Да валите вы все уже домой!

      Фик не задался с самого начала. И хотя я старался изо всех сил, вяло настукивая текст на клавиатуре, больше лазил в комментарии к другим авторам. Лень одолела или невозможность сконцентрироваться на одной задаче, но дальше первого абзаца не уходило.       Чёртов Нацу со своим поганым характером! Вот как из тебя делать приятного героя, да ещё в наше время, когда тип людей, подобный твоему, называют прямо — долбоёбами? Вот как?       — Бля... — выдохнул я. Кофе, давно налитый, остыл. Хлебать холодный стало совсем неприятно. На часах три ночи, а сам ни в одном глазу.       Встав, я похромал на кухню — застарелый перелом копчика в последнее время проявлял себя всё чаще, и немилосердно болел. Отец храпел в своей комнате, что была и залом, но вскоре сам встанет на работу, без будильника. Он вообще жаворонок. Это я у него, когда проснулся, тогда и утро.       Мои мысли, разрозненные и встревоженные, роились ворохом бесполезных и мало связанных между собой слов и образов.       Ужас что продают в этих ваших супермаркетах! Кофе, который я залил холодной водой, сумел раствориться и даже запениться. Голова же учла этот факт, но тут же поднесла огромную кружку к губам — и оказалось почти так же, как и с кипятком.       Но что же с этим Нацу делать, а? Как быть? Что вообще сделать, чтобы хоть как-то привлечь читателя? Ведь он, по-нашему-то, как герой не очень. Гарем трахать не хочет, стесняется, нагибать ему тоже неинтересно. Просто жить, приключаясь, — так назовут его амёбы амёбой. И с одной стороны правы будут. Не понимаю я, чем плохо просто жить, вот упрямо не понимаю.       Да блин! Хоть слэш пиши, мать его за ногу!       Умывальник с мрачноватым жёлтым светом не помог. Голова, даже охлаждённая, продолжала буксовать на одних и тех же мыслях.       — Да чёрт бы с ним, буду просто писать! Раньше мне все эти смыслы и прочее...       Вздохнув, просто уселся в обычный стул.       Что писать? Вот что? Я даже сам не знаю, чего именно хочу от героев и событий, есть только какой-то примерный план, начатый смеху ради ещё в прошлой части.       На часах четыре тридцать. Текста стало больше на абзац. Глаза болят, курсор, управляемый мышкой, вместо того, чтобы остановиться на почти чистом листе, наводится на всякие обсуждения и комментарии.       Так хоть бы почитал чего полезного! Например, правила русского языка подучил, как мне советовали! Так ведь не хочу... а писать хочу, но как-то совсем не пишется.       Нужно просто признать, что я бездарь.       — Ужасающий истина!*       И завязывать с фикоделием.       Хоть бы написал, что ли, кто из небольшого количества подписчиков?.. Тишина страшная. Стрёмная. Уверенность в том, что продолжать стоит, тает на глазах.       — Не спишь? — поднялся отец. — Я на несколько дней на халтуру уеду. На работе вчера ещё отпросился.       — Мугу. Аккуратней будь! — повернулся к нему. — А то опять полезешь куда сломя голову...       — Нормально всё будет, — отмахнулся отец. — Тебе на работу послезавтра!       — Уж про это я точно не забуду, это ведь не еда!       Надо ложиться спать. Всё равно никакого продвижения так и не происходит.       — Бать, я спать! Пока не лёг, нужно что-будь?       — Не-е!.. Ложись.       Таким образом получив никому, в общем-то, не нужное разрешение, я упал в кровать и чуть не мгновенно уснул без сновидений.              Подорвался с кровати от будильника, со стоном встал и пошёл к телефону. Запнулся за брошенный тапочек и упал, лишь чудом не выбив себе глаз углом кровати.       Яркие искры, головная боль... я с большим трудом нашарил на тумбочке свой надрывающийся телефон и взял трубку.       — Да.       — Здоров, писака. Слушай, давай сменами поменяемся, а? Должен буду.       — А что так рано-то, а?! — голос знакомый, но какой-то немного странный. В ухе звенит, а на лбу влажное.       — Ну-у-у, это! В общем, не могу сказать, братан, но очень надо!       — Кира, ты, что ли? — наконец, понял я, кто именно мне звонит.       — Он самый! А ты чего соглашаешься, раз не узнал?       — Да иди ты! — шикнул я на телефон, — В общем, я выйду, но с тебя причитается. Всё, отбой!       Шагнул — поскользнулся на влажном и упал, с пробирающим сознание хрустом, прямо на свой больной хвост.       Вспышка боли.       — Ы... ы-ы-ы!..              На работе встретили скорее с небольшим любопытством, нежели с тревогой.       — В порядке сам, Сень?       — Да, — отозвался односложно и похромал к шкафчику.       — А с головой что?       — Писательство мозга, — пошутил очень тихо и мрачно. Добавил в голос: — Упал сослепу. Нормально всё!       Зайти, что ли, завтра в больницу? Да не, живой же, а это поболит да и перестанет. Всегда так. Ничего с этим не сделать.       — Точно? Ты бледный какой-то.       — Это потому что я теперь мальчик-из-под-лестницы!       Или по Гарри Потному что-то написать? Так ведь не знаю я его толком, пусть и большая там фанбаза! Хотя других это не останавливает.       Нет, известным стать, конечно, хочется, но не таким образом.       Ориджинал бы толковый запилить! Фэнтезяку какую клёвую, только так, чтобы без политики и прочего, это мало того, что слишком сложно, так ещё и скучно большинству. Мне самому — тоже. Хотя и пытался что-то такое корябать.       Или Камидзё попробовать запопасть? Тоару — фэндом популярный, а толкового в нём вроде бы мало. Но сам мирок очень... отталкивающий. В нём хорошего всего-то: Камидзё да сёстры-клоны. И то не всегда.       Форма охранника на мне, ключи взял — теперь перекур, и можно идти. Сегодня устану отвечать, почему я не сажусь. Надо попросить Балбеса делать это за меня.              Не люблю людей. Вернее не так: не люблю людей незнакомых. Своей численностью они раздражают, а некоторые из них неоправданно агрессивны, как кажется, ко всему живому. Они какие-то... какие-то неправильные все. Непоследовательные, нелогичные, часто беспричинно подлые и жадные до любых развлечений. Совсем любых. Например, напротив нашего склада стоит большая аптека, а здания стоят так, что от входа в неё можно расслышать почти всё, кроме шёпота. И одна старушка, что каждый день ругается с кассирами и общается со своими подругами в очереди недавно вышла и выдохнула:       — Ой, два дня не была! Аж полегчало.       Наверное, утрирую. А может, просто впечатлительный. В любом случае, я долго пытался такое переварить.       Одно хорошо, из-за моего взгляда большая часть людей пугается и общаться со мной не хочет. А может, в чём-то другом причина, но так есть. То самое чувство, когда природа всё сделала за тебя, и все в плюсе.       Только, к сожалению, на каждом новом месте работы очень трудно сойтись с коллективом. Вот, например, здесь я полгода приживался, а у меня до сих пор ощущение, будто меня выжать пытаются.       Вот, Балбесина сидит, смотрит на камеры и принимает ключи от выходящих через КПП людей. Даже с ним, лёгким на подъём и характер, только не в меру болтливым, пришлось нелегко. Я не понимал его разговорчивости, он — моих шуток и намёков.       — Юра, я пойду обойдусь. Лады?       — Тебя к завтрашнему вечеру ждать? — ухмыльнулся Балбес.       Я поморщился. Тот поднял руки:       — А, извини, забыл, что нельзя над этим смеяться!       — Когда-нибудь кто-нибудь вставит тебе по самые гланды за такие шуточки. Потому-то ты и Балбесина.       — Иди, давай, инвалид, — хмыкнул он.       А Трус у нас Кира. Потому что трус он. Врун, брехун, болтун.       Я с ними, так-то, почти не работаю, сменяю только, но заочно нас уже давно обозвали комедийной тройкой.              Очередной спокойный обход. Никого и ничего, только посмотрел, как разгружается прибывшая фура, да вернулся к посту охраны.       — Вот чего я не понимаю, так это почему ты ходишь на все эти обходы и других заставляешь. Камеры же есть, по ним всё видно!       Юрий наяривал доширак. Запах стоял такой, что кишки тут же потребовали что-нибудь и себе. А в нашей маленькой комнатушке на проходной от него никуда не деться.       — Вот поэтому ты и Балбесина. Камеру и повернуть могут, а пока ты это заметишь — вынесут всё, что хотели.       — Ага. Но даже если ты кого найдёшь, алкашей каких, скорее всего, то сделать им ничего не сможешь. Потому что законодательство.       — На это есть те, кто обязан своей жопой рисковать, — пожал я плечами. — На то нам и рации: связался, вызвали наряд, все дела. А гнать их самостоятельно, как ты и сказал, мало того, что глупо, так ещё и противозаконно.       — Ага. Он тебя побьёт — ему штраф или срок, а ты его побьёшь — вместе с ним ответишь. Если не строже.       — Не повод плевать на свои обязанности. Нужно хотя бы вид деятельности изобразить.       — О-о! — Юрий кивнул. — Тогда я следующий пойду гулять.       Я пожал плечами.       — Иди.              Спокойная скучная ночь. От зевоты сводит челюсть. Зевает и коллега.       — Пора пройтись, Сём, — сообщил он мне.       — Двигай.       Взяв фонарь и ключи, Юра потянулся и вышел, закрыв за собой дверь. Спустя несколько минут я увидел его на камере наружного наблюдения. Прикрывая рот и зевая, он шёл по главной дороге между большими ангарами со всякими производствами и складами, крутил фонарём скорее от нечего делать, чем из-за ответственности.       А затем он замер. И начал пятиться. Я смотрел на это с каким-то странным ощущением, протёр глаза, пытаясь понять кажется мне это или нет, может, заснул — но Юры на экране уже не было, только фонарь валялся.       — Что за шутки? — хмыкнул я. — Да ладно, хорош шутить!       Взяв рацию, я нажал на кнопку передачи и сказал:       — Слышь, Балбес, если тебя съел какой-то монстр или другая ебола, то знай, до семи утра я всё равно из КПП не выйду. Даже если ты не вернёшься.       Хохотнув, положил рацию на стол, и стал смотреть на камеры. Пять минут, а Юра так и не показался, спрятался между ангаров и сидел там.       — Вот же Балбесина! — покачал головой.       Но даже через полчаса охранник не вернулся. Немного забеспокоившись, я решил покурить и подумать. Вышел на территорию, встал на крыльце так, чтобы видеть монитор через открытую дверь.       Внезапно ожила рация.       — Сёма! Семён! Вызывай ментов, тут... а-а-а-а! — крик было слышно и так, невооружённым, так сказать, ухом. — Отстань! Отъебись, тварь!       Рация зашипела помехами, а затем замолкла.       — Ёма-на-рот... — под некоторым впечатлением я даже сигарету выронил. Настолько натурально получилось у Балбеса.       Подняв сигарету и отряхнув фильтр, я вздохнул, продолжая курить.       — Даже жаль, что такой скример даром пропал. Ему бы в кино играть! — покачал головой, глядя в чистое небо почти без звёзд.       Пранк слишком затягивался — Юры не было уже полчаса. Я вызывал другие посты, но там мне отвечали:       — Завязывайте играться, не первое апреля!       Только матом.       — Юра! Кончай дурью маяться, докладную на тебя напишу!       Ноль реакции.       — Мужики, а вы в курсе, что мы охраняем бывшее НИИ? И слухи такие, мол, здесь на людях опыты ставили во времена Андропова...       Ещё один.       — Скажи Копылову, чтоб возвращался, или доклад точно будет, — сообщил я по рации.       — Да нет его со мной!       — Вы заебали, дебилы!       — Да серьёзно, нет его!       — Так, — начальник смены вмешался, — Гаврилов, Пятницкого на КПП пошли. Пусть с травматом идёт на всякий. И вот ещё что: если, мля, это очередная шуточка, вылетите все втроём!       — Гаврилов, понял, отправляю.       Рация замолкла.       — Ну, сука, Балбес, придёшь — после смены шокером тебя приложу, урод, — выдохнул я чувством.              — Ну, чё у вас тут? — вошёл Пятницкий с напарником, оба большие и страшноватые на вид, но крайне добродушные ребята.       — Хрен его знает, Михалыч! — пожал я плечами. — На камерах сперва видел Копылова, а потом на дороге только фонарь остался. Ещё кричал кто-то. А потом... Ну, вы сами слышали.       — Мда. Сань, с ним пойдёшь, вместе посмотрите. А я пока тут досплю-ю.       Детина уселся в жутко заскрипевший стул.       — Шутник, — Саша покачал головой. — Не смена, а цирковой номер какой-то. Пошли.       Тяжело вздохнув, я последовал за ним.       — У тебя с ногой что-то? — поинтересовался он.       — Вроде того, — я не стал вдаваться в подробности, перевёл разговор к насущному. — Видел его возле главной, от третьего ангара. Там и испарился.       — Ага. Сейчас посмотрим, что Балбесина натворил, и как сильно ему за это прилетит.       По слегка похрустывающему и мягко шуршащему песку дороги мы шли, словно нарочно держась фонарей. Я посматривал на Саню, тот покусывал губы, пытаясь выхватить фигуру охранника между складских помещений. Его нигде не было. Нашли брошенный фонарь.       — Тут?       — Ага, — я кивнул.       — Вот знаешь, я, конечно, не верю во всю эту чушь с фильмами ужасов...       — Я тоже.       — ... но даже Балбес не стал бы бросать дорогущий фонарь вот так. Он денег стоит, да?       Я посмотрел на Саню совсем недовольно.       — Давай только жути не нагоняй, а! Не хочу стать героем хоррора! — я прикинул место и ракурс камеры, сказал, указываю дальше: — Он туда куда-то попятился.       — Да расслабься ты! — толкнул меня в плечо охранник, — Тут чурки постоянно фуры грузят. Всё на виду! Что вообще может случиться? Но шутник этот точно допрыгался.       Мы шли дальше. Я повёл фонарём вправо и обомлел.       — С-сань, смотри.       — Ух, ебать!..       Луч света выделил в темноте большое красное пятно, тёмное, с потёками на ребристой железной стене склада.       — Это краска?       — Тут этой краски литров двадцать! — от переживаний крикнул я. — Где он столько нашёл?!       — Пойдём смотреть? — хмыкнул Саня.       — Ты сдурел?       — Ну, стой тогда, а я схожу и посмотрю... какой ты впечатлительный, блин.       — А ты будто фильмы ужасов не смотрел и не знаешь, чем подобное заканчивается!       Саня усмехнулся, но промолчал, пошёл, выхватывая лучом фонаря всякие подробности, которые он весело перечислял.       — Одежду рваную где-то достал, в краске испачкал. Кости даже, ты глянь!       Саня бросил мне под ноги длинную кость. Та была испачкана чем-то красным.       — А это что? Типа, кишки, что ли?       Охранник дошёл до угла. Вздрогнул всем телом и рванул оттуда со всех ног. Я же, увидев это, тоже дёрнулся было бежать, но двинулся слишком резко для своего позвоночника — он хрустнул влажно, а ноги словно лишились сил.       — А-а!       Мимо промчался Саня, а я некстати вспомнил анекдот про медведя и кроссовки. Но вялые ноги всё равно, даже в панике, не хотели слушаться. Едва добрался до соседнего склада, снял с пожарного щита багор и упёрся в стену спиной, увидев непонятное чудище.       Оно напоминало какого-то рисованного демона: антропоморфная ящерица с крыльями и рогами.       — Фух, — выдохнул и осел наземь. Железка оказалась у твари глубоко в глазнице, а сама она бьётся в судорогах.       Сердце бешено колотится, а ноги совсем не держат. Спина ломит очень сильно, и боль нарастает с каждой секундой. Я вытер выступившие слёзы. Перепугался так, что чуть не обделался.       Страшный рык привёл меня в чувства. Ещё две подобных твари вылезли на свет.       Я хотел было позвать на помощь, но только обречённо заскулил. Организм раньше сознания понял, что гибель неизбежна.       Казалось, уже ничто не может мне помочь, когда раздался крик:       — Валера! Настало твоё время! Аха-ха-ха!       К тварям метнулась смазанная тень, а фонтан крови брызнул, как из брандспойта. Меня умыло ею всего, от головы до ног.       Фонари брызнули осколками стекла. На меня уставились два ярко-зелёных глаза в человеческом силуэте.       — Какие жа-алкие! Я даже разогреться не успела! А ты?..       Адреналин отпустил сознание, я погрузился во тьму.              Несколько пощёчин привели меня в чувства. Яркий свет фонаря выделил во тьме окровавленное женское лицо с широчайшей улыбкой и дополнительно подсветило зелёные глаза.       — Райз энд шайн, Симеон. Проснись и пой!       — А-а-а-а! — сильная рука зажала мне рот.       — Да не ори ты так, я доброе злое божество! Меня зовут Тота! И я здесь, чтобы забрать твою анальную девственность, раз нормальная мне не досталась!..       Я замер, в ужасе разглядывая это существо. Вернее, в основном совершенно сумасшедшие глаза.       — Это шутка.       Я так расслабился, что вновь потерял сознание.