Герой

- Мне нужен ответ только на один вопрос, - она сделала глубокий вдох, который последнее время бесил меня до крайности. Всегда, когда она собиралась сказать что-то, на что боялась моей реакции или догадывалась об ответе, невыгодном лично для нее, делала такой вдох. Прикрыв глаза, громко выдохнув и порой выставив вперед ладонь, будто прося не перебивать. А затем глаза открывались, она внимательно и с какой-то блядской мольбой смотрела на меня, и начинала говорить. Конечно, не сразу целыми предложениями. Она запиналась, замолкала, кусала губы и водила глазами по окружающему миру, будто искала суфлерские таблички. Иногда ей приходилось снова вздыхать. Порой она могла начать заикаться, нервно смеяться, и тогда разговор длился в сотни раз дольше, чем мог, если бы она была нормальной. Да. Проходило время, и я все отчетливее осознавал, что ее нетипичность становится для меня ненормальностью. Что ее привычки – самое раздражающее и бесполезное, что вообще может делать человек. Ее сопение – хуже ногтей по стеклу. Ее смех – гребаные полумертвые чайки, а просьбы – овечье блеянье. Казалось, что я никогда ее и не любил, просто мне настолько было лень двигаться и что-то менять, что я выбрал терпеть. А когда наконец услышал предложение о расставании от нее, то обрадовался. Не будет идиотского будильника по утрам, когда мне не нужно вставать, не будет никаких требований встать с дурацкой собакой, никаких двух чашек кофе, никаких встреч на остановке, отмораживая задницу, и никаких тяжелых пакетов из магазина. Никакого смеха, раздражающей бурной деятельности, когда мне хочется просто полежать. Ее не будет, мои молитвы услышаны. - Я тебя не люблю, - с наслаждением ответил я, внутренне улыбаясь и ликуя предстоящей свободе. Ее глаза напротив, казалось, полыхнули, но это, конечно, лишь мое воображение. Наверное, ей сейчас чертовски больно. А как же еще? Я прекрасно представлял ее чувства. Я буквально чувствовал, как ее воздушные замки касательно меня с грохотом рушатся, больно ударяя по макушке. Мне было ее жаль. О, да, я чувствовал вину. Я понимал, что ее нельзя оставлять одну, что такая, как она, не справится в одиночку, и проблема тут не в неспособности поднять что-то тяжелее кошки. Просто существуют люди, которым нужен второй, нужна половинка, нужен партнер. Она любит и будет любить до конца, до последнего вдоха. И даже если бы я сейчас сказал, мол, нет, не расстаемся, она бы покорно согласилась и продолжила мучиться. Злиться, расстраиваться, но она бы уже не ушла. Она бы прожила, вероятно, не самую хорошую жизнь, но у нее был бы я, герой для ее хрупкого и нестабильного эмоционального спокойствия. Всегда хотел быть героем. И стал для нее. А я ее не люблю. Да?