Откровенна

Рассказать об этом бейсбольному придурку сложнее всего. Хаято много раз прокручивала в голове, как она скажет о своем быстро падающем зрении, почти набиралась смелости произнести это вслух, но… Молчала. Потому что все-таки не знала, как сказать. «Эй, бейсбольный придурок, передай соль. Кстати, я в скором времени ослепну». Или: «Удачи, придурок. Нет, я не приду. Почему? Потому что все равно ничерта не увижу». А еще: «Прекрати сражаться с застежкой моего лифчика и слушай внимательно. Мне сказали, что у меня резко падает зрение». Иногда Хаято злилась на себя и в такие вот моменты готова была позвонить и сказать. Но опять молчала. Дева Мария, как будто о залете рассказать не могу, думала по ночам Гокудера, уставившись в потолок. Думала, злилась, ругала, плевалась ядом. Молчала. Когда без очков ходить было уже невозможно, Хаято решила рвануть в Италию. "Отдохну от тебя, придурок". "Отдохни", - соглашался Такеши и смотрел так понимающе, словно знал. «Да нет, брось, - успокаивала себя Гокудера, спешно собирая сумку. – Это же придурок. Он ни о чем не знает». Родина мафии встречает хранительницу дождями. Хаято снимает небольшую квартирку с видом на оживленную улицу, отключает мобильный и словно исчезает для всего мира. Она спит до полудня, питается фастфудом, много курит, почти не бывает на улице, не включает телефон и не выходит в интернет. Хаято думает, что ищет выход, хотя, на самом деле, просто бежит. От чего? Она и сама не знает. Такеши появляется на пороге квартиры на девятый день этой блокады. "Нам надо поговорить", - хмуро сообщает он. "Надо", - кивает Хаято, а потом возмущенно шипит, когда из ее рук вырывают сигареты. Ямамото раскрывает шторы и открывает окно, впуская в комнату запах дождя и шум улицы. Пахнет свежестью. "В последнее время ты ведешь себя странно", - говорит Ямамото, поворачиваясь к ней. Гокудера ежится из-за порывов ветра, переступает с ноги на ногу. Пиджак, который он надевает ей на плечи, пахнет Такеши. "Возможно", - соглашается хранительница, вдыхая этот знакомый запах. Она закрывает глаза и не смотрит в сторону мечника. Так проще. Так она может на долю секунды поверить, что все еще хорошо видит. "У тебя что-то стряслось", - спрашивает Ямамото, и тона его голоса Хаято не выдерживает и открывает глаза. Такеши стоит у окна – на фоне окна, - а Гокудера около двери. Между ними несколько метров, но она не видит лица Ямамото – его силуэт расплывчат, а транспарант на стене дома напротив, выглядывающий над плечом мечника, и вовсе представляет собой разноцветное пятно. "Стряслось", - неохотно соглашается Хаято и замолкает. "Это как-то связано с твоим здоровьем?" "Да", - отвечает Гокудера и замирает. «Он знает?» - проносится в ее голове недоверчивая мысль, и Хаято слегка щурится, стараясь, что бы это было не так заметно. Но по лицу Такеши мало что можно понять, а потом он и вовсе отворачивается к окну. "Это как-то связано со мной?" "На что ты намекаешь", - бурчит Хаято. "Пойду, сварю нам кофе", - рассеяно говорит Ямамото и проходит мимо нее на кухню, оставляя Гокудеру в недоумении. Она идет за ним, отстранено вспоминая, что кофе у нее нет. Зато оказывается чай. Пока Такеши кипятит чайник, Хаято молчит, а потом все же не выдерживает. "О чем это ты там подумал, бейсбольный придурок?" Ямамото молчит, словно взвешивая каждое слово, потом осторожно спрашивает. "Ты беременна, да?" Пока Такеши выговаривает эти три слова, мир Хаято рушится, а потом возрождается из осколков. И снова рушится, после того, как она осознает, что он спрашивает. "Ты действительно придурок". На кухне повисает неудобная, неуютная тишина. Хаято кусает губы, собирается с мыслями и пытается подобрать слова. Такеши молчит, греет руки о чашку с чаем, над которой завивается пар, и ждет. Сказать правду почему-то всегда сложно. Сказать правду, от которой пытаешься бежать, сказать сложней в несколько десятков раз. Хаято смотрит на мечника, а потом, когда молчание становится совсем уже невыносимым, наконец, говорит. "И все?" Хаято жмется к боку Такеши и говорит, говорит, говорит. Серая, неуютная квартира, холодная спальная, неудобная кровать под ними – все это начинает нравится Гокудере. Внутреннее напряжение, появившееся в тот самый момент, когда она вышла из кабинета врача, понемногу ослабевает. На самом деле это не так уж и страшно, как ей казалось, – рассказать правду. "А почему молчала?" "Я же Правая рука Джудайме, - криво улыбается Хаято. - Я не могу быть слабой. К тому же, я боялась, что ты воспримешь это не так спокойно". "А если очки?" "Я выгляжу в них глупо". После этих слов Такеши начинает смеяться. Гокудера удивленно приподнимается, смотрит на стирающего слезы смеха мечника, а потом начинает дуться. "Прекрати ржать, придурок". Несильный толчок в бок. "Прекрати ржать, я сказала!" Она набрасывается на него с кулаками, и все, что остается Такеши – это кататься по кровати, пытаться поймать ее руки, и уворачиваться от ударов. "Знаешь, я подумал, что ты беременна". На это заявление Хаято лишь фыркает, словно кошка, и потягивается. За окном уже глубокая ночь. Гокудера с удивлением отмечает, что проспала большую часть вечера. Такеши лежит рядом, прижимая завернутую в одеяло девушку к себе, и смотрит в окно. "Дурак", - кратко высказывает Хаято все то, что думает об умственных способностях мечника. "А у тебя всего лишь упало зрение". Гокудера дуется, пихает его в бок и соскальзывает с кровати. Когда Ямамото следует в поисках нее на кухню через некоторое время, Хаято уже вовсю уплетает пиццу. "Спасибо, что заказал", - бурчит она, кивая на квадратную коробку. "Знаешь, мне нравятся девушки в очках", - вместо ответа ухмыляется Такеши, протягивая ей очечник. Гокудера перестает жевать, потом фыркает. "Бейсбольный фетишист", - ухмыляется она, надевая очки. Мир вокруг приобретает четкость, точно так же, как приобрели ее сегодня их отношения. "И будь со мной откровенной в следующий раз, хорошо?" "Я подумаю над твоим предложением".