Счастье

— Он прекрасен, как заря... — всхлипывала Эсмеральда, сидя на своей постели. — Принц ли он, сын короля?.. — девушка чуть ли не стонала от боли, но продолжала: — И любовь к нему моя все сильней день ото дня. Вдруг голос цыганки, набирая силу, из плача перерос в крик — крик души. — Он прекрасен как рассвет, — сколько ярости в этих словах, некогда полных любви! — Но души чернее нет! — голос срывается от переполняющих его эмоций. — Взял и бросил, но люблю!.. — она, казалось, начала терять свой запал. — Я теперь... себя убью! Да! Да, точно! Убить себя! Как же она до этого не додумалась раньше! Надо же было — неделю ждать и надеяться, что он все поймет и вернется, потом еще неделю плакать... Ах, сколько же времени она потеряла!.. Теперь Эсмеральда не видела другого выхода. А что еще можно сделать, когда человек, которому ты отдана всем своим существом, как оказалось, хотел только забрать у нее ее чистоту и невинность? Это он и сделал. Даже заниматься с ней любовью во второй раз не захотел. Ну ничего, ничего... Совсем скоро будет покой, все будет хорошо, она снова будет чиста, весела и счастлива. Может, там, на небесах, она встретит своих родителей? Хочется надеяться, что их души уже у Бога (нет! она совсем не желала смерти своим матери и отцу, только счастья... но, если вдруг...), иначе у бедной Эсмеральды не осталось шанса встретится с ними и рассказать о своей вечной любви к ним. Черные глаза вновь наполнились слезами: вечная любовь, талисман. Совсем недавно она была уверена, что обрела свою настоящую, вечную любовь (автор ни в коей мере не предлагает читателю сравнивать святую отеческую любовь с низменной любовью, которую испывают друг к другу мужчина с женщиной!), она любила и была любима в ответ. А еще у нее была мечта — найти родителей. Талисман, что всегда был при ней, помогал только девушкам, поэтому в свои пятнадцать Эсмеральда все еще хранила свое девство. Хранила, пока не нашла вышеупомянутую настоящую, вечную любовь. Ах, как больно вспоминать о нем, о том, что он сделал! Но хуже всего то, что она — она-то — до сих пор его любит! В своих мыслях Эсмеральда не позволяла себе называть его по имени — как будто его никогда и не было, — поэтому теперь местоимение он стало единственным, что находилось в ее голове постоянно. Говорят, так проще: будто бы так все быстрее забывается. Нет, думала цыганка, как не обманывай себя, а этого я не забуду, его я не забуду. Ах, как же раньше все было просто! Она любит его, он ее; единственными врагами были злобный священник с площади да затворница Роландовской башни (не то, что сейчас, когда врагом считаешь свой разум, мысли, которые он тебе подсовывает); только знай себе, что пляши на соборной площади да бей в бубен, показывая фокусы с козочкой! У нее даже был муж! Муж, который нисколечко не ревновал ее к другому, тому, кого она любила. Да, пожалуй, за это она была благодарна Гренгуару. Если бы ее будни к тому же разукрасились ревностью, идея убить себя пришла бы ей в голову гораздо раньше. Так, наша героиня оторвалась от философствований и отдала свой разум мыслям о планировании суицида. Она создавала свою смерть с увлеченностью ученого, знающего, что то, над чем он работает, — его детище, шедевр, в полной мере раскроюший его гениальность миру. Странно это, думала девушка. Она всей своей душой чувствовала, что изменилась. Как будто в ней умерла одна Эсмеральда, но тут же на ее место пришла другая. Цыганка чувствовала себя повзрослевшей. В ее глазах больше не было детской нежности, она вообще, казалось, начала смотреть на мир глазами проженного циника. Она и сама себе удивлялась: как могла плачущая от боли девчонка, что пару часов назад не могла ничего, кроме как страдать да жалеть себя, сидеть сейчас здесь и жизнерадостно расписывать, какова будет ее смерть. А смерть была просто прекрасна, как посчитала сама Эсмеральда: на завтра ровно в полночь она решила, что ее бездыханное тело окажется в Сене, а бессмертная душа — у Бога, ну или у Дьявола — тут как выйдет. Смеясь от счастья, Эсмеральда выбежала из своей каморки на улицу. Ах, как же прекрасно знать, что жить осталось всего лишь день! *** Пьер Гренгуар бесцельно шел по мокнущим под дождем улицам Парижа, вглядываясь в красоты своего любимого города и бормоча стихи, что приходили ему на ум при виде этих картин. Пару недель назад он ушел со Двора Чудес, ушел от Эсмеральды. Он не хотел ей мешать: она так любила Феба! А Феб любил ее. Муж здесь был совсем некстати. Поэтому поэт, а ныне лишь фигляр в странной куртке снова записался в холостяки. Эсмеральда, должно быть, и не заметила его отсутствия — ни одного даже намека на поиск за все то время, что он провел вдалеке от цыганского поселения, почти ставшего и ему самому домом. Почти. —В дождь Париж расцветает,  Точно серая роза...  Шелестит, опьяняет  Влажной лаской гипноза.  А по окнам, танцуя  Всё быстрее, быстрее,  И смеясь и ликуя,  Вьются серые феи...  Тянут тысячи пальцев  Нити серого шелка,  И касается пяльцев  Торопливо иголка.  На синеющем лаке  Разбегаются блики...  В проносящемся мраке  Замутились их лики...  Сколько глазок несхожих!  И несутся в смятенье,  И целуют прохожих,  И ласкают растенья...  И на груды сокровищ,  Разлитых по камням.  Смотрят морды чудовищ  С высоты Notre-Dame. * Немного посмаковав с полминуты то, что только что сказал, поэт добавил: —Неплохо, надо будет записать. Пьер Гренгуар продолжал свою неторопливую прогулку. На пути ему попался какой-то человечишка, который всем сердцем желал продать кому-нибудь свой длинный плащ. У Гренгуара в кармане было всего пару су, но незадачливый торговец так спешил, что принял деньги у поэта, даже не пересчитывая. Чего же он так хочет продать этот предмет гардероба? Чумной, что ли? Гренгуар усмехнулся сам себе. Зато у него теперь есть настоящий плащ, и не придется больше носить эту глупую красно-желтую куртку. Пьер опять улыбнулся сам себе: этот день нравился ему все больше и больше. Он сбросил с плеч осточертевшую куртку и надел свое приобретение. Пусть на дворе и стоял апрель, погода вовсе не благоприятствовала парижскому населению — было холодно — да так, что зубы начинали стучать! — дожди, не прекращаясь, лили как из ведра без дня неделю, а ветра были такие, что деревья временами склонялись к земле. Ах, как же хорошо в чем-то, что ниже твоих бедер. Конечно, этот тоже скоро намокнет от дождя, но хотя бы на пару минут оказаться сухой одежде! Мокрый-не-мокрый, главное - теплый! Впервые за последние дни Пьер был счастлив. Мутное небо начинало темнеть. Сейчас поэт в теплом плаще задумался о том, что деньги на ужин и ночлег он потратил на теплый плащ. Думая об этом, он принял решение, что в такую чудесную ночь он будет гулять по улицам Парижа, а о сне и еде подумает завтра. С улиц исчезли люди, и теперь поэт декларировал свои стихи так, как положено вещать на широкую публику, хоть таковой у него и не было. Он слогал самые прекрасные стихи о любви, любви, которой никогда не знал. Здесь читатель, вероятно, задастся вопросом: как можно писать о том, о чем не знаешь? Гренгуар тоже не понимал, но писал. Он видел, какие страдания приносит безответная любовь и какое счастье дает любовь взаимная. Его крошка-жена познала такую любовь. Он желал ей только счастья, но все же завидовал. Он постарался отбросить от себя эти мысли, зачем же грустить в такую красивую ночь! Дождь — о чудо! —наконец-то прекратился и на небе появились тысячи звезд, а вслед за ними из-за облаков величественно выплыла царица-луна. — Ночь... Она, как покрывало, Накрывает мир людской. Мне бывает ночи мало, Я дышу ей, она — мной. Оду ночи оборвал вдруг счастливый смех. — Ну вот, остался еще на этой бренной земле кто-то счастливый, — проворчал поэт. Из-за угла появилась девушка, в которой Гренгуар узнал Эсмеральду. Вот, думал он, вот, какими счастливыми делает людей любовь! Девушка бегала по улице, кружась под музыку, которую она, казалось, слышала в своей голове. Сейчас она напоминала ребенка, такой чистой радостью полнились ее глаза, такое счастье идеальное тело. — Мадемуазель Эсмеральда! Она обернулась. Взгляд на него будто окунул ее в холодную воду, но вскоре на ее лицо вновь вернулась улыбка. — Гренгуар! — О милая Эсмеральда! Вы так счастливы сегодняшней ночью! Удивительно, как любовь заставляет людей быть такими счастливыми!.. — О да, Гренгуар, я счастлива, но совсем не от любви!.. — Быть может, Вы познали страсть со своим Фебом? Я знаю, это тоже может сделать людей счастливыми. — Ах, нет! Как же ты заблуждаешься, дорогой Гренгуар, — она говорила не теряя веселости. — Ах как же?! — заговорил он с запалом, но после, видимо, почел за благо не расспрашивать, поэтому сказал смущенно:— Так в чем же она, причина вашего счастья? —Смерть, — радостно ответила она. — Смерть — в ней мое стастье! «Она сошла с ума! — думал несчастный Пьер. — Кто же радуется смерти?!» Девушка же в свою очередь рассмеялась и, поцеловав бывшего мужа щеку, прошептала: «Когда-нибудь и вы это поймете». — Точно, сошла с ума... — прошептал Гренгуар, смотря на удаляющуюся от него легкой походкой счастливую женщину. *** Сегодня у Клода Фролло был лучший день за последние несколько месяцев. Несмотря на то, что утро началось с уже привычного дождя, завтрак он случайно развернул на себя, а один человек, который исповедовался ему, был настолько пьян, что заснул во время разговора, — несмотря на все это, настроение у него было отличным. А все из-за этой цыганки! Он не видел ее уже почти месяц. Конечно, архидьякон знал о ее свидании с Фебом де Шатопером. Некоторое время, он даже хотел помешать его осуществлению, даже хотел убить... Но Господь вовсе не всепрощающ, а брать еще один, помимо желания к блуднице, грех на душу не хотелось. После этого, так называемого, свидания Эсмеральда (чертово создание!) перестала танцевать на улицах. Сперва Клод волновался. Очень волновался, все порывался пойти искать ее... Конечно, он себя сдерживал — не мог иначе. Если бы он признал чувство не только внутри себя, то наверняка пал бы даже в своих глазах еще ниже. Но, слава Всевышнему, с каждым днем это желание спадало. Он пресекал свои желания и забывал ее. Почему Фролло был счастлив? Потому что с утра сегодня он не вспомнил, какого цвета глаза этой ведьмы! А ему и не хотелось вспоминать. А он и не будет. Ну и что, что душу терзает неразделенное чувство! Сначала он забудет ее лицо, потом забудет оттенок ее кожи, а потом забудет ее всю насовсем. А как можно любить кого-то, когда не знаешь, не помнишь, кто он? Идеальный план в голове Фролло начинал приходить в исполнение: первый шаг был сделан. А дальше - дело техники. Время — лучший лекарь. Все проходит, и любовь тоже пройдет. Ах, какое же счастье — забывать!