что юнги понимает это и прекращает сам свою пытку. – знаю, что ты никогда не бросишь музыку, – чуть смягчившись, говорит юнги. – просто больно смотреть на то, как мечты и желания разрушаются, а потом приходят к тем, кого мы любим, призраками прошлого. не хочется, чтоб люди хоронили что-то настоящее, что у них есть. думаю, у людей всегда должно быть что-то, что позволит им оставаться людьми. голос юнги звучит ровно и тихо. он снял панамку и фартук. оставил их в доме. ветер беспорядочно разносит его короткие волосы и надувает футболку. юнги ежится, но молчит. идёт по дорожке всё дальше и дальше, чтобы подольше побыть наедине с другом. намджун мягко усмехается. вдруг становится радостно, как от улыбки незнакомца в метро. они гуляют по узкой и витиеватой дорожке. вокруг возвышаются деревья, кроны которых грозно шумят листвой. жёлтый фонарный свет подсвечивает фигуры двух парней, идущих в темноту. ветер пробирает до костей. – я всегда знал, что ты прав, – признаётся юнги. – это давно перешло все границы. поэтому, если ты решишь пойти в полицию, написать заявление на брата чонгука, я тебя поддержу. выходит неожиданно. – возможно, нам придётся это сделать уже завтра, – добавляет юнги. – он возненавидит нас. юнги хмыкает. его взгляд направлен на бетонную дорожку. он мог бы придать уверенности и сил намджуну. но он не смотрит. – мы сделаем это ради него, – заключает юнги. твёрдо и без сомнений. что ж, в это намджун верит. он рад, что юнги сам заговорил о чонгуке. и рад услышать то, что озвучил друг. они поднимаются по короткой лестнице к дверям дома. за ними хлопает дверь, а внутри их встречает пара мужчин. они хитро улыбаются и подают тайные знаки, которые намджун не понимает. когда они поднимаются на второй этаж, в комнату отдыха персонала, юнги шепчет ему, что в карманах у мужчин спички, а у юнги то, что им нужно – сигары. даже очень взрослые ребята не могут отказаться от того, что любят. хотя это и вредит их здоровью. но им можно. они прожили достаточно и, наверное, более чем довольны своею жизнью. они с удовольствием уже поделились с намджуном и рассказали, что годы в доме престарелых не кажутся им мукой или последним испытанием, потому что в своей жизни они были много раз счастливы. к тому же, теперь они в окружение друзей. в случае же намджуна игра на пианино никак не может принести вред, как не принесло бы стремление учиться или увлечение готовкой. глядя на этих старых мужчин, улыбающихся возможности покурить, намджун думает, что даже в глубокой старости будет играть на пианино. хорошо бы это было для кого-то. он думает об этом, когда ему приходит оповещение на телефон. чонгук опубликовал новое фото в инстаграм за долгое время. намджун открывает приложение. на чонгуке белая футболка. снова волнистые волосы. он смеётся. на его плечах руки девушки, а сам он держит её под коленками, на своей спине. намджун видел её на фотографиях в профиле чонгука раньше. имени он, к сожалению, не помнит. но выглядит она потрясно. девушки, как она, обладают всем необходимым, чтобы украсть сердце человека. милые и живые, отважные и понимающие. почти идеальные. на фотографии намджун видит пару молодых людей, и они улыбаются всем, кто будет на них смотреть невыносимо тепло и уютно. это больно. но и здорово. чонгук где-то далеко сейчас. в другой части города. возможно, рядом с ним эта девушка. и они веселятся. возможно, кушают в одной из уличных забегаловок. она, конечно же, спрашивает у него о заживающем синяке под глазом. на что чонгук ловко отшучивается. наджуну со своими чувствами никак нельзя влезать в эту чудесную идиллию. в ней всё хрупко и робко. прямо как сердце чонгука. намджун прячет мобильный во внутренний карман белого пиджака. очаровательно улыбается какой-то женщине с пышной шевелюрой, которая берёт его под руку и просит сопроводить в свою комнату. он догонит юнги позже. дорогу назад он знает. ему приходит ещё одно оповещение. на этот раз это сообщение.

чонгук завтра пробежка. ты не забыл, хён? мы договаривались. не проспи. хотя я всё равно разбужу тебя ~~~ 20:18

в клубе сигаретного дыма и под громкий смех мужчин намджун читает эти слова и улыбается. он представляет скачущего на кровати чонгука в ботинках и поливающего его водой из стакана. это забавно. образ плохого парня всё же не вяжется с чонгуком. потому что он никогда не забирается на диван в обуви. у чонгука только девочки могут стать «крошками» в списке контактов или в ленте друзей, язык может острить временами, он может высказываться опрометчиво и выглядеть глупо, но не больше. чонгук заставляет их с юнги заниматься спортом, в то время, как плохие парни не заботятся о других. юнги стукает его по руке и протягивает раскуренную сигару. намджун не отказывается, хоть и бросил ещё в универе. он делает затяжку и моментально закашливается. он отходит в угол комнаты, чтобы никому не мешать. его посещает давно знакомая мысль, и она дарит ему ощущение незыблемой уверенности. намджун думает о том, что он способен справиться со своей привязанностью. чонгуку необходим друг. разве этого мало?

5

он целует его в губы. он не пьян. его глаза не красные, а щёки сухие. у него не заплаканный вид. чонгук хочет этого сам и тянется навстречу первым. – у тебя мягкие губы, хён. – они мягкие у всех. – нет. у тебя особенные. их маленький диалог возносит намджуна на небеса. а потом он просыпается. сонно моргая, он соображает, что происходит, и стонет. внизу живота всё скрутило тугим узлом. спазм – сильный и жгучий, – пульсирует. намджун поднимается и волочит ноги в ванную комнату, где снимает напряжение привычными действиями. подобные садистские ловушки воображения не посещали его уже больше месяца. без них жилось легче. намджун давно понял, что это выглядит, как насмешка подсознания над человеком. чашка чёрного чая без сахара помогает намджуну сконцетрироваться и восстановить события вчерашнего вечера. вчера они пили пиво в пабе. с ними был колледжный друг чонгука – гей пак чимин. совершивший камин-аут на первом курсе. сразу после того, как покинул отчий дом. он миловидный и манерный, улыбается очаровательно и располагающее, ведёт себя как вежливый воспитанный парень. намджун подозревает, что чимин догадывается об его ориентации. то, как его взгляд задерживается на намджуне, и усмешка, которая не выглядит миролюбивой, скорее притягательной, подсказывают, что то, что намджун хотел бы сохранить в тайне (между ним и юнги), не является больше таковой для чужого человека. в компании чимина намджун, бывает, цепенеет, когда тот непринуждённо прижимается к нему и хихикает в опасной близости. возможно, ему порой хочется очаровать намджуна. у него бы это получилось, не будь он товарищем чонгука. но в это раз, в пабе, он ничего такого не делал. был шумным, весёлым и милым. весьма дружелюбным, не более. чонгук набрался быстро. наверное, он хотел этого. намджуну пришлось тащить его домой. в такси младший падал на намджуновы ноги, неосторожно касался там, где не стоит, и улыбался. без конца улыбался. его глаза блестели из-за выпитого алкоголя и пугали. намджун чувствовал себя плохо. так словно внутри его обливали кипятком. всё пылало. в том числе и его разум. намджун методично массажирует свои виски. протяжно мычит. тупая фантазия возвела в максимум пережитый вечер. чонгук был пьян, а намджун использовал это, чтобы подрочить утром. он едет на работу в подавленном состоянии. незнакомцы в метро глядят в свои гаджеты. намджун рад, что ему не приходится отвечать на их взгляды. у него звонит телефон. – алло. – хён, я блевал вчера? – нет. – ни на улице? ни в баре? – нет. вздох облегчения. намджун вслушивается в тяжёлое хриплое дыхания чонгука и понимает, что младшего мучит головная боль и наверняка тошнота. – я не приставал никому? не пытался ввязаться в драку? – ты ведь хороший мальчик, чонгук. разве ты на такое способен? намджун подтрунивает, хотя в его словах есть истина. чонгук смеётся сипло. – почти ничего не помню. чимин, кажется, ушёл раньше нас. намджун соглашается. чимин поступил как здравомыслящий человек и не пил больше того, что может. – девятый час. почему ты проснулся? – мне нужно закончить эскиз для салона парикмахерской. главному художнику нужно начинать расписывать стены. времени не осталось. сегодня последний день перед сдачей. намджун припоминает, как чонгук рассказывал им о последнем заказе по фрилансу. тяжёлом, потому что это стены и рисунки должны быть объёмными и детализированными. чонгук учился в художке со средней школы, продолжил ходить в студию после поступления в колледж, пока не забрал оттуда документы и не примкнул к движению нонконформизма. любовь к рисунку осталась, но не к системе. у чонгука неплохие способности, по крайней мере, заказчики выбирают его портфолио. – и как ты с этим справишься? – намджун намекает на последствия вчерашней гульни. чонгук надсадно вздыхает. – куплю два литра миниралки, накидаюсь аспирином и закроюсь в библиотеке. в наушниках я никому мешать не буду. к тому же, там работает великодушная женщина. она разрешает мне рисовать в уголке. – ну что ж, звучит неплохо. удачи. намджун думает, что на этом всё, и собирается отключится. как вдруг чонгук решает продолжить разговор. – появилось одно предложение от знакомого заказчика, – в голосе слышится неуверенность. чонгук шумно вздыхает. – в прошлом месяце я рисовал стену для них в издательстве. в этот раз они хотят поработать со мной над оформлением книги. вообще намекают на постоянное сотрудничество. – ого, – намджун удивляется. на его лице медленно расплывается радостная улыбка. – это круто, чонгук. – да, хён. но… младший мнётся, сопит в трубку. намджуну хорошо известна нелюбовь чонгука к традиционной трудовой парадигме «начальник-подчинённые», а также в целом к иерархическим и регламентированным социальным взаимоотношениям. он подрабатывает, но нигде и ни с кем не сотрудничает подолгу. он, чёрт возьми, ругает намджуна постоянно за то, что тот сдался в лапы бюрократии и офисного демона. младший не особо горит желанием слушать о том, что это составная часть жизни. в ней присутствуют подчинение и принятие, но там, где у тебя нет власти повлиять и изменить положение. а иногда и непонятно, стоит ли вообще что-либо менять? не обернётся ли это бедой? поэтому, чем быстрее чонгук с этим примириться, тем лучше для него. иначе жить действительно становится гораздо тяжелее. – тебе стоит принять это предложение. подумай об этом, как о возможности стать независимым. переехать и жить одному. чонгук молчит. намджун вслушивается в звуки на той стороне. хочется, чтобы младший постарался рассмотреть такой вариант. – ладно, хён. деньги нужны всегда. так ты говорил? намджун закатывает глаза. – это не моё правило. – но его повторяешь мне ты, а не преподаватель в колледже. чонгук смеётся. его звонкий заразительный смех прицепляется и к намджуну. настроение улучшается на глазах. а затем чонгук говорит ему: – моя футболка пахнет странно. она пахнет твоим парфюмом. я что, лип к тебе, хён? из намджуна одним ударом выбивает всё спокойствие. он крепко сжимает стальной поручень и сглатывает. – ты на ногах едва держался. я отвёз тебя домой. намджун слышит, как его собственный голос дрожит. слышит ли это чонгук? – я распускал руки? – нет. – не лез целоваться? – нет. – ты уверен, хён? чонгук спрашивает спокойно, уравновешенно, будто они говорят не о сексуальных домогательствах, а о чёртовой жвачке, которую чонгук любит предлагать вместо правды. – я не понимаю, чонгук, – искренне говорит намджун. он в растерянности. поезд совершает очередную остановку. людей высыпает и засыпает обратно. кто-то позади намджуна пихает его в спину. становится тесно, в буквальном смысле. сердце неумолимо стучит, рокочет, заглушает мысли. всё перед глазами размывается и плывёт. разгоняющийся поезд заставляет чувствовать головокружение. мир превращается в опасную карусель. намджун ждёт ответа и обливается потом. ждёт, словно приговора. словно в руках чонгука его сердце. – я хотел убедиться, что не доставил никому неудобства. в первую очередь тебе, хён. намджун шумно выдыхает. мир перестаёт вращаться и возвращается в норму. – всё в порядке, – тихо отзывается старший. сердцебиение неспешно замедляется. чонгук сглатывает и шуршит чем-то на фоне. – извини. кажется, я тебя смутил. в его голосе слышится озорство. намджун готов поспорить на свои зубы, что чонгук хитро ухмыляется в эту секунду. – мои губы мягкие, если что. он отключается. намджун стоит. ошеломлённый произошедшим. у него нет никаких аргументов, чтобы отмазать чонгука, чтобы дать младшему шанс оставаться тем, кто живёт в неведении о гомосексуальности намджуна. в голове не возникает ни одной идеи или мысли, которые могли бы списать всё на игры чонгука в плохого парня. нет. теперь намджун убеждён, что чонгук знает. но по-прежнему неизвестно почему дразниться. намджуну не легко это даётся, но он понимает необходимость откровенного разговора с другом. стоит объясниться самому и прояснить недопонимания. у чонгука должны быть причины на то, чтобы вести себя должным образом. намджун хочет узнать о них. предстоящий разговор в любых смыслах вызывает ужас. но когда он произойдёт, намджуну пока неясно. деловой костюм жмёт и напоминает амуницию. такой же тяжёлый и не комфортный. намджун кусает губы и думает о сигаретах, которые бросил. он проходит мимо знакомых зданий и вывесок, ничего не замечая вокруг. рабочий день преподносит ему подарок в виде кипы бумажной работы, за которой получается отвлечься и забыться. под конец дня чонгук присылает ему свои готовые эскизы и настойчиво просит высказаться. безусловно, они выглядят хорошо. младший потрудился и выложился на сто процентов. но дрожь в пальцах пронзает с новой силой. хватает одной иконки с фотографией чонгука. намджун роняет на пол бумаги, которые несёт на подпись шефу. ему помогает сыльги. с ней они пару месяцев назад разгребали квартальный отчёт, боролись плечо к плечу и стойко победили бумажного монстра. сыльги добродушная и учтивая. намджун рассеянно благодарит её за помощь и уходит в своём направлении. когда намджун выходит из офисного здания, жизнь на улице бурлит точно так же, как и бурлит кровь в его висках. несколько остановок до дома он решает пройти пешком. чонгук упомянул губы и их мягкость. как это возможно? во сне намджуна речь тоже шла о губах. могла ли вселенная подкинуть чонгуку идею о губах, прежде окунувшись в сновидения намджуна? никакая наука не сможет это объяснить. но всё может быть простым совпадением. стечением обстоятельств. совпадение ли, что чонгук встречает намджуна у подъезда? его руки свободны, а на губах гигиеническая помада. увлажённые и розовые. они привлекают внимание. на правой щеке свежая царапина. ублюдок наказал его за вчерашнее. это очевидно. намджун замечает её не сразу. обворожительные и мягкие губы крадут его взгляд первыми. чонгук улыбается ему пленительно. – трудный день, хён? намджун неопределённо мычит о том, что могло быть и лучше. чонгук смотрит на старшего, подмечает заинтересованность намджуна в его щеке. его взгляд заметно меняется: от насмешливого и доброжелательного до серьёзного и неуступчивого. – это пустое, хён. ты помнишь? так хочется сказать ему – а что не пустое? может, хотя бы твоё здоровье? или пусть ублюдок покалечит тебя? – но намджун сохраняет молчание. с упорством горного быка он лишь смотрит в ответ и молчит. – давай прогуляемся немного? чонгук берёт его под руку и тащит за собой. одеколона чересчур много. он заползает в ноздри и туманит рассудок. приятный и освежающий. чонгук приобнимает, виснет на одном плече и всячески касается намджуновых рук. так, словно хочет прилепить к старшему свой аромат. ну а потом. потом он целует намджуна в губы. и просит прощения.

6

чонгук оставляет его на перекрёстке. он переходит через расчерченную белыми линиями дорогу и оборачивается уже на другой стороне. пока младший отдаляется, с каждым шагом всё дальше, намджун чувствует, как внутри него нарастает слабость и крепнет пустота. чонгук улыбается ему на прощание – едва ли можно разглядеть его улыбку. старшего вовремя посещает странная мысль о том, что в последнее время ему доводилось видеть чонгука в тёмное время суток, в тусклых жёлтых цветах. тени съедают большую часть его лица. они скрывают и продолжают скрывать раны и ссадины, гематомы и ушибы – всё, что чонгук хочет спрятать. его уменьшающаяся фигура превращается в песчинку. он уходит в направлении дома. намджун не сдвинется с места, пока не почувствует, что оцепенение мыслей расцепило хватку, и ему наконец можно вздохнуть и пойти домой. прохожие редко встречаются на обратном пути. глаза прыгают от одного дома к другому. намджун что-то в них высматривает. каждая деталь улицы наталкивает на разные мысли. в основном, связанные с их диалогом на пустынной узкой улочке. намджун прокручивает его в голове. чуть ранее этим вечером чонгук сказал ему: – юнги рассказал мне только после того, как я сам его спросил. чонгук держал ладони в карманах джинс. намджун не доставал свои из пиджака. трепет неутомимо пульсировал в пальцах. в груди изнывало крутящее ноющее чувство волнения и растерянности. призрачное тепло чонгуковых губ, казалось, не исчезало. намджун сжимал свои губы и всё возвращался мыслями в то чудесное мгновение. к их первому поцелую. посчитав, что молчание будет самым верным решением дать младшему высказаться, не разбив его решимость и смелость, намджун шёл рядом молча и изредка бросал взгляды на чонгука. тот ссутулил плечи и смотрел перед собой. сосредоточенный взгляд подсказывал, что он искал правильные слова. – все эти шутки, намёки, они не были направлены на то, чтобы причинить боль или унизить. мне хотелось твоего внимания. и пока я мог прикасаться к тебе, обнимать или смущать, пока ты не знал наверняка, что я знаю, я наслаждался этими моментами. ведь я был уверен лишь в своих чувствах. они прошли мимо двухэтажного дома. окно на верхнем этаже слева вдруг зажглось. – наверное, ты думал, что я издеваюсь над тобой, – он сглотнул. его плечи резко дёрнулись, будто кто-то прошёлся по коже пером, раздразив щекоткой. – ты думал так? – как? – что я хочу причинить тебе боль? намджун ощутил, как что-то невидимое укололо в живот. вероятно, это несогласие давало о себе знать. – нет, чонгук. я так не думал. но я задавался вопросом, почему ты это делаешь. чонгук громко хмыкнул. подошва его кроссовок звучно проехалась по асфальту. – это не шутки, хён, – сказал он серьёзно и остановился на месте. намджун обернулся к нему, пройдя на пару шагов вниз по холму, на котором была расположена улица спального района. они посмотрели друг другу в глаза. – меня тянет к тебе. намджун сжал челюсти. младший смотрел на него так, будто от реакции старшего зависела его жизнь. его губы были приоткрыты, тёмные и влажные. они явственно дрожали, несмотря на темень вокруг. – не только физически, как может быть с другими парнями или девушками. это что-то гораздо сильнее и глубже. стремление быть с тобой, оберегать, любить, – он прикусил губу. смутился. – мне трудно описать. к чимину я не испытываю подобного или к юнги. но ты... его голос звучал хрипло и нежно, очень нежно. – в какой-то миг всё изменилось, а я даже не понял в какой именно. он опустил голову, глубоко задышал. он выглядел так, словно был на грани, готовый расплакаться. парень, который не плакал, когда у него болели раны от побоев. который предлагал жвачку вместо откровенных и честных разговоров. который заигрывал с девушками и уважительно платил лишь за свою половину в кафе. который смотрел наруто и кричал на всех персонажей, потому что временами они вели себя глупо и безрассудно. который был чонгуком и не был им в это мгновение. перед намджуном стоял парень, открывший свои чувства. взрослый, отважный и при этом глубоко переживающий происходящее. заслуживающий лишь любви. намджун подошёл к нему и обнял. так крепко, чтобы тот смог почувствовать тепло и защиту. затем намджун сказал, что любит его.

–

суббота проходит в ожидании вечера, потому что чонгук пригласил намджуна на выставку фотографий. слово «свидание» несколько не вяжется с представлением намджуна о предстоящем вечере. он думает об этом как о походе двух близких друзей на светское мероприятие. иная формулировка его просто смущает. быть может он просто забыл, как это ходить на свидания. он надевает просторные вещи и чёрную бинни, потому что намджун перемудрил с гелем для волос, а мыть их не было времени. он приезжает к назначенному времени. ждёт недолго. наблюдает за тем, как у входа в стеклянное квадратное здание собираются люди. он концетрируется на их внешним виде и настроении, отражённом на лице. забивает себе голову предположениями о фотографиях и их тематике, погодой, очередным-новым проектом на работе, но не чонгуком. младший появляется из-за угла. на нём снова пиджак, но в этот раз по размеру. а под ним белая рубашка. волосы ровные, уложены на одну сторону, волной. он выглядит привлекательно и торжественно. намджун начинает нервничать, глядя на чонгука. в раздумьях о предстоящем вечере он забыл о подходящем внешнем виде. теперь ощущение неловкости заставляет его поправлять свой длинный тканевый кардиган и шапку. чонгук ослепляюще улыбается. говорит, чтобы старший не тревожился, и берёт инициативу в свои руки, подхватив намджуна под локоть. в просторном зале довольно много людей. они не обращают внимания на двух парней. держащихся особняком. они ходят от фотографии к фотографии, задерживаются около некоторых экспонатов и обсуждают запечатлённое. иногда сопровождают свои слова улыбками. иногда шутками, иногда дискуссией. чонгук подводит его к одной фотогафии. на ней запечатлены два парня. тёмнокожий и белый. они стоят друг напротив друга и соприкасаются губами в поцелуе. это крупный план. если приглядеться, можно разглядеть мелкие детали их внешности, морщинки и родинки. намджун смотрит на фото. мысли медленно утаскивают его в мир предположений и грёз. он думает о том, как фото перед его глазами прекрасно. но выразить это словами не может. боится испортить красоту своим голосом и словами. чонгук становится к нему вплотную. незаметно для остального мира переплетает их пальцы. мягко играет с намджуновыми и слегка сжимает. толпа ничего не видит. и это классно. они одни в гуще события. потом чонгук вытаскивает его из закрытого стеклянного аквариума и ведёт на набережную. они обсуждают выставку, понравившиеся и не понравившиеся работы, а также людей, которые её посетили. они смеются и спорят о вкусах. всё выглядит привычно, пока чонгук не приближает к старшему своё лицо и шепчет: – ты очень красивый, хён. я хочу тебя поцеловать. намджун чувствует себя самым счастливым парнем на земле. и целует чонгука первым, как бы крадя его желание себе. хотя на самом деле оно обоюдное. они гуляют до глубокой ночи, а, может быть, и дольше. до дома чонгука они добираются пешком. прежде, чем младший попрощается с ним, намджун ловит его за плечо и поворачивает к себе. в объятия. опасаться того, что их увидят, нет причин. но риск существует всегда. у ублюдков на чужое счастье острый нюх, они разрушают его в мгновение ока. – всё было чудесно, – говорит намджун и проводит вверх по руке чонгука. младший счастливо улыбается, опускает глаза. он кладёт свои ладони на намджуновы плечи. пальцы добираются до задней части шеи. через пару вдохов-выдохов он поднимает лукавый взгляд и говорит: – признайся, хён, это твоё первое свидание? – не дождёшься, мелкий. я просто отвык. они смеются. гудит лампа ближайшего фонарного столба. – ты позволишь мне… намджун не договаривает. намеренно. потому что знает, что чонгук поймёт, о чём он говорит. младший шумно вздыхает и облизывает губы, собираясь с мыслями. – ещё немного, и я сам всё улажу. просто дай мне немного времени, хён. – это неправильно, чонгук. время может всё испортить. на это младший ничего не отвечает. он поворачивается и уходит. поднимается по ступенькам крыльца и не оборачивается. намджун устало вздыхает, трёт губы, будто хочет стереть с них свою опрометчивую инициативу, свою настойчивость, которой он надавил на младшего. а потом отправляется к себе. перед сном они списываются и желают друг другу добрых снов.

7

в выходные они собираются в квартире намджуна. это происходит спонтанно: юнги и чонгук застают намджуна сонным, с припухшими веками и озадаченного. его сморило около пяти вечера. наверное, накопилась усталость за прошедшую неделю. задор и весёлые бодрые голоса парней быстро прогоняют сон и будят в намджуне хорошее настроение. вечер обещает быть приятным и, возможно, долгим. наён тоже заглядывает. она привозит закуски и куриные крылышки, которые парни уплетают с удовольствием. юнги подключает свой айфон к стереосистеме намджуна и вскоре, после выставленных им настроек, комнату заполняют звуки олдскульного хип-хопа, что-то из wu-tang clan. ритмичное, временами грозное и бьющие в лицо страстью и силой. у намджуна тесно. но вчетвером они умещаются в небольшой комнате. по всей видимости, они чувствуют себя отлично: они заливисто смеются, спорят и перекрикивают друг друга, желая донести свою мысль. со стороны это напоминает школьное собрание, на котором подростки стремятся проявить себя с лучшей стороны. словно все они вновь полны амбиций участвовать, прорываться и побеждать. они играют в игру, в которой участник должен отгадать слово, что прикреплено ко лбу. первой отгадывает наён. она задаёт вполне логичные вопросы, которые вытекают из предыдущих. но делает она это смешно, погрузившись в процесс игры и наверняка забыв о том, что ей двадцать семь и она через полгода выходит замуж. просто она вывела на свет ту девочку наён, что продолжает в ней жить. в этом довольно легко убедиться, стоит только взглянуть на сестру. намджун вспоминает их детство и улыбается. наён ни капельки не изменила той девочке, которой она была. и сейчас она по-прежнему бойкая, смелая и жизнерадостная. сестра забавно психует и обещает надрать задницы парням, если они водят её за нос, ведь она считает, что она у цели и вот-вот отгадает, как вдруг ей говорят «нет». намджун толкает её в плечо и смеётся. настаёт очередь намджуна отгадывать. – я человек? – да. – я мужчина? – нет. – я женщина? – да. намджун задумывается, хмурит брови. сидящий рядом чонгук озорно ухмыляется. на лице юнги ничего не прочитать. он сидит напротив намджуна и невозмутимо таращится на него. наён дёргает коленями и пихает ими брата, будто поторапливая. – я ученый? – да. – я мария кюри? – фу, банально. намджун фыркает с улыбкой. вероятно, и правда слишком очевидно. он начинает перебирать в голове имена женщин-учёных, о которых читал, об их открытиях. вдруг среди пяти пришедших на ум имён внутренний голос настаивается на одном. намджун озвучивает его. – я хеди ламарр? выражения лиц остальных такое, что намджун не сдерживается и начинает хохотать. он и сам не ожидал, что так быстро попадёт в яблочко. – угадал, что ли? – да как ты это сделал? смухлевал? подсмотрел раньше, да? наён громко восклицает и хмурит брови. намджун улыбается и рефлекторно пожимает плечами. на самом деле его выбор был осознанным, пусть это и не гарантировало стопроцентного успеха. намджуну повезло. – как-то я читал статью об известных женщинах-учёных. там было и о хеди ламарр. – ага, – перебивает юнги. – она работала со своим мужем над системой шифрования. их достижение помогло безопасно кодировать секретную информацию. а позже эта система стала основой для создания wi-fi. намджун чешет подбородок, задумчиво глядит в пол, усыпанный одноразовой посудой, и говорит: – думаю, что человечество должно ей по гроб жизни. все охотно поддерживают эту мысль. намджун обводит взглядом сидящих людей и задерживает его на чонгуке. глаза младшего призывно сверкают в тусклом свете комнаты. улыбка нежная и таинственная. намджун смотрит ему в глаза и хочет прикоснуться к его коже. поцеловать. усыпать его порозовевшие щёки, нос, веки, лоб и губы поцелуями. желание щемит и стискивает сердце. боль ноющая и сладкая. намджун прокашливается и отводит взгляд. его ноги затекли. он встаёт и сообщает, что идёт на кухню. интересуется, может кому-то что-нибудь прихватить. наён просит стакан воды, а юнги поставить на огонь чайник. звуки из соседней комнаты долетают до кухни. намджун тихонько смеётся, слыша спор. голос его сестры зычный, громовой и нестерпимый. наён всегда стоит на своём до самого конца. в то время как голос юнги спокойный и невозмутимый. он умеет выдерживать даже самые грозные атаки. они спорят по поводу предстоящих выборов президента и, судя по экспрессивному поведению сестры, непробиваемость и хладнокровие юнги побеждают в этом споре. намджун знает, что они не рассоряться. где же ещё они могут встретить достойных соперников для неплохой аргументированной дискуссии, как не среди друзей своих братьев и сестёр? чонгук появляется внезапно. буквально из ниоткуда. заствляя вздронуть старшего из-за ладоней, которые он кладёт намджуну на плечи. – чёрт, напугал, – вздыхает намджун, оборачиваясь. он наливал воды в стакан для наён и слегка пролил. чонгук улыбается самодовольной улыбкой. – прости, хён. намджун щурит глаза, ухмыляясь и глядя в лукавые глаза младшего. – тебе ведь совсем не стыдно? чонгук закусывает нижнюю губу, смеётся и согласно машет головой. так намджун и думал. затем младший опускает ладони и отходит к раковине. его глаза находят то, за что можно зацепиться – это капли холодной воды, которые разбрызгал намджун руками. чонгук стоит спиной к старшему. но можно увидеть, как его пальцы касаются капель и рисуют какие-то узоры на алюминиевой поверхности. лишь чонгуку известно, что они означают. а, может быть, и он не знает. намджун ощущает напряжение и некую сложность, которая, кажется, засела внутри младшего. застряла между его рёбер. интуитивно старший делает осторожный шаг вперёд. чонгук оборачивается. они сталкиваются взглядами. намджун думает, что чонгук волнуется. его губы приоткрыты, он дышит глубоко, чтобы успокоиться, а глаза потемнели. карий стал густым и глубоким. красивым, но вызывающим беспокойство. – что такое? чонгук опускает глаза. полностью поворачивается к старшему. одна ладонь держится за край раковины как за опору. – у родителей через пару дней годовщина свадьбы, – тихо говорит он. – мама предложила позвать моих друзей на ужин. вспомнила о тебе. сказала, что давно тебя не видела. звуки из соседней комнаты разбивают тишину, но не перетягивают на себя внимание парней. намджун внимательно смотрит на чонгука. неловко хлопающего глазами, вертящего головой, кусающего губу. растерянного и робкого. невозможно красивого. старший знает, как ему поступить. горячее тепло омывает его внутренности и согревает. уверенность в том, что стоит сказать, теплеет в горле. подходящие слова рвутся на свободу. – я приду. чонгуковы глаза замирают на намджуновом лице. – всё будет хорошо, – обещает старший. он улыбается. намджуну кажется, что убедительно. он раскрывает руки и ловит чонгука в свои объятия. не сдавливает, а позволяет чонгуку самому сжать ладони на своих лопатках, уткнуться в шею и пощекотать дыханием кожу. – я рад, что ты придёшь, – мягко шепчет чонгук. – это здорово, что мама захотела устроить что-то новое, другое, что выходит из привычного круга дел. и отец тогда не станет пить при друзьях. но мой брат... намджун прикрывает глаза, делает глубокий вдох, а затем выдыхает. – что бы ни случилось, чонгук, ты должен знать, что я люблю тебя. и твои родители тоже тебя любят. чонгук прижимается губами к намдужновой коже. горячо. его дыхание обжигает кожу. а потом он отстраняется, заглядывает в намджуновы глаза и говорит серьёзно и пронзительно: – ничего не делай, хён. даже если увидишь или услышишь что-то. я сам справлюсь. он постоянно это повторяет. это раздражает. намджун не понимает, что делает чонгук и как справляется? на коже продолжает появляться и расцветать чума за чумой. возможно, чонгуку так проще. он играется в хитрую и обманчивую игру со своим разумом. в этой игре он убеждает себя, что справляется, когда на самом деле упёрто убегает от проблемы. – открыв мне свои чувства, ты доверился, – помолчав немного, говорит намджун. он ласково гладит младшего по спине. – не только как своему другу, но и как человеку, которому ты испытываешь привязанность. понимаешь, что это значит? чонгук молчит. его пальцы сжимают футболку старшего на спине. тем временем намджун утыкается младшему в висок, целует и говорит шепотом: – это значит, что я не могу стоять в стороне, когда тебе причиняют боль. и больше не проси меня об этом. чонгук ничего не отвечает. но первым касается губами намджуновой щеки, а затем и губ. никто не может сказать, всё ли будет в порядке. хватит ли намджуну сил и терпения не вмазать ублюдку? намджун не хочет создавать насилие или, скорее, умножать его. однако, наблюдать за зверством он точно не может. он постарается ради чонгука. и будет то, что будет.

8

после работы намджун забегает домой. у него нет времени принять душ и переодеться. намджун рассовывает по карманам чёрного пиджака и штанов необходимые вещи: телефон, кошелёк, проездной билет и ключи. перед выходом он тормозит у зеркала в ванной. всматривается в своё отражение. лицо усталое, помятое, глаза мильные, под веками прячутся красные капилляры, губы сомкнуты, их мягкий розовый оттенок кажется тусклым, вымытым и сухим. намджун встряхивает головой, прогоняя от себя мысли о паршивом внешнем виде. улыбается своему отражению и брызгает на себя одеколоном. затем выходит из дому. до квартиры пятьдесят два на третьем этаже он добирается за час. дверь тёмно-серого цвета открывают вскоре после нажатия дверного звонка. на пороге встречает мама чонгука. её смольные волосы, густые и жёсткие с виду, собраны в раковинку на голове. на ней блузка в мелких полевых цветах, светло-бежевая юбка и туфли на низком каблуке. она светится, пышет радостью и выглядит несколько взволнованно, как если бы собиралась пойти в театр со своим кавалером. – намджун? – с некой долей удивления спрашивает миссис чон. её тонкие губы дёргаются в попытке улыбнуться. – здравствуйте, миссис чон, – радушно говорит намджун и кланяется. – поздравляю с годовщиной свадьбы. это вам. намджун протягивает бутылку красного вина. он выбрал его, прислушавшись к совету наён. у сестры хороший вкус на подарки. – спасибо, – выдыхает миссис чон. она осторожно берёт из намджуновых рук бутылку и прижимает её к груди. так, будто это что-то бесценное. её глаза, большие и округлой формы, напоминают чонгуковы. они прелестно блестят. – проходи, пожалуйста. женщина отступает в сторону, пропуская намджуна внутрь. в этом доме он не был около двух лет. трепет охватывает его тело, как только он оказывается внутри. в животе скручивают волнение и чувство настороженности. миссис чон проводит его в гостиную, где у окна стоит уже накрытый стол. намджун осматривается. некоторые детали изменились. что-то осталось на своих местах, как он помнит. перламутровая ваза, которую они однажды практически разбили. но теперь она стоит не на кухонной столешнице, а на комоде. круглые часы висят на стене. жёлтый тюль на окнах, а старый диван с новой обивкой – песочной. в воздухе витают ароматы приготовленных блюд. но также намджун улавливает знакомые нотки, присущие этому дому. у каждого дома есть свой запах. дом чонгука всегда пах насыщенно, иногда даже едко. к тому же, намджун помнит, что здесь всегда убрано. может быть, люди старались вымывать не только пыль и грязь, но и сперва запах алкоголя, а потом и крики, ругань. намджуну трудно представлять, что здесь творится, когда у ублюдка сносит крышу и как потом дом восстанавливается и оправляется от очередного удара. он чувствует сожаление, но не может его высказать. это будет неуместно. миссис чон суетится на кухне, которая соединена с гостиной. она щебечет своим высоким голосом, словно птица. – чонгук обещал пригласить своих старых друзей. я хотела, чтобы это были вы с юнги. но я не была уверена, что кто-нибудь всё же придёт. – мне было приятно получить приглашение, – отзывается намджун, стоя спиной к женщине. он оборачивается, чтобы улыбнуться для миссис чон. в нём не меньше радости от встречи, чем страха быть вовлечённым в чужую беду, стать её свидетелем и участником. конечно, намджун много думал о предстоящем вечере. прокручивал в голове варианты своего поведения. старался настроиться на правильную волну, без агрессии и ответного насилия. – мальчики! – зовёт миссис чон. никто не отзывается, но слышатся шаги. волнение нарастает, понемногу сжирает намджуна. он мнётся на месте и пытается пристроить свои руки, меняя их расположение. но когда в узком коридоре показываются две фигуры, намджун застывает, внимательно смотря на входящих людей. первым идёт чонгук. замечая намджуна, его губы растягиваются в улыбке. джинсы и футболка подчёркивают стройную и крепкую фигуру. на пальце – то самое кольцо, подаренное намджуном. чонгук красивый, желанный, очаровательный. тёплая волна, исходящая от него, накрывает намджуна. насыщает силами и успокаивает. дурные и плохие предчувствия меркнут. а потом намджун видит его. ублюдка. коротко стриженные волосы, отточенная вымуштрованная походка. кулаки его стиснуты, будто он не доверяет никому и ждёт опасности, что может наброситься на него. выражение его лица странное, даже не похожее на человеческое, скорее искусственное как у механической куклы. за время, что намджун не встречался с ублюдком, его черты заострились, стали грубыми и резкими. до того, как он отправился служить по контракту в горячую точку, всё в его облике было мягче, уступчивее, добрее. они неплохо ладили с чонгуком. вместе зависали, прикрывали друг друга, когда нужно было, забирали отца из забегаловок, берегли маму и многое другое, что делают братья и сёстры. но необходимость денег и неплохие успехи во время обязательной службы в армии натолкнули на мысль, и он решился. старший чон не вернулся прежним человеком. то человеческое, что в нём воспитали его родители, их любовь и любовь младшего брата – это всё, будто умерло по вине чужих пристрастий и амбиций, чужой жестокости и бессердечия. брат чонгука не был плохим человеком, но он был тем, кому никогда не стоило видеть ужасы сражений, кровь и бесчеловечность. потому что такие люди не просто хрупкие и легко ломаются, позже они винят других в том, что стали неотъемлемыми участниками ада на земле. они вымещают на близких свою боль, пределу которой, кажется, нет. возможно, намджун раздумывал об этом, ему попросту требовалась профессиональная помощь. людей, которые могли бы осторожно указать, подтолкнуть в правильном направлении. найти путь обратно к себе, к любви и человеческому милосердию. однако, на всё требовались деньги, а их никогда не хватало. испытывая презрение к человеку, стоящему напротив, намджун не желает ему смерти или мучений. он лишь хочет, чтобы страдания для семьи чон прекратились. в первую очередь для чонгука. намджун моргает и опускает голову, выдыхает, потому что мысли слишком тяжёлые. он решает поздороваться. протягивает раскрытую ладонь. – здравствуй, хён. глаза пронзают намджуна холодным остриём сдержанности и пустоты. чон старший жмёт ладонь. но усердствует. намджун вздрагивает, почувствовав силу чужой руки. – приветствую. грудной низкий голос звучит неприятно. он словно высушен и обескровлен. говорить им не о чём, поэтому после приветствия парни замолкают. между ними и вокруг них сгущается напряжение. из-за возрастающего чувства неловкости намджун прячет ладони в карманы брюк. его взгляд бегает по стенам, которые он уже разглядел. только чтобы не встречаться взглядом с ублюдком. затем они впятером ужинают. в основном, болтает мама чонгука и сам чонгук. отец парней выглядит неважно: тщедушное тело, осунувшееся лицо, землистая вялая кожа. он напоминает выжженный лист, что опал под напором хлёсткого осеннего ветра. глаза стеклянные и пустые. ладони сильно дрожат. стакан с водой мужчина берёт всеми пальцами руки, чтобы не разлить. брат чонгука кромсает приготовленное блюдо. пальцы стискивают приборы так сильно, что под кожей выступают вены. ублюдок молчит. его словно ничего не увлекает: ни еда, ни разговор, ни жизнь. намджун старается глядеть в свою тарелку или на сидящею напротив миссис чон, потому что тяжело смотреть на других. сидящий рядом чонгук привлекает внимание старшего, упорно сверля того взглядом. он будто говорит: «всё в порядке, хён. в порядке». кого он пытается убедить – себя или намджуна? в это сможет поверить кто-нибудь другой, но не намджун. тема сменяется темой. говорят о блюдах, о приближающемся фестивале традиционной музыки, о бедности граждан и о намджуновой работе, точнее они забрасывают его вопросами и ждут, как намджун будет отвечать, выкручиваться. вопросы касаются его зарплаты и босса. отец чонгука высказывает мнение, что если платят несправедливо мало, а босс издевается над сотрудниками, тогда стоит начистить ему морду. мужчина заливается смехом, будто смог развеселить остальных. но это не так. благодаря своему воспитанию и вежливости намджун сохраняет молчание. но с каждой минутой он всё более явственно ощущает горечь во рту. он заедает её салатом. не помогает. разговор перетекает в другое русло. меланхолическое и особенно чувствительное. миссис чон вспоминает годы обучения в университете, где когда-то познакомилась с отцом их сыновей. – мы встретились в парке. кажется, ты тогда был в увольнении. ветер унёс мой шарф, а ты решил мне помочь. – довольно романтично, – высказывается намджун с мягкой улыбкой. – да, – миссис чон отвечает ему тоже улыбкой. – в следующую нашу встречу он подарил мне шарф. янтарного цвета. я сохранила его. мама чонгука оробело поджимает губы. левая ладонь лежит на столе, подсознательно она тянется к человеку, который сделал её счастливой. неуверенная улыбка на женском лице кажется прекрасной. видимо, ей приятно вспоминать прошлое, свою молодость и любовь. – я влюбился в тебя сразу, – говорит мистер чон. голос хриплый, скрипучий и будто сломанный. алкоголь всегда берёт что-то взамен. будь то голос или сердце. – тогда я этого ещё не понимал. но позже, когда смог развеселить тебя и увидеть твою улыбку. мужчина протягивает свои пальцы на встречу женским. на белой скатерти лежат две ладони, пальцы переплетены. несмотря на то, что много времени утекло с тех пор, как они были молоды, они по-прежнему оберегают то хрупкое и чистое, что у них было. пьющий мужчина всё ещё помнит о том, что когда-то мог любить и дарить нежность. намджун не видит в нём жестокость или злобу, которые сопровождают алкогольную зависимости и которые способны разрушать любое счастье. перед ним запутавшийся в себе человек. возможно, выпивка не только облегчает боль, но и наказывает. отец чонгука не справился со своими личными страхами и трудностями, опустил руки и позволил своему старшему сыну превратиться в монстра. – чонгук. голос ублюдка разрезает чудесное мгновение. он смотрит в тарелку, орудует вилкой и ножом, кромсая мёртвый кусок телятины. – мамина история натолкнула меня на одну очень важную вещь. мы с тобой уже говорили об этом, но так и не нашли решения. старший чон прокашливается и поднимает глаза от тарелки. на секунду его взгляд задерживается на намджуне. намджуну кажется, что тот ему подмигивает. ублюдок говорит невозмутимым голосом: – не пора ли тебе подумать об армии? сколько ещё ты собираешься прятаться, как ссыкло, в своей комнате? намджун не верит в то, что слышит. «ссыкло» и интонация голоса, полная желчи и пренебрежения, бьют больно и сильно. – может, тебе стоит наконец прекратить заниматься чепухой и стать мужчиной, – говорит ублюдок. его глаза прожигают сидящего напротив чонгука. – эти твои рисуночки, на которые ты тратишь всё время, полное дерьмо. ими можно подтереться. ядовитые слова струятся прямо из чёрного сердца. у ублюдка чешутся руки, так запредельно он хочет унизить. намджун видит, как чонгук стискивает кулаки под столом, как кожа на шее натягивается, как глубоко он вдыхает воздух. тем временем родители не смеют подать голос. их лица каменеют. наверное, мама чонгука думает о том, что намджун увидит всё собственным глазами. позор их семьи. – не надо, сынок, – пробует остановить сына мать. – нет, мама, – рявкает ублюдок. – не вступайся за него. иначе он никогда не научится отвечать за себя и останется трусом. – не сейчас, хён, – чонгук поднимает голову. голос спокойный, но холодный. – поговорим об этом позже. громогласный смех раздаётся в ответ. ублюдок гогочет, ударяет ладонью по столу. звенит посуда. мама чонгука хватается за блузку на груди. отец, опустив голову, смиренно ждёт конца. он не участвует в этом и, видимо, не станет. намджун не может поверить в то, что видит. пусть он и знал, догадывался. но, чёрт возьми, происходящее вгоняет в ужас. наконец ублюдок унимается. он берёт салфетку и вытирает ею уголки рта. небрежно бросает в тарелку с объедками. его грубое жёсткое лицо напоминает лицо чучело, которое смастерили отпугивать птиц. – либо ты пойдёшь служить, – говорит ублюдок. – либо я заставлю тебя пойти. – нет. – что? – я сказал нет. в эту секунду старший чон подрывается на ноги. стул валится на пол. ублюдок таращит глаза. они злые, пропитанные ненавистью, абсолютно чёрные. намджун тоже встаёт, чем привлекает к себе внимание. – чего тебе? – у твоих родителей сегодня праздник, – говорит намджун. он пытается сохранить самообладание и не сорваться. – не нужно его портить. – твоего мнения не спрашивали, – выплёвывает ублюдок. – ты чужой в этом доме, и даже если тебя приняли, ты должен молчать. – сынок… глаза миссис чон налиты слезами. ещё одно слово, и её сердце разорвётся на части. гримаса боли и отчаяния на женском лице отпечатана чётко и детально. чонгук поднимается. ножки стула скрипят, царапая деревянный пол. – пойдём. он уводит брата за собой. подальше от глаз других. намджуну не нравится это. чонгук старается исправить положение в одиночку. снова он скрывает то, что никак нельзя скрывать. около минуты из другой комнаты не доносится ни единого звука. но потом намджун слышит грохот. будто что-то тяжёлое упало. он несётся туда, где слышит возню. дальше всё происходит быстро.

–

пелена, что затянула глаза, не даёт намджуну восстановить хронологию событий. он помнит, как распахнул дверь. как увидел стоящего на коленях чонгука. из одной ноздри у него текла кровь. ублюдок нависал над младшим. сжимал свой кулак с порозовевшими костяшками. выражение его лица было зверским и пугающим. намджун помнит, что ударил вроде бы в район челюсти. сбил с ног. раздались крики. женские и мужские. потом удары. один за другим. кровь на чужих руках. на полу. боль по всему телу. вспышки перед глазами. какие-то люди сменяли других людей. в полуобморочном состоянии намджуна осматривал доктор, светил фонариком, пытался говорить. полиция в своей тёмной униформе расхаживала возле многоквартирного дома. он помнит их фуражки. они напоминали двигающихся жуков. затем он отключился, а очнулся уже в камере. раны обработали и туго забинтовали. накачали обезболивающим. поэтому намджун может хотя бы сидеть. ублюдка посадили в другую камеру. об этом ему сообщил один из полицейских в участке.

–

юнги приезжает ближе к позднему вечеру. в прямоугольных окнах, расположенных под потолком, темнеет небо. намджун сидит уже несколько часов, точно он не знает. друга не сразу пускают к намджуну. но когда всё же пускают, они остаются разделенными решёткой. выйти намджун пока не может. его должны допросить. но, видимо, процесс допроса ублюдка и его родственников, в том числе и чонгука, затянулся. юнги протягивает намджуну руку. намджун жмёт её и смотрит в глаза. – паршиво выглядишь. – пустяки. юнги облокачивается плечом на железные прутья камеры, ограждающей его от намджуна, будто тот настоящий преступник. но ведь намджун действительно переступил черту и нарушил закон в тот самый момент, когда его кулак коснулся тела ублюдка. так что он на там, где должен быть. – они открыли дело. уже сняли побои и опросили родителей, парней, – говорит юнги. на нём белый плащ, в нём друг напоминает ангела, спустившегося с небес. его присутствие подбадривает намджуна. – следователь настаивал, чтобы мама чонгука написала заявление. она спросила, что я об этом думаю, – юнги делает паузу. намджун поднимает на него глаза. – о твоём мнении она тоже спросила. несколько секунд они смотрят друг друга в глаза. затем юнги кивает: – да. я так ей и сказал. и она написала заявление. это хорошая новость. отличная. дальше обманывать себя и окружающих было нельзя. бессмысленно отрицать, что в доме семьи чон ничего не происходило. этому нужно было положить конец. – неясно, как это всё будет развиваться, – хмыкает юнги. – он ведь военный, пусть и в запасе. но одно хорошо – теперь этим займутся. его будут наблюдать психиатры и, возможно, ему помогут. намджун слушает, но понимает, что юнги не говорить ему главного. поэтому намджун спрашивает сам. – как чонгук? юнги хмурит брови и затягивает с ответом. наверняка ему трудно подбирать слова. – он в порядке. ждёт вместе с родителями. скоро их должны отпустить домой. чей-то мобильный, забытый на столе, играет стандартную мелодию. юнги реагирует на шум и оборачивается. также где-то в коридоре слышатся шаги. то удаляющиеся, то приближающиеся. вокруг никого. полицейский, что привёл юнги, отошёл куда-то. они одни, и всё же нет. обстановка вынуждает чувствовать себя напряжённо и скованно. намджун садится на лавочку и вздыхает. юнги присаживается на корточки, чтобы намджуну было проще его слышать и видеть. а, может быть, ещё и потому, что у юнги затекли ноги. край его плаща обтирает тёмно-серый пол. но юнги даже не поправляет его. – я позвонил наён. она обещала успокоить маму. намджун кривится. блять. он облажался. поддавшись безрассудству и эмоциям, он причинил неудобства другим и вынудил переживать о себе. его близкие, семья, мама и наён с сынчолем. ему ещё предстоит долгий разговор с ними. вина сжимает сердце. – не переживай, – говорит юнги. – объяснишь им, когда выпустят. наверное, где-то через пару часов. насколько я понял, ты числишься в качестве свидетеля. намджун сглатывает и открывает глаза. перед лицом всё та же стена. – он сказал что-нибудь? – нет. он молчит. не хочет ни с кем говорить. – ясно. – намджун… – всё нормально, юнги. передай ему, что я его люблю. юнги кивает и уходит, оставляя намджуна наедине со своими мыслями. у намджуна нет возможности убежать от них или переключиться. он в камере, где нет ничего, кроме голых стен и двух лавочек. всё, что ему остаётся, это смотреть перед собой, в стену напротив, и ждать. как бы дальше не развивались события, намджун считает, что поступил правильно. он никогда в своей жизни ни с кем не дрался. но этот раз был необходим. он не знает, сможет ли себя простить. он нарушил собственные убеждения. вина будет жить вместе с ним. но есть в этом и положительный момент. он чувствует, что вместе с ударами из него вышли те эмоции, которые долго и мучительно пожирали его сердце. каждый раз, когда чонгук появлялся с новыми отметинами и ранами, намджун прятал гнев и боль. иногда он пытался заговорить о проблеме, но чонгук был бы не собой, если бы легко дал себя уговорить. трудно счесть количество накопленного груза, а сегодня намджун наконец-то избавился от него. однако он не может назвать это настоящим чувством облегчения. потому что с этим высвобождением он, наверное, потерял чонгука. паскудно думать, что он предал его. только на словах они были с юнги готовы к любому варианту. когда время подвело их к решающему моменту и всё сложилось так, как сложилось, намджун ощутил тяжесть реальности и её неотвратимость. он хочет увидеть чонгука и прочитать в его глазах ответ. хочет, чтобы младший его простил. намджун хочет слишком многого. его выпускают около полуночи. намджуна допрашивают недолго и без особого энтузиазма. наверное, все просто устали. ему возвращают его личные вещи. он подписывает кучу бумаг. его обязуют явится в участок на повторный допрос через пару дней. намджун покорно кивает и ничему не возражает. ему любезно вызывают такси, но не за счёт полицейского участка. бархатный тёплый ветер позволяет стоять на улице и глубоко дышать. он обдувает раны на лице. намджун морщится. действие обезболивающего почти прошло. он озирается, но никого больше не видит на парковке. всего пара авто, и те, наверное, служащих. он последний несотрудник уезжает из этого места. странно, но никто из полицейских не смотрел на него косо или осуждающее. намджун не считает их одобрение или согласие с восстановленной справедливостью правильным. неважно во имя добра или во имя зла совершается насилие, оно уничтожает добро. со стороны автобусной остановки двигается человек. когда его лица и фигуры достигают лучи фонарных столбов, намджун узнаёт в нём чонгука. он подходит к намджуну. младший выглядит изнемождённо. разбито. но он держится. его глаза кажутся мутными, но неизменно красивыми. что говорить намджун не знает. – ты всё-таки сделал это, хён. намджун тяжело вздыхает. – я говорил тебе, что не буду стоять в стороне. – его будут судить. чонгук игнорирует слова намджуна. он смотрит в глаза, ничего не боясь и не отступая. намджуну сложно смотреть на него. больно. голос чонгука, звучащие в нём обида и разочарование, рвут на куски. да, намджун натворил дел. но он должен был. – он заслужил это, – тихо говорит чонгук. – но он мой брат и сын наших родителей. он такая же жертва, как и я. война сломала его, а реальность заставила жить поломанным. – чонгук, – зовёт намджун, – ты сказал, что он заслужил. нельзя оправдывать зло. тем более то, которое совершают близкие. – если бы я уехал... его голос дрожит. – нет, – отрезает намджун. – ничего не изменилось бы. он бы нашёл способ испортить тебе жизнь. – хватит! намджун смотрит на него. по щекам текут слёзы. лицо исказила гримаса боли. чонгук выглядит беззащитным и слабым. он буквально рассыпается на глазах. намджун хочет, но уговаривает себя не прикасаться к нему. – как ты собираешься добираться домой? – спрашивает намджун. собственный голос долетает до ушей глухим хриплым эхом. – метро ещё работает. до станции около ста метров. в эту минуту на парковку заезжает автомобиль службы такси. намджун предлагает поехать вместе. они сидят в разных углах. чонгук прижимается к дверце и упорно смотрит в окно. в то время как намджун не может оторвать от него глаз. водитель останавливается около дома чонгука, не глуша мотор. младший лезет в карман джинс. – я заплачу, – настаивает намджун. ладонь тянется к руке чонгука. – нет. водитель берёт деньги и отсчитывает из них нужную сумму. возвращает сдачу чонгуку. младший открывает дверь и выходит. ничего не говорит и не наклоняется к стеклу, чтобы подать намджуну хоть какой-нибудь знак. подарить ему надежду или же оборвать связь. он не делает ни то, ни другое. только эта недосказанность всё равно кажется намджуну однозначной. в этот раз намджун думает, что это прощание и что он видит младшего в последний раз.

–

через неделю чонгук приходит к нему домой и просит обнять. намджуново сердце бешено колотится, когда чонгук утыкается своим лицом в его шею. его слёзы горят на коже. намджун закрывает глаза и растворяется в мгновении.