Так в холодной воде закаляют меч, Ему проча живую плоть, Так на чёрные ветки холодно лечь – Но потом – горячо и светло. Этот лёд — не сухой. В нём звенят ножи. Им наполненный, лопнул стакан. Ты ведёшь меня, голос твой не дрожит, И всё жарче твоя рука. © аксолотль
***
Про какое-то там мифическое оружие Гидры слухов ходило много, но Питер не особо вслушивался. Мало ли что там говорят, если в каждую сказочку верить, так и сдохнуть раньше времени недолго. А Питер сдыхать не хотел категорически. Поэтому, когда его вызывают на ковёр к Пирсу, Паркер слегка недоумевает, но остаётся спокоен: последние несколько миссий Энигмы прошли без сучка без задоринки, при всем желании придраться не к чему. Но когда высокое начальство начинает ему втирать про какое-то великое предназначение и порядок через боль, Паркер окончательно перестает что-либо понимать. Просто стоит и преданно ест глазами это самое начальство, как хороший подчинённый. — ...Что вы на это скажете, агент Паркер? — Хайль Гидра. Перед ним на стол кладут тонкую светло-серую папку.***
При разморозке оружия в помещении, помимо него, учёные и несколько незнакомых солдат. Паркеру почти неуютно из-за не прикрытой кем-то из его парней спины. Он щурится недовольно, но ничего не говорит, только кладёт ладонь на бедро, в нескольких сантиметрах от шокера. Из криокапсулы на пол падает... Нечто. Назвать это человеком сложно, потому что больше оно напоминает обмазанную невнятной слизью кучу какого-то мяса и обрывков кожи, похожих на лоскутное одеяло. Или словно кого-то хорошенько прожевали и выплюнули. Ни один из халатов даже не приближается к этому, солдаты позади почти синхронно щёлкают затворами автоматов, когда тело на полу едва заметно шевелится. Паркер чувствует, как внутри него вздыбливает загривок молодая, голодная злость. Его лицо остаётся почти безразличным, только поджимаются в нитку губы. — Хули вы замерли, я не понял, — негромко, с затаённой угрозой, произносит Питер, кивая в сторону того, с чем ему отныне предстояло работать. — Делайте давайте что-нибудь. Его нужно привести в порядок перед демонстрацией Пирсу. — Нашей обязанностью является транспортировка и хранение «оружия», введение и выведение его из состояния крио-сна. Обеспечение его всем необходимым для работы и полный уход за «оружием» в состоянии активности — полностью прерогатива куратора, — неприятно улыбается ему один из техников. — Тем более, что с инструкциями вы ознакомлены. Паркер щурится, легонько хлопает ладонью по бедру, на котором висит шокер, и мягко улыбается: — О, я ознакомлен. Ещё как. Он движется в сторону мужчины, который не воспринимает его как угрозу. Ещё бы: он выше Паркера почти на голову. Парень подходит ближе, практически вплотную, и коротко, без замаха бьёт учёного в живот, а едва тот сгибается пополам от боли, его лицо встречается с чужим коленом, обтянутым плотной тканью штанов. Слышится хруст сломанного носа. Напоследок Питер несильно пинает мужика под коленкой, и тот с воем падает на пол, заливая все вокруг тёмной, влажно блестящей кровью, которая совершенно инородно смотрится в этом стерильно-белом помещении. — Как вы верно подметили, на меня забота о супероружии ложится во время его активности, — выделяет интонацией последнее слово Паркер, ласково улыбнувшись. — А активности я тут что-то не наблюдаю, пока передо мной всего лишь куча какого-то дерьма. Поэтому будьте любезны привести его в нужное состояние: он должен хотя бы передвигаться самостоятельно, вымою я его, так и быть, сам. После отрихтованной морды одной из этих крыс больше никто Паркеру возразить не попробует, Актива поднимают с пола, наскоро обтирают, обкалывают какой-то хренью и доставляют в общие душевые, в которых сейчас пусто. Питер всё это время стоит в углу или идёт рядом. Когда всё сделано, халаты собираются улизнуть, но их останавливает насмешливый голос нового куратора: — Пока я буду драить наше сокровище, обеспечьте его набором всего необходимого шмотья. Также ему нужна будет комната для проживания, пока он в активном состоянии. Когда в тёмном помещении они остаются одни, Питер включает воду и настраивает её на нормальную человеческую температуру, а не на то дерьмо, которое предписывается по инструкции. — Ну что, красавчик, пошли отмывать тебя? Существо, названное оружием Гидры, мало походит на смертоносного монстра и вызывает жалость напополам с лёгким отвращением. Больше всего оно похоже на обваренного в кипятке человека, которого после решили запечь на костре. Вся поверхность кожи покрыта неровностями, пятнами, лоскутами всех оттенков розового и желтоватого. У мужчины нет ни волос, ни бровей, а ресницы короткие и светлые. Питер судорожно втягивает в себя заполненный паром воздух, когда оружие Гидры открывает глаза. Ярко-голубые, как летнее небо, и совершенно беззащитные, словно у маленького ребёнка. — Пиздец...***
На лавке в раздевалке их уже ждут комплект белья, экипировка и короткая записка с номером отсека, в котором будет содержаться Актив. Когда Питер заводит своего подопечного в нужное помещение, то чувствует, как закипает внутри злость: эту клетушку два на два назвать «комнатой» даже в голову не приходит, а из всех удобств — железная койка да унитаз в углу. Ладно же. Урода, который получил от Питера по роже, в помещении нет, но его заместитель, — Джаспер Ситуэлл, кажется, — выглядит до смерти напуганным, когда Паркер неприятно нависает над ним, сидящим за столом: — Я что, неясно выразился насчёт помещения для Актива? Мне нужна нормальная, стандартная комната, понятно? Не гроб, не камера-одиночка, — комната, — почти по слогам, как умственно отсталому, выговаривает он. Смотрит на мокрую от пота лысину и брезгливо подаётся назад, напоследок мрачно бросая: — У вас двадцать минут. Время пошло.***
— Почему ты нам не сказал? — вопрос Гвен встречает его на входе в тренировочный зал. Питер на секунду замирает в дверях, раздумывая над ответом, молча шагает дальше, но девушка терпеть это явно не собирается. — Питер. — Сейчас говорю, — спокойно отвечает Паркер, не отводя взгляда от больших светлых глаз Гвен, произносит громче, чтобы слышали все в зале. — «Энигма» теперь работает с засекреченным проектом под кодовым названием «Актив». Подробности сообщу вечером, уже с завтрашнего дня начинаем. Вся его тренированная и закалённая десятка после этих слов начинает едва слышно обсуждать это между собой, и только большие серо-зелёные глаза до самого конца тренировки периодически сверлят взглядом его затылок.***
Один. Гвен Стейси могла бы быть близнецом Питера, и дело далеко не во внешности. Но было в ней что-то невероятно схожее, что-то не родное, нет, но близкое по духу. Питеру нравится Гвен, потому что её мозг работает с невероятной скоростью, она умна, самодостаточна и в должной степени самоуверена, чтобы добиваться своих целей любым способом. Питер знает, что если не вернётся с одной из миссий, именно Гвен возглавит «Энигму».***
— Ну что, черти, знакомьтесь. Актив. Актив стоит с мордой, на которой только полное «ничего», ни эмоций, ни чувств. Актив только стоит навытяжку, высоченный и плечистый, с покоцанной рожей, страшный, как смертный грех. — Pane bože, – Ванда, опомнившись, прикрывает ладошкой рот, но пустой взгляд Актива все равно безошибочно находит её, стоящую позади брата. Два. Малышку Ванду Питер впервые встретил на площади в крошечном городке во время одиночной миссии. Малышка Ванда, которой на тот момент едва-едва за двадцать было, посмотрела на него своими тёмными глазами и, аккуратно прихватив тонкими пальчиками за рукав, сказала: «Ты нам нужен». Вот так вот просто. Каким образом она его вычислила, Пит не знал. Но почему-то из всей толпы, снующей по старой, неопрятной площади, она подошла именно к нему. Интуиция молчала, и Паркер, которому было свойственно прямо-таки кошачье любопытство, заинтересовался и позволил привести себя туда, где она жила со своим близнецом. У Ванды была какая-то чудовищная способность к пониманию людей. Тихая, почти робкая, она, тем не менее, могла найти подход к кому угодно. Буквально с одного взгляда распознавала сильные и слабые стороны, будто, лишь взглянув человеку в глаза, она вскрывала его черепную коробку и с отстраненным интересом учёного препарировала чужое сознание. А уж когда она, проникновенно глядя в глаза, начинала в чем-то убеждать, это было на грани гипноза. У Питера был нюх на людей, и внутреннее чутьё шептало, что девчонка уникальна. Забрать её с собой хотелось всё больше, хотя он понимал, что без близнеца она не поедет. Поэтому надо было приглядеться к братцу. Через три дня он отбыл обратно в Штаты. Не один.***
Первая миссия Агента — достать голову какого-то мафиози из Румынии — проходит достаточно гладко. Славянин окопался в своём бункере надёжно, спору нет, и это могло бы прокатить, если бы у Питера не было Лиз. Три. У Лиз Аллен кукольное личико и будто бархатная шоколадная кожа. Жемчужные зубки, пухлые губки, большие глаза трепетной лани. У Лиз Аллен отец — инженер-механик, который на коленке из коробки печенья и расчески мог оружие собрать. Конечно же он души не чаял в собственной крошке-дочурке. Конечно же он не хотел, чтобы она пошла по его стопам. Он хотел для своей принцессы только лучшего. А принцессе почему-то нравилось потрошить электроприборы. И теперь малышка Лиз может смастерить всё, что угодно. Питер до сих пор вспоминает, как на одной из миссий где-то в тропиках, когда они потеряли связь с базой, Аллен собрала им рации буквально из говна и палок. Они бы там и сдохли скопом, если бы не Лиз. «Куколка Лиз» вскрывает дверь как консервную банку, легко и почти играючи. Нед, восхищённо присвистнув, только бормочет по внутренней связи: — Чистая работа, Лиз, как всегда. Девушка отступает за спины сокомандников, лишь ласково улыбнувшись в ответ.***
— Командир, там это, — глаза у Озборна, его химика, круглые и охреневшие. — Там твой... подопечный. Того, чудит. — Что на этот раз? — Это надо видеть, Пит. Четыре. Когда в их команде появился Озборн, никто из ребят в восторге не был, а Пьетро так и вовсе прошипел: — И что за мазафаку он притащил на этот раз? За что, правда, тут же получил локтем по рёбрам от драгоценной сестрички. Гарри Озборн был слегка со странностями, но такими были все люди Питера. Гарри Озборн имел какую-то нездоровую манию ко всему, что могло взрываться, прожигать поверхности и разъедать ткани. Гарри был светлоглазым, невысоким, и его даже можно было бы назвать смазливым, если б не зарубцевавшийся на левой скуле след от химического ожога. Гарри был маньяком от науки, и видит бог, Питер никогда бы не захотел встать у него на пути. Когда Озборн принимался вещать о химических реакциях крови и мутациях, вид у него становился совсем ненормальный, как у фанатичного безумного учёного, и даже много повидавшему Питу было не по себе.***
С мыслями о том, что же могло так сильно выбить из колеи полуадекватного химика, Паркер прикладывает ладонь к сканеру и входит в обиталище Актива. Картина его глазам предстаёт почти пасторальная: Дэдпул разрисовывает стену над своей кроватью, неумело выводя каких-то человечков и, кажется, солнышко. И всё бы хорошо, если бы он не делал это кровью. Собственной кровью, которая сочится из обгрызенных кончиков пальцев. Выругавшись сквозь зубы, Паркер рявкает злое «Отставить, Агент!» и для бóльшего понимания пару раз вдаряет по широким ладоням Дэдпула. Тот смотрит на него голубыми глазищами с таким искренне-обескураженным видом, что Питеру самому себе врезать охота. Поэтому на следующий день он приносит в комнату Агента альбом для рисования с какими-то лошадками и цветные карандаши. Дэдпул долго пялится на это все нечитаемым взглядом, а потом ещё дольше сидит перед Паркером на полу, уткнувшись лбом в его колени. В тесной комнатушке, тем временем, постепенно появляется плакат с котёнком на стене, розовый светильник из магазина «Всё за доллар» и затертый игрушечный единорог, с которым Дэдпул не расстаётся даже во время миссий. Чёрный полевой костюм для миссий на массивном широкоплечем Активе смотрится просто убойно (иногда, в прямом смысле). Лицо закрывает чёрная же маска с белыми овалами глаз и красными пятнами вокруг глазниц. Дэдпул любовно оглаживает кончиками пальцев дуло одного из пистолетов, скалится, глядя Питеру в глаза, и выдаёт почти радостное, глухое из-за плотной ткани «Я жду приказаний».***
Всё идёт по пизде ровно через восемь месяцев. В тот самый момент, когда Актив, с самого утра подозрительно молчаливый, вдруг тянется к стоящей к нему спиной ЭмДжей, прикасается к распущенным кудрям и робко зовёт, тем самым подписывая себе приговор: — Ванесса? Питер понимает, что они влипли. Питер хочет застонать сквозь зубы, потому что они не одни. Вокруг, помимо его ребят, техники и халаты, которые тут же начинают в панике что-то орать, а один из них звонит прямиком Пирсу. С-с-сука.***
У Питера не дрожат руки, когда он выбивает из пачки сигарету. Он стоит с абсолютно нейтральным лицом, понимая, что если выдаст себя — полягут они все. Он не может позволить себе эмоции. Не сейчас, ещё слишком рано. Но ему ещё долго в кошмарах будет сниться здоровенный, беспомощно сжавшийся в кресле Актив, покорно зажимающий в зубах каппу и со смирением смотрящий на Паркера поверх чужого плеча. А в следующую секунду — взвывший от боли, выламывающий себе кости, пока чудовищный разряд тока стирал его долговременную память. Питер никогда не слышал, чтобы люди кричали — так. — Этого больше не должно произойти. Ты же понимаешь? Моралез выступает из темноты почти беззвучно, и сейчас выглядит гораздо старше своего возраста. Смотрит на Питера тяжёлым, страшным взглядом, и это почти больно. Паркер только кивает в ответ. Он так облажался. Пять. Майлза Пит встретил в Нью-Йорке. Мальцу на тот момент было пятнадцать, и даже сейчас, будучи девятнадцатилетним, он был самым молодым в группе. Майлз был затерянным в трущобах гетто сиротой, каких в мире тысячи, он не был одним из тех подростков, что с самого детства щерят клыки, а после вырастают из злобных волчат в матёрых зверей. Но в его глазах Пит когда-то увидел то, что жило в нём самом — упрямое, несгибаемое желание жить. Это желание видел не только Паркер — Моралез был единственным, помимо командира, кого подпускал к себе Дэдпул.***
При следующей встрече перед Паркером снова абсолютно отмороженный Актив. Ни капли узнавания. Ни проблеска эмоций. Мёртвый взгляд и пустое, заученное «Я жду приказаний». Им требуется ещё почти пять месяцев, чтобы он вновь стал хотя бы подобием человека, а не ходячей винтовкой. Паркер шесть дней в неделю ночует на базе, следит за рационом Дэдпула, ограждает его от излишне ретивых научников и тренирует (учит жить, а не существовать) со своими чертями. Кто-то из учёных пытается вякнуть на тему того, что, мол, «не положено», но Питер в ответ рявкает, что Пирсу важна стопроцентная боеспособность, а уж как именно хэндлер будет этого добиваться — его личное дело. Их оставляют в покое.***
Редкие миссии Актива проходят гладко, Пирс доволен, и Паркеру думается, что всё не так уж и плохо. Он ошибается. Всё катится в бездну, когда отряд Питера возвращается из затянувшейся миссии в Мексике. Чутьё буквально вопит, и Паркер спускается на минус одиннадцатый этаж без промедления, стягивая с себя тяжёлую разгрузку прямо на ходу. Его люди молча идут следом. — Это что за нахуй? — помертвевшим голосом произносит Паркер, глядя на сидящего в углу своей комнатушки Дэдпула. Мозг верить в происходящее отказывается категорически. — Что. За. Ёбаный. Нахуй. У Дэдпула зашит рот. Металлической проволокой, видимо, чтобы сразу не порвал. И в глазах — опять — ни капли рассудка. Чистый лист. Питер почти спокойно направляется в лаборатории (где от него учёные прыскают в стороны, как тараканы), ломает руку молодчику, который пытается его остановить, и за шкирку тащит Ситуэлла в подсобку, запирая дверь. Парни берут на мушку парочку солдат, а Мишель насмешливо скалится белым халатам и становится перед дверью, красноречиво поигрывая метательным ножом в смуглых пальцах. Шесть. Мишель попала к ним после того, как её отряд положили в горах где-то в Чечне. Джонс до сих пор отмалчивалась, что это была за миссия, и почему нескольких желторотиков закинули настолько далеко. А ещё Мишель была единственной, кого Паркер не выбирал. Она выбрала его сама, подала прошение о переводе именно в его группу, и Питер ума приложить не может, почему она это сделала, потому что тогда он ещё был зелёным юнцом без царя в голове. Едва они оказываются вдали от посторонних глаз, Паркер отталкивает от себя эту падаль и, не спуская с него цепкого заледеневшего взгляда, цедит: — Нед, мне нужно, чтобы камера здесь не записала ничего, кроме пустого помещения. Семь. С Недом Паркер сошёлся ещё в школе на почве любви к точным наукам, компам и лимитированным наборам лего. С Недом у Паркера целый ворох позорных детских воспоминаний, о которых он иногда ностальгирует с усмешкой и бутылкой пива. С Недом у Паркера полжизни одной на двоих за плечами, и это дорогого стоит. Голос хакера раздаётся в наушнике уже через несколько секунд: — Сделано, Пит. Кивнув на это, Паркер шагает к шарахнувшемуся от него мужчине. — Скажи-ка мне, мразь, чья это была идея? Потому что, клянусь, если выяснится, что твоя, то ты уже не жилец. Ситуэлл начинает скулить ещё до того, как Питер бьёт его в живот. После мужчина получает электрошокером и падает на пол, а Паркер присаживается на корточки рядом, с брезгливым любопытством разглядывая блестящую от пота лысину и тёмные бегающие глазки. Следующего удара не требуется, потому что «птичка» начинает петь. Уильям Страйкер, глава научного отдела исследований, затребовав Дэдпула на очередные опыты, развлекался с ним около суток, а потом просто на живую сшил его губы, сопроводив это небрежным «Слишком много болтает». Когда Паркер выходит из подсобки, то предельно ясно доносит до остальных, почему им не стоит трепаться об увиденном. Мишель, присев перед парнем, баюкающим сломанную конечность, ласково добавляет от себя, после чего тот сразу начинает лопотать, что он-де сам её себе сломал, упал очень неудачно, бывает. — Эдди, — выдыхает едва слышно Броку на ухо Питер. — Мне нужны фотографии. Много. Восемь. Брок на это только кивает, улыбаясь по-детски почти. У него в принципе часто лицо такое было, беззащитное будто, хотя Эдди самый старший в отряде, за тридцатник мужику. Но на эту «очаровательную неуклюжесть и детскую непосредственность» женщины велись в два счета. У Эдди был только один маленький такой недостаточек: Веном. Веном являлся второй личностью Эдди Брока, который о его существовании не подозревал лет до двадцати. Потом Веном вышел на свет, и понеслось. Вторая личность оказалась жестоким, расчётливым ублюдком, который забавлялся, глядя на чужие страдания. Веном не был садистом, скорее, он не понимал самой сути милосердия. Но легче от этого не становилось. То, что обе личности Брока прижились в «Энигме» — настоящее чудо, которому Паркер не устаёт радоваться и по сей день. Эдди ценен в любом состоянии: Брок долгое время работал журналистом, талант у него в этом деле несомненный. Парня помотало по всему миру, практически в каждой крупной горячей точке он делал репортажи. А уж про Венома и говорить нечего, тот вообще одержим разрушением, и боевик из него отменный. И то, что Веном так же, как и Эдди, признаёт Паркера командиром... Питер небезосновательно собой гордится. Компромат на Страйкера анонимно оказывается у Пирса уже через четыре дня. После этого сам Страйкер больше на базе не появляется, а Пирс ещё неделю ходит хмурый. Питер мстительно кривит губы в довольной усмешке. Девять. Паркер уже и не помнит, когда его стали звать «Пауком». Ещё в школе, наверное. Он тогда был тощим ботаном, и, казалось бы, идеальной мишенью для издёвок, но как-то повелось, что его не трогали. Просто всегда выходило так, что те, кто пытался что-то ему сделать, потом попадались. На разном: кто-то – на травке, кто-то – на грязных фотках или участии в сомнительных съёмках. Питер довольно рано понял, что информация – ключ ко всему, и владеющий ею владеет ситуацией. Он начал с общедоступной ерунды. Кто с кем знаком, кто где бывает, кого за чем ловили. И так, потихоньку, год за годом он сплетал эти знания в паучью сеть, находил точки, на которые можно было надавить, узнавал слабые места. А после Академии эта сеть значительно выросла. Его команда скурпулезно собирала каждый самый невероятный слушок, каждую грязную тайну, всё, что только можно. Ему было плевать на людей, его не интересовал шантаж, важнее всего было обеспечить собственную безопасность и безопасность людей, которые доверили ему свои жизни. Если понадобится, у Паркера должны быть тузы в рукаве. А пока Питер привыкает к тому, что Дэдпул молчит. С его ртом теперь все в порядке, но он все равно не говорит. Только иногда шевелит губами, будто проговаривая что-то про себя, и старается на всех «техосмотрах» держаться поближе к своему хэндлеру.***
Что-то назревает, и это чувствуют все. Напряжение и тягостное ожидание разливаются в воздухе, словно духота перед грозой: пока ещё вокруг все так же сухо и тепло, но небо вот-вот разверзнется, изливая на землю тонны холодной воды. Почему-то «Энигма» это затишье перед бурей ощущает особенно чутко. — Какой план, командир? — глухо спрашивает однажды Томпсон, глядя на Питера тёмными, как маслины, глазами. Он отлеживается на узкой скамье после затянувшейся миссии: плечо посекло осколками от криво слепленной каким-то неумехой сдетонировавшей бомбы. Его задело самым краем, на метр вправо, и хоронили бы Флэша в закрытом гробу. Десять. Томпсон мог выбесить кого угодно, серьёзно. И иногда это было очень полезным качеством. Помимо прочего, Томпсон был далеко не глуп и в совершенстве владел собственным телом, так что в бою, несмотря на невысокий рост, являлся очень серьёзным противником. Ещё в академии они с Паркером постоянно изводили друг друга, но всё это забылось после первого же серьёзного задания, когда из восьми человек выжили только двое. — Выбираться надо из этого пиздеца, леди и джентльмены, — отвечает с кривой усмешкой Паркер, хлопнув Флэша по здоровому плечу. — Начинается полномасштабное месиво, и когда что-то пойдёт не по плану Пирса, мы все тут поляжем. — «Когда»? Не «если»? — умница-Мишель, как всегда, соображает первой. — Это я вам гарантирую, чутьё воем заходится, — на это все только мрачно кивают: о чуйке их командира ходили легенды, потому что каждый раз, как интуиция шептала о надвигающейся опасности, наступал армагеддец. «Энигма» была единственной группой, что за несколько лет миссий не потеряла ни одного бойца, и это была полностью заслуга Паркера: порой умудрялись смываться буквально за несколько минут до катастрофы.***
— Харли, ты сможешь стрелять оттуда? — Питеру не нравится расположение его снайпера, слишком далеко от цели, да и ветер усиливается. Голос Кинера, раздающийся из коммуникатора, сочится беззлобной насмешкой. — Да я в тебя даже из своей картофельной пушки попаду, не то что из этой малышки, Пит, — наверняка, любовно оглаживает на этих словах приклад своей винтовки Харли. — В меня лучше не надо, — не слишком успокоенный, бормочет Паркер. — Пфф, ну не в тебя, так в того, кто тебе морду будет бить. — Утешил. Одиннадцать. Харли ему как брат. Они никогда не были слишком близки, но их объединяет что-то неуловимо общее, что-то, чью суть не так просто уловить. Харли ему как брат, и это взаимно, хоть никто из них никогда не скажет об этом вслух. Но это и не требуется. Просто Харли молча вгоняет пулю в голову одного из противников Питера, пока тот пытается сломать запястье ещё одному. Паркер бросает взгляд на строящуюся многоэтажку, где обосновался его снайпер, и без слов прикладывает два пальца к виску, салютуя в жесте благодарной признательности.***
Питер открывает дверь, когда слышит как всегда ехидный голос Пьетро: — Ну чё, Джонс, как там Долбо... пул? — коряво исправляется Максимофф, замечая в дверном проёме Питера. — Долбопул в порядке, если тебе так уж интересно, Ртуть, — хмыкает Паркер, но во взгляде ни намёка на улыбку нет. Двенадцать. Пьетро Максимофф — ублюдок, каких поискать: ехидный, пиздливый, вредный до трясучки и шустрый как таракан. Единственный по-настоящему дорогой для него человек — сестра, остальные по боку. Паркер, впрочем, один из немногих, кто знает, что Пьетро не такой уж и отморозок, просто любит пыль в глаза пускать и казаться хуже, чем есть. Хотя Пьетро, на самом деле, далеко не эгоист. Циник, язва, да, но Паркер помнит, как на одной из миссий, в Заковии, Максимофф подставился под пули, защищая ребёнка. Питер его потом на себе несколько миль тащил, до вертолёта, и, если честно, до последнего не был уверен, что дотащит живым. Но Пьетро действительно был как таракан — живучий сукин сын. Пусть и не способный работать в команде, но незаменимый в качестве разведчика и диверсанта благодаря ловкости и какой-то почти нечеловеческой скорости. Иногда Паркеру казалось, что у него несколько Пьетро в отряде.***
Проект «Озарение» проваливается прямо на финишной прямой, как они и предполагали. План давно составлен, все возможные варианты развития событий просчитаны, и «Энигма» рвёт когти буквально за полчаса до. Земля под ногами горит в прямом и переносном смыслах, и, прежде чем отключить все средства связи, чтобы не было возможности выследить хоть кого-то из них, Питер бросает короткое, полное весёлой злости: — Удачи, черти. Ударная группа огневой поддержки «Энигма» перестаёт существовать. «Паук» Паркер снова вывел своих людей из-под огня, не потеряв ни одного человека.***
Полгода спустя, Гавана, портовый склад, 23:40. В помещении заброшенного склада было тихо, несмотря на то, что сейчас там находилось больше десятка людей. Невысокий силуэт замирает в дверях, и небольшую комнатку накрывает абсолютная тишина. — Ну что, черти, — тонкие губы расползаются в весёлой усмешке. — Соскучились? В наших рядах пополнение. Непривычно загорелый, коротко стриженный Питер шагает внутрь, а следом, чуть пригнув голову, чтобы не задеть макушкой низкий проём, бесшумно проскальзывает высокая массивная фигура в угольно-черной экипировке. На голове у вошедшего глубокий капюшон, из-под которого обжигает почти нереальной синевой холодный взгляд. Тринадцать. — Это Уэйд.