Он не смирился

Питер опустошён, разбит и не имеет ни малейшего желания что-либо с этим делать. Осознание того, что теперь в его жизни, как и в жизни всех людей в этом мире, нет Тони Старка, наваливается смертельно тяжелым грузом после его похорон. Ровно после того, как они плечом к плечу со Стивом и с другими позади проносят тяжелый ящик, обёрнутый звездно-полосатым полотном, к темной, страшно холодной и влажной яме, что разивает свою пасть, дожидаясь ещё одного героя и не понимая, что не «ещё одного», а лучшего из них. Питер тогда эгоистично думает о том, что рад, что гроб могут нести только товарищи по оружию, ибо если бы Пеппер, у которой вообще-то есть все права на Тони, забрала у него и этот последний шанс сделать что-то для человека, перед которым он — все они — в неоплатном долгу, он бы искренне ее возненавидел, хотя всегда думал, что на ненависть не способен вовсе. Он думает о том, что это совсем-совсем нечестно было: лишить его возможности прожить ещё пять лет в мире, где есть Тони Старк, ведь он его любит и ценит больше, чем остальные. Питер уверен, что это так, ведь любить больше, чем любит он, просто физически невозможно. Питер ни за что в жизни не применит в своих мыслях глаголы прошедшего времени, потому что у него духу не хватит принять тот факт, что это насовсем, что пути назад нет и Тони не просто в камне души, не рассыпался, а умер, собой пожертвовал, чтобы всем стало хорошо. Питеру больно, иногда ему приходится кусать уголок подушки или собственные трясущиеся пальцы, чтобы тетя Мэй не услышала его всхлипы через стенку. Питер переодически доходит до той степени истерики, когда рот открывается в беззвучном крике, в ушах кровь шумит, глаза уже сухие, а горло будто перехватывают чьи-то холодные длинные пальцы, не давая вздохнуть. В такие моменты он, кажется, слышит по-своему ласковое «Пацан» где-то возле уха и видит улыбку Тони Старка, переполненную радостью и облегчением и обращённую только к нему, к Питеру. Питер бы не сказал, что это хоть на йоту легче, чем смотреть на стекленеющий взгляд самых ярких — ярче всех звёзд во Вселенной — глаз или на потухший реактор в груди, что раньше мягко мерцал голубым. Он рушится, крошится и даже не пытается уже унять пульсирующую боль в районе груди вот уже несколько месяцев в то время, как все, кажется, уже научились жить дальше и стали радоваться, что там, под землёй, лежат не они. Гадко. Тетя Мэй уже даже перестала бить тревогу, поняла, что все напрасно. Ибо сколько бы Стрэндж не выходил из портала в его комнате, спокойно объясняя, что нужно принять это, что выхода не было и он умер достойно, как истинный герой, Питер все равно будет отворачиваться в сторону фото, игнорировать его слова и молчать. Тетя Мэй уже осознала, что сколько бы Клинт не объяснял ему, что в их мире по-другому никак, и сколько бы Ванда, все ещё скорбящая и почти безликая, но так отчаянно пытающаяся держаться, не приходила по ночам, чтобы хоть на несколько часов успокоить изувеченное сознание Питера, — все будет бесполезно. В конечном итоге никто не будет вечно нянчиться с депрессивным подростком, который просто не хочет признавать реальность. Это был один из тех пустых и привычных с его похорон вечеров, когда Питер лежал в кровати, пялясь на фото, которое он сделал с мистером Старком в его лаборатории лет, кажется, сто назад. Ещё до того, как Танос погрузил мир в руины и хаос, уничтожив половину живых существ. Питер, помнится, не отвечал на стук тетушки в дверь и все время жмурился, с трудом глотая подступающие слезы. Истерику, если на чистоту. А ещё он не хотел читать сообщения о новом Фар Крае от Неда, поэтому настойчиво игнорировал непрерывно вибрирующий на полке телефон, что освещал голубым светом комнату. Телефон — подарок мистера Старка, и голубой свет тот же, что и у его реактора; что был у его реактора. От этого «был» становится больно до трясущихся рук и до раздирающего глотку крика, что так отчаянно рвётся наружу. Но Питер игнорирует Нэда и молчит. Питер вообще научился игнорировать все и молчать. Мистеру Старку бы это понравилось, но его здесь нет. Его вообще нигде нет, и от этого Питер начинает ненавидеть и себя, и всех остальных, кого он спас, заплатив слишком высокую цену. Питер бы со своей стороны заплатил такую же сейчас, только чтобы он оказался жив. Умирать — он уже знает — страшно первую секунду, а потом ты просто засыпаешь и становится легко. Питер очень давно не спал. Без кошмаров в виде запачканного кровью и гарью, обожженного лица умирающего мистера Старка перед глазами уж точно. — Привет, Питер. — его телефон неожиданно заговорил, а этот тошнотворный голубой свет, что все время предательски быстро тухнет в груди у Тони Старка в его снах, становится ярче обычного. Питер подскакивает на месте и машинально вытирает лицо рукавом потрепанной кофты. Голос кажется смутно знакомым, а потому приходится повернуться, чтобы посмотреть на голограмму. — Знаешь, я начала уж было думать, не случилось ли с тобой чего. — полупрозрачный двигающийся портрет Шури улыбается ему белозубой улыбкой, вися в воздухе. — Какого черта? — он не находит, что ответить. Лишь тупо пялится на девчонку с двумя странными шишечками на голове и яркой повязкой. — Извини за вторжение, но ты не отвечал на сообщения, а нам надо поговорить. — О чем? — Не здесь. Лично. Тебя вроде все считают смышлёным парнем, так что нужна помощь. Завтра загляни в свою любимую бургерную где-нибудь в час. /// Питер не то чтобы очень заинтересован, но выглядеть так, будто можешь жить дальше, стоит хотя бы ради тети Мэй, поэтому он впервые за последние несколько месяцев говорит, что идёт куда-то с друзьями и выходит из дома во внеурочное время. Ему люди вокруг не нравятся от слова совсем: их много и ни в одном нет знакомых черт. Питер чувствует себя депрессивным подростком, коим и является, только у его депрессии гораздо более веские основания — смерть лучшего человека в его жизни. Он старается не вспоминать слово смерть, ибо на каком-то из уроков по психологии говорили, что такое жёсткое принятие реальности травмирует психику. Хотя он не уверен, что после того, как Тони Старк умер, фактически, на его руках, у него вообще есть, что травмировать. — Паршивый вид, Питер. Интересная эта твоя бургерная. Всюду пластинки, гитара Кита Ричардса и даже барабанные палочки Роджера Тейлора. Круто. — Шури выглядит какой-то непринужденно веселой, такой, будто ничего не произошло. Будто не участвовала в той битве и не выпадала на пять лет из этого мира. Нормальной. Питер знает, что должен быть настолько же сильным, или хоть немного, как она, но он плевал на это с высокой колокольни. Дружелюбного соседа разбили на кусочки, и даже его способность к регенерации тут не работает. Ему хочется спросить, откуда она узнала, и поправить, сказав, что это скорее его любимая бургерная, а Питер вообще хот-доги любит (раньше любил). Но вместо этого он игнорирует ее слова и молчит, плюхается на стул напротив и выдавливает сухое: — Слушаю. И Шури говорит: что-то о квантовой физике, Планке, Гейзенберге, Паули, порталах, каких-то частицах и о Тони. — Ты хочешь, чтобы я взломал Пятницу, чтобы ты могла получить доступ к наработкам мистера Старка? — он изгибает бровь, а внутри чувствует, как все трясётся от только что произнесённого имени. — Тебе не кажется, что это слишком… Питер замолкает, не находя подходящих слов. Ему красноречия не хватает, что, впрочем, совсем не удивительно — ему же до мистера Старка, как до самой отдаленной планеты и обратно. — Скорее получил доступ. Ты представляешь, что может сделать для науки тот временной портал, который он создал? — Он уже сделал. Дал науке шанс жить дальше, вытащив с того света всю планету. — Питер, я понимаю, но ведь ты же не хочешь, чтобы его изобретения лежали под замком вечно? Он был величайшим умом, и те проекты, которые он не успел воплотить, должны увидеть свет. И только ты можешь помочь, ведь ты был близким для него человеком. У тебя должен быть доступ к ПЯТНИЦЕ. Слова про близкого человека бьют в голове набатом, вызывают едва уловимое сомнение, а потом такие живые воспоминания, как Тони Старк кинулся к нему тогда, во время битвы, увидев впервые после пяти долгих лет, и крепко обхватил руками, чтобы, кажется, больше никогда не отпустить. Питер не помнит, что говорил ему тогда, утыкаясь носом в отчего-то парадоксально горячий металл, зато помнит его поистине железную хватку, сдавливающую рёбра и особый, давно знакомый ему запах, почти перебивающий гарь. Он опускает глаза, обхватывая самого себя трясущимися руками, и как-то резко кидает: — Попроси у Беннера портал и изучи. Или взломай ПЯТНИЦУ сама. Только меня не трогай, ладно? Шури, кажется, не ожидает такого ответа, вздрагивает и на секунду теряется. Конечно, она же совсем ничего не знала о нем и о них. О них вообще кроме Питера не знал никто, даже сам Тони. Это был особый секрет Питера, вызванный крайней степенью подростковой влюбленности. Глупо. — Он его уничтожил. Он бы и все планы уничтожил, но ПЯТНИЦА сейчас полностью подчиняется только Морган, а она ни за что не даст ему сделать это. И я не могу ее взломать, уже месяц пытаюсь. Этот Искусственный Интеллект совершенствуется самостоятельно и подчиняется только тем, кто занесён в его программу. — Что, уничтожил? — Питер выглядит ошеломлённым. Это первый раз, когда его лицо хоть каплю изменяется. — Зачем? — Решил, что никто не должен менять прошлое, как это сделал Роджерс. Он до сих пор не понимает, почему ничего не произошло и не сдвинулось, но уверен, что это нехорошо. Стрэндж вообще до сих пор в бешенстве. — И ты хочешь заново собрать и изучить? — в нем, кажется, просыпается интерес, и парень подаётся вперёд. — Да. — А частицы Пима? — Мне дали образец на анализ. Я, кажется, поняла, как они устроены. Это научный подход, Питер, не беспокойся. Я не собираюсь влезать в прошлое, если тебя это волнует. Обещаю. Питера не то чтобы слишком волнует именно это. Скорее ему хочется рассмеяться и сказать, что он такими обещаниями разбрасываться не намерен. /// В штабе Мстителей под вечер становится пусто — у всех есть дом, где их ждут, а потому оставаться не имеет смысла. Пройти туда оказывается совсем несложно. Сдержать эмоции, самые светлые воспоминания, связанные с этим местом, и дрожь в руках при виде его кабинета гораздо сложнее. — Добрый вечер, Питер. — раньше, он помнит, ПЯТНИЦА всегда сообщала, где мистер Старк, из-за этого ее фраза кажется какой-то не законченной. — Привет, Пятница. Давно не говорили, правда? — слова даются с трудом, ведь он привык игнорировать все и молчать. Тем более вокруг слишком много всего, что напоминает о той сравнительно нормальной жизни, в которой был Тони Старк. Все выглядит ровно также, будто он вот-вот сюда вернётся. Питер сглатывает, осматривается, подмечая лежащую на краешке софы кофту Старк Индастриз, хрустальную бутылку с бурбоном, кофемашину с ровным рядом кружечек для эспрессо, наспех брошенную гарнитуру и полуразобранную перчатку его костюма. Обостренное паучье обоняние улавливает знакомый запах, который, вероятно, никто больше и не почувствует. Или это просто наваждение оттого, что вокруг просто слишком много его. — Вас не было здесь четыре месяца и девять дней. — ровно столько, Питер знает, прошло с его похорон. — Я знаю. Можешь мне помочь? Питер двигается мягко, активирует компьютер, проведя рукой по стеклянной поверхности стола, и почти охает, когда на глаза попадается их совместная фотография, стоящая в рамочке на самом углу, рядом с фото обнимающихся Морган и Пеппер и старого снимка Тони с родителями с выпуска из университета. Он, стоя тут, каждый раз вспоминал Питера. Смотрел на их совсем не формальное — сделанное на телефон Питера после примерки нового костюма Человека-Паука — фото и, возможно, улыбался, вспоминая, какую чепуху постоянно говорил назойливый пацан. Сейчас он много молчит. Мистер Старк бы все же оценил, но его нет, и у Питера очень паршиво получается игнорировать этот факт. — Чем, Питер? — Пятница прерывает мысли и воспоминания, и он трясёт головой, чтобы хоть на пять минут перестать думать о мистере Старке. — Показать последний проект мистера Старка. Питер совсем не удивится, если она скажет, что доступ ограничен и отправит домой. Даже, возможно, вздохнёт с облегчением, ибо мысли, все время вертящиеся в голове после разговора с Шури не дают покоя. Они неправильные, эгоистичные и почти мерзкие для той части его мозга, которая сохранила по меньшей мере каплю здравого смысла. Дело чересчур рискованное, а соблазн слишком велик. Глупо. — Вас интересует квантовый коридор? — Да. У меня есть доступ? — Согласно указаниям мистера Старка, Морган Старк и Питер Паркер имеют полный доступ к системе. Питер впервые за последнее время чувствует гордость и какой-то необъяснимый восторг, как собака, которую погладили по головке. Тони Старк вспомнил о нем, когда даже не был уверен, что дело выгорит и что Питер вернётся. И не просто вспомнил, а по уровню доверия разместил на одной ступени с его родной дочерью. И выше Пеппер. «- Она никогда не одобряла железного человека. Ее можно понять.» — как-то сказал Тони, когда у них с Пеппер случилась мелкая ссора. Ему, кажется, не с кем было поговорить, а Питер всегда слушал. — Перекачай на носитель пожалуйста. — Только этот проект или незакрытые проекты мистера Старка? — Все. И сотри данные, что я был здесь. — Уже выполняю. Спокойной ночи, Питер. /// Питер привычно смотрит на фотографию, вспоминая, как мистер Старк трепал его по волосам дружеским, почти отеческим, жестом, как однажды стёр пальцем кетчуп под его губой, когда вместо своего хот-дога Питер ел чизбургер, и как в тот самый момент у него дыхание перехватило и захотелось податься вперёд, ближе к его тёплой широкой ладони. Он старается добросовестно взвесить все за и против, прийти к выводу, что это чистый бред, и просто продолжить досконально изучать работу портала с Шури, чем они и занимались последний месяц в Ваканде, вместо того, чтобы лезть в него. Но эти попытки с треском проваливаются, когда в ушах начинает бухать звук останавливающегося сердца Тони Старка, что тогда для него звучал громче, чем грохот битвы. Питер кусает губы и смотрит в смеющиеся глаза на фотографии. Сейчас у него есть все, чтобы совершить прыжок назад, повторить судьбу Стива, и снова жить в мире, в котором есть Тони Старк. Он думает о том, что это нечестно по отношению к Морган, Пеппер и тёте Мэй, но ему становится удивительно все равно. У Морган есть Пеппер, а Стивен Стрэндж стал настолько частым гостем в его доме, что сомнений не остаётся — говорят они с Мэй совсем не о душевном состоянии Питера. У Питера нет никакого желания жить с осознанием того, что мистер Старк променял свою жизнь на его и на жизни ещё миллионов других людей, поэтому он без зазрения совести надевает на себя бело-красный костюм, смокинг поверх него, настраивает технику на прыжок, забирает носитель ПЯТНИЦЫ и устанавливает компьютеры на самоочистку. Питеру абсолютно все равно, если его поступок перевернёт с ног на голову всю вселенную, если произойдёт невиданных масштабов взрыв во всех измерениях, все пойдёт вспять, схлопнется или просто полетит к чертям. Главное, что он попытался вернуть себе лучшего человека из всех, кого он когда-либо знал. Он перемещается в девяносто второй год, глупо улыбаясь своему отражению в стеклянных дверях лаборатории. Стрэндж его не простит, но Питер этого уже не узнает. /// — Я рад сообщить, что на место главы «Старк Индастриз» заступает Энтони Эдвард Старк! Питер ушам своим поверить не может, озирается по сторонам и действительно понимает, что попал именно туда, куда хотел: на вечеринку Старк Индастриз в честь нового главы компании в девяносто втором году. Тони Старк в двадцать один выглядел немного иначе, чем Питер запомнил его, но яркие тепло-карие глаза мерцали со сцены также живо и притягательно. Он грациозно двигается в вылощенном белом костюме троечке, красной рубашке и затемнённых очках в стиле «Людей в чёрном». Старк улыбается толпе, салютует, прокашливается и начинает одну из самых ярких и важных своих публичных речей, которую Питер, как истинный поклонник, много раз смотрел на ютубе. Питер не может поверить глазам и ушам, ему хочется кинуться на сцену и потыкать в Тони Старка пальцем. Ему кажется, что он снова переживает этот момент, когда он посмотрел на мистера Старка и впервые осознал, что чувствует не просто восхищение, уважение или симпатию, а любовь. Самую настоящую, всепоглощающую любовь, которая теплом наполняет тело до самой макушки и кончиков ногтей и заставляет снова и снова смотреть на этого человека и тонуть в нем без каких-либо шансов и без малейшего желания выплыть. Питеру снова хочется говорить. Говорить-говорить-говорить и говорить. Говорить, чтобы чувствовать его немного удивленный взгляд с мастерски замаскированным интересом, чтобы смотреть, как слова вызывают улыбку на его красивом лице и смех. Говорить, чтобы потом услышать ответ этим приятным, тёплым голосом с вечно чуть саркастичной и смешливой интонацией. Голосом, который снился Питеру все эти долгие четыре месяца и который можно слушать вечно. Если бы ему сказали выбрать песню, которую он будет слушать оставшуюся жизнь, — это определенно был бы голос Тони Старка. — Мне кажется, что меня могут засудить за предоставление алкоголя несовершеннолетним благодаря тебе, пацан. — Питер почти давится шампанским, которе взял скорее приличия ради, когда слышит этот самый голос где-то сбоку от себя. — Держу пари, тебе нет восемнадцати. Тони кривовато улыбается, глядя на Питера, и заговорщически прищуривает глаза, по ярко-карим радужкам которых пляшут блики от прожекторов, подсвечивая их. Будто они и так не сияют ярче всех камней на земле и звёзд в галактике. Питер пялится на него, как последний дурак, все ещё не до конца веря своему счастью. В его мире снова есть Тони Старк. — Благо, я прошёл через ход, где паспорт не требовали. — Бунтарь, значит. Мне нравится. — он чуть причмокивает губами и посмеивается. У Питера начинают дрожать руки от его голоса и взгляда. Сейчас их не разделяют ни разница в возрасте, ни какие-то формальности. От этого вкупе с тем, как сильно Питер скучал по нему, сносит крышу. — А вы бунтарь, мистер Старк? — Я Тони, детка. Просто Тони. Хотя, нет, подожди. — он на секунду в шутку задумывается. — Знаешь, мистер Старк звучит горячо. Определенно. Если бы Питера попросили описать самого соблазнительного человека в мире, он бы точно описал Тони в этот (и во все остальные, если на чистоту) момент: он как-то загадочно и притягательно улыбнулся, посмотрел на Питера глубоким взглядом, вздернул бровь и подмигнул. — Как тебя зовут? — Питер. — Знаешь что, Питти, я бунтарь и я прямо сейчас хочу свалить отсюда. С тобой, конечно же. У него щеки заливаются румянцем. Фактически, Питеру двадцать два, он уже взрослый, старше самого Тони, но это подростковое смущение и его вечную неуверенность он, конечно, перерасти не успел. Он все ещё, как ни крути, семнадцатилетний подросток. Питер чувствует, как из легких воздух вышибает от таких слов, от самоуверенности его собеседника, наглости и той власти, которую Старк имеет над ним и его эмоциями. Питер готов в эту же секунду согласится и сделать вообще все, что угодно, чтобы быть с Тони рядом настолько долго, насколько это возможно, но он собирается с духом и отвечает: — Боюсь, что сяду к незнакомцу в машину только после, как минимум, первого свидания. Он наконец получил Тони Старка обратно и ограничиваться одной ночью совсем не намерен. — Тогда мы можем его устроить. — в нем, Питер видит, просыпаются интерес и азарт, которые не угасают весь оставшийся вечер, когда они разговаривают о физике, робототехнике, механике, машинах, фильмах и рок-группах, поедая хот-доги и картофель-фри в той самой бургерной, в которой ещё нет гитары Кита Ричардса. Питер оживает, словно перерождается, его тело наполняется энергией, а с лица не сходит улыбка. Впервые за последнее время он вслушивается в каждое слово и заинтересованно говорит в ответ — много и быстро, выпаливая предложения на одном дыхании, как обычно привык это делать. — Ты такой поразительный, малыш Питти. — Старк всматривается в его лицо долго, чуть наклонив голову, а потом протягивает руку, подцепляет подбородок, стирая большим пальцем каплю соуса, и притягивает ближе, легко касаясь его губ своими. Питер отвечает, даже сквозь поцелуй не в силах сдержать улыбку. /// Где-то за миллионы реальностей и вселенных от этой Доктор Стрэндж резко просыпается от внутреннего толчка и только спустя несколько часов, уже после того, как Шури поднимает тревогу, понимает, что их Питер Паркер изменил жизнь одного из миллиарда Тони Старков. Мэй плачет, когда узнает, а Стивен кладёт руки ей на плечи и говорит: — Он счастлив. Очень счастлив. Здесь бы он не был так счастлив, поверь. — Ты видишь? — Вижу.