Это традиция

Дин подходит к стойке нарочито неторопливым шагом, стараясь не смотреть на того, кто сидит к нему спиной. Он взбирается на скользкий стул и кладёт руки на стойку. Каблуки ботинок привычно цепляются за стальной обод, обивка скрипит под задом. Затем тело принимает удобную позу, и Дин выдыхает. — Мне то же самое, — говорит он бармену и кивает на только что опустошенный стакан своего соседа. Бармен ухмыляется в усы, до мелочей изучивший этих двоих, но не произносит ни слова, исполняя заказ. — Ты задержался, — равнодушие в голосе Кроули не может обмануть Дина. Опоздание Винчестера заставило его нервничать. Но Дин делает вид, что верит. Делает вид, что ему тоже безразлична эта встреча. Это традиция. — Авария у моста, — в тон, также бесцветно, отвечает Дин и видит краем глаза, как напряжённые плечи Кроули расслабляются. Эти тайные свидания стали ритуалом, привычкой. Дин встречается с Кроули в этом неприметном баре каждый вторник. Они выпивают и разговаривают. Часто их посиделки длятся до поздней ночи, когда может позвонить взволнованный Сэм и начать задавать идиотские вопросы. Дин врёт, а Кроули подначивает его насчёт жены и любовницы. Это вошло в привычку. Дин не думает об этом, не анализирует свои отношения с Кроули. Дружба это или что-то ещё. Он просто приходит в этот бар каждый вторник и облегчённо выдыхает, когда его зад усаживается на скользкий барный стул рядом с Кроули, а левая рука укладывается рядом с правой рукой демона. Он не знает, как так вышло, что самый пронырливый демон ада стал так близок ему. Если бы он принялся рассуждать на эту тему, он бы решил, что это неправильно. Но он не рассуждает, и потому эти вторничные вечера становятся так ценны. Дин никогда не признается в этом даже самому себе, но каждый раз он ждёт этих вечеров с нетерпением и неосознанно думает, о чём будет говорить с Кроули, какие новые шутки расскажет, чем поделится или на что пожалуется. Каждый раз, входя в двери бара, Дин сжимает пальцы в кулаки до боли в ладонях, боясь не увидеть ссутуленную спину Кроули, прекрасно осознавая, что, как и он сам, Кроули ведёт опасную игру со смертью. Она спутница их обоих в нетерпеливом ожидании увести их за собой. И однажды один из этих барных стульев окажется пустым. Но не сегодня... Это традиция. — За трезвых водителей, — провозглашает Кроули и выпивает свой виски. Дин усмехается и следует примеру. По телу разливается тепло и долгожданный покой. Вечер только начинается...

***

Кроули всегда является первым. Не потому, что Дин не пунктуален или забивает на негласную договорённость быть к восьми вечера. Просто так повелось: Кроули приходит, успевает выпить один стакан, затем слышит за спиной знакомые шаги, а потом справа от него усаживается Дин и заказывает себе “тоже самое”. Это ритуал. Для Кроули эти встречи не менее ценны, хоть он так же играет свою роль равнодушного и циничного засранца, как и Дин. И его устраивает эта игра. Он получает странное удовольствие от недомолвок и иносказаний, ему нравится читать между строк, угадывать скрытый смысл, когда Дин что-то рассказывает о своей жизни. Дин конечно не делает ничего специально. Это выходит само собой. Невербалика, язык тела... Не специально всё, кроме разве что их касания рукавами на стойке. Дин замечает это, но никогда не делает попыток убрать руку. Кроули чувствует тепло его кожи через ткань, и это, кажется, добавляет градус местному виски. Эта грань, которую они никогда не пересекают. Кроули мог бы нарушить её, и Дин, наверняка, поддержал бы его, но тогда бы эти вторники прекратились навсегда. Кроули этого не хочет. Эдакая своеобразная романтика. И она куда важнее, чем одноразовый перепих. Поэтому Кроули пьёт свой виски под очередной рассказ Винчестера и прислушивается к ощущениям в своём запястье, которое едва прикасается к запястью Дина. Это то, чего не отнять у них обоих, и то, что есть только между ними. Магия, недоступная ни человеку, ни демону, ни ангелу. Дружба на грани. Как прогулка по краю крыши высотки: захватывает дух, делая чуть-чуть счастливее, но если оступишься, то всё потеряешь. Кроули пьёт свой виски и незаметно улыбается, делая вид, что не замечает, как довольно лыбится Дин.