Ты утром все забудешь

      Ринго лежал в кровати и пытался заснуть. Кровать была огромная, со свежими, вкусно-пахнущими простынями идеального молочного цвета, с нежными и теплыми одеялом и подушками. Матрас был достаточно мягким, чтобы не испытывать никакого дискомфорта, но и в то же время достаточно жестким, чтобы не проваливаться внутрь. Отель предоставил для музыкантов лучшие условия, и после ночей в грязных клубах и тесных маленьких комнатах с одной кроватью на четверых парень должен был бы мгновенно проваливаться в сон. И Ринго очень старался это сделать. Правда старался. Он выпил чуть ли не литр теплого молока, насчитал пару тысяч овец, перепробовал любые позы для сна, даже те, которые больше напоминали картинки из «Камасутры», а не положение для здорового отдыха. Но ничего не получалось, сна ни в одном глазу. А ведь надо. И хочется. Но никак не получается.       Ричард с растрепанными волосами в очередной раз сел на кровати. Почти час ночи. Завтра рано вставать, а он все никак не может заснуть. Эта бессонница мучила его уже несколько недель, и главное в этом — если он не сможет уснуть в ближайшие полчаса, то дальше сделать это будет уже очень проблематично. Потому что с вечеринки придет причина этой самой бессонницы. Причина придет, наверняка пьяная, максимально близко заберётся к нему на кровать и своим шепотом начнет бередить его сонный разум, сердце и душу. И не важно, что у этой причины есть и своя собственная кровать в этой же комнате отеля, ничуть не хуже.       Причину эту звали Пол Маккартни.       Не то чтобы Ринго не любил общаться с Полом. Или не то чтобы было особо неприятно, когда он лезет к нему в постель. Тут вообще скорее наоборот, да и им не привыкать. И запах алкоголя ему не особо мешал, потому что, на удивление, от Пола он всегда был приятный и вкусный. Ничего из вышеперечисленного особо бы не беспокоило, если бы ни одна маленькая проблемка, которая превращалась в огромную проблемищу для сонного барабанщика. Пьяный Маккартни был ужасно болтлив. И невероятно приставуч. А пьяный он был каждый раз когда ходил на вечеринки. А ходил он на вечеринки в лучших отелях. И сейчас остановились они, как на зло, в одном из лучших отелей страны. И на вечер в главном зале Пол ушел почти четыре часа назад. Джон с Джорджем вернулись в свой номер по — соседству от них еще два часа назад. И ничего хорошего все это для него не предвещало.       И ведь Ринго ни капли не преувеличивал. Об этой особенности пьяного Пола знали все, включая Брайана и Нила с Мэлом, которые как-то попытались, но все равно ничего не смогли поделать с неосознанным поведением басиста. Именно поэтому ни Джон, ни Джордж не хотели меняться со Старром местами, аргументируя это тем, что они все это уже по сто раз испытали, так что теперь очередь барабанщика. Джон после первой такой ночи даже пошутил, что это у них такой обряд посвящения — терпеть пьяные истории Пола. Кажется, Ринго ошибался, думая, что это просто басист единственный захотел делить с ним комнату из-за того, что он был новеньким в группе. Потому что на самом деле это остальные просто от него уже устали. И парень их прекрасно понимал. Единственным выходом оставалось засыпать раньше, чем Пол соизволит вернуться. Ведь тогда есть вероятность, что он успеет глубоко уйти в мир сна и не слышать все, что будет громко шептать ему у самого уха согруппник. Не слышать, как громко Пол дышит, опаляя его шею горячим дыханием, и какой у него красивый голос и что он там о нем говорит. И тогда его сердце не будет слишком сильно и быстро биться, мешая заснуть, и не придется пытаться успокоить своего друга, стараясь заглушить дурацкие мысли о том, что трезвым Пол никогда бы ничего такого не сделал рядом с ним. Но то ли из-за всяких навязчивых дум, то ли из-за сбитого режима, то ли из-за размышлений о причине всех этих сонных бед, но барабанщик так и не мог заснуть.       Тут у двери раздался звон упавших ключей от номера. И знакомое ворчание. Черта помянешь… Ринго быстро плюхнулся на подушку и завернулся в одеяло так, чтобы только нос торчал, надеясь на то, что у Маккартни проснется совесть и он, увидя, как его друг спит, решит все-таки не доставать его своими «охуительными» историями. Конечно же, надежды не оправдались.       Пол наконец открыл дверь и ввалился в номер, пока что ведя себя относительно тихо. Хорошо хоть девушку какую ни привел, а то с него станется. Ричард слышал приглушенное топанье, потом шуршание ткани. Видимо, Пол раздевался прямо на ходу. Это тоже была интересная деталь — басист никогда не забывал снимать с себя одежду перед тем как лечь, но забывал надевать пижаму. Хотя возможно ему просто было лень её искать.        И вот, после пяти минут шебуршания и негромкого топанья ногами, Пол затих. Ринго уже было с облегчением подумал, что его сегодня пронесло и Маккартни заснул где-нибудь в кресле или вообще на полу. С таким исходом ему, конечно, уже пришлось бы тащить друга до соседней постели, но это все же легче, чем… И тут на кровать рядом с барабанщиком со всей дури прыгнуло что-то большое, и Ричард вместе с одеялом и подушкой оказался в воздухе, подскочив на матрасе, прогнувшимся под чужим весом. Конечно, этим прыгнувшим нечто оказался Пол Черт Его Побери Маккартни, который, видимо, придумал новый способ максимально быстро залезть на постель к другу. И пока этот самый друг пытался вылезти из одеяла, в котором от неожиданности и резкого скачка вверх запутался, Пол бессовестно смеялся. Видимо, он считал свою выходку достаточно забавной.       — Маккартни, я, мать твою, спал! — начал громко возмущаться барабанщик, наконец справившись с одеялом и пытаясь поправить перекрутившуюся и чуть ли не слезающую с плеча пижаму.       — Ну, теперь же не спишь, — пьяно хихикнул в ответ Пол, устраиваясь поудобнее и облокачиваясь на свой локоть. Его глаза выглядели еще более томными, чем обычно. Ими он лениво и немного рассеяно наблюдал, как Ричард старается поправить слезающую и расстегнувшуюся наполовину ночную рубашку. Его зрачки расширены так, что глаза кажутся почти черными, радужки за полуприкрытыми веками и длинными ресницами почти не видно. Интересно, от чего так? От темноты, наверное, он же обычно ничего кроме алкоголя старается не принимать во время гастролей. Хотя кто его знает, даже спустя годы их общения, Ринго так и не мог сказать точно, о чем Пол думает в определенный момент. Наверное, потому что басист сам не хотел давать никому об этом знать.       Взгляд барабанщика ушел немного ниже и тот, покраснев, возмутился еще больше:       — И надень трусы хотя бы, Пол, боже мой! Серьезно?! Опять?!       — Эй, что тебе не нравится? Мне казалось, тебя все устраивает. Красавец мужчина, на кровати, без штанов, — теперь выражение лица басиста стало напоминать выражение лица Джона, когда он рассказывает очередную пошлую шуточку.       — Пооооол, сейчас же!       — Ну ладно, ладно, сейчас. Тебе же не привыкать, что ты, голым меня никогда не видел, — шутливо ворча Пол слез с кровати Ринго и вернулся к горе своих вещей, которые оставил на полу. Ринго прекрасно знал эту еще одну вредную привычку музыканта снимать брюки сразу вместе с бельем, но привыкнуть к ней, кажется, у него пока не получится.       — Все, ты доволен? — вернулся обратно Маккартни, снова скакнув на кровать и чуть не запутавшись в простынях. Удивительно, как у Пола никогда не заплетался язык при опьянении, но заплетались все четыре конечности. И не важно, между собой, между покрывалами или между конечностями кого-нибудь поблизости.       — Более чем.       — Ну тогда хорошо. Потому что я собираюсь рассказать тебе отличную историю, которую только-что вспомнил!       — Слушай, у тебя вообще совесть есть, а? Почти два ночи, — горестно вздохнул барабанщик, следя за выбравшимся и растянувшимся как кот на кровати Полом. Казалось, словно погладь его, и он по-настоящему замурлыкает.       — Ну конечно! Ведь именно тебе я сейчас спешу все рассказать! Ты не представляешь, тот случай очень забавный, ты должен услышать его самым первым! — голос басиста звучал так восторженно, словно он открыл лекарство от рака, не меньше. Чуть хрипловатый и глубокий. Ринго не знал, чего ему хотелось больше в данный момент — поцеловать Пола или задушить подушкой. Скорее всего ни то ни другое его не заткнет, так что, наверное, ничего.       — О боже, — парень смирился со своим положением невольного ночного слушателя и звонко плюхнулся обратно на подушку. Маккартни же, не теряя времени даром, придвинулся к нему еще ближе. Так близко, что барабанщик уже мог ощущать его горячее, пряное от выпитого дыхание на своем лице.       — Так вот, слушай. Это история о том, как мы с Джорджем решили по…       — Ты мне уже рассказывал эту историю, Пол, — еще пол беды, что Маккартни был болтлив и бессердечен. С этим вполне можно было жить. Но самой большой частью проблемы было то, что он всегда рассказывал одни и те же истории. Каждый чертов раз. Ринго уже знал все эти его «я только что вспомнил забавную историю, которую ты никогда до этого не слышал, так что я обязан тебе её рассказать» наизусть. Потому что он, словно все время забывал, что уже рассказывал ее, пересказывал это все по-новой в сотый раз, даже не меняя подробностей. А на утро напрочь обо всем этом забывал. Или делал вид, что забывал. В первые пять раз это еще было забавно. В десятый раз это было скучно. На двадцатый уже начало дико раздражать. Сейчас же Ричард уже смирился со всем этим и просто иногда старался хотя бы попытаться предотвратить поток всех этих нескончаемых слов.       — Ну нееет, не правда. Я не мог тебе ее рассказывать!       — Это про то, как вы с Джорджем взяли покататься чужую машину, но просидели в ней три часа, так никуда и не поехав, потому что не могли решить, кто будет вести, а потом и вовсе потеряли от нее ключи.       — Да! Откуда ты знаешь? — искренне удивление. Ринго вздохнул, но Пола уже было не остановить, — Ладно, а про Джона и Си…       — Рассказывал.       — А как мы пошли к п…       — Сто раз уже слышал.       — О, а когда ты решил, что…       — Я участвовал в этой истории, зачем мне ее рассказывать?!       — Ну, я все равно расскажу, она же забавная, — Пола невозможно было остановить.       — Пол, иди проспись. Нам с тобой завтра рано вставать, и отправляться на репетицию. Ты не думаешь, что лучше нам обоим выспаться, а? — попытался в очередной раз образумить басиста Ричард. Но, конечно, это не сработало. Никогда не срабатывало.       — О, Ричи, ты такой заботливый, но я еще не хочу спать. Тем более, я должен рассказать про тот случай, тебя он точно развеселит, — и Пол начал свою историю. И либо Ринго так устал, либо сегодня у Пола был особенный голос, либо он тоже постоянно забывал, как засыпал на самом деле, но во время истории, почти не вслушиваясь в слова о собственных похождениях, барабанщик растворялся в тепле дыхания друга и его глубоком и мягком шепоте. Мысли больше не посещали его и сам он словно вошел в кому, убаюканный красивым голосом. Кажется, он даже начал засыпать. Но тут вдруг к нему в голову буквально прилетела до того спрятанная на задворках подсознания мысль. А ведь почему-то, именно когда Пол без умолку болтал свои уже сто лет не актуальные истории, бессонница куда-то улетучилась. Да, сердце глухо билось от невозможности обнять друга, и мысли о том, что Пол рядом с ним только потому что первый подворачивается ему на пути с вечеринки только мешали, но… Если бы это все прекратилось в один момент, то Ричард уже не смог бы уснуть так, как делал это рядом с басистом. Как тогда, когда им приходилось спасаться от холода, ночуя вчетвером на одной кровати, крепко прижимаясь друг к другу. Ричард не мог спать первые несколько дней, но потом Пол просто обнял его, крепко прижимая к груди, и, словно любимую мягкую игрушку, продолжал держать всю ночь, пока барабанщик слушал размеренный бит его сердца и засыпал, окруженный волнами тепла чужого тела. Словно как раз близость причины его проблемы и позволяла от нее избавиться. Это было странно, и он не мог найти объяснения тому, что происходило. Или не хотел находить, потому что пока сам себе не признаешься — то этого как будто и нет, и все остается таким же, как и всегда. А так намного лучше для них. В любом случае, в итоге, парадоксально, но с Полом все равно спалось лучше, чем без него. Басист всегда занимал так много места, когда был рядом, и Ричард, словно в волнах океана, начинал успокаиваться, вслушиваясь в хрипотцу его голоса. И тогда уже бесконечные истории превращалась в звуки пенящихся волн, унося эту, почти оформившуюся мысль из головы.       Но тут привычный шепот прервался и Ринго выдернуло из полудремы.       — Что такое, Пол? Ты прекратил рассказывать. Ты устал? — спросил он, повернувшись к замолчавшему басисту. Тот, незаметно для Ринго, придвинулся к нему почти вплотную и уже успел забраться под его одеяло, практически обнимая барабанщика.       — Тебе не интересно, да? То, что я рассказываю, — спросил Пол тихо, глядя прямо ему в глаза. Они, кажется, стали приобретать более осмысленный взгляд. Это было совершенно несвойственно Маккартни, и Ринго был удивлен такой резкой переменой настроя.       — Интересно, конечно. Несмотря на то, что ты мне уже это все рассказывал, — поспешил он уверить басиста в обратном, чтобы не расстраивать его и побыстрее вернуть в норму.       — Нет, не интересно, я же знаю, — просто, без капли грусти или обиды в голосе сказал Пол. Просто констатируя факт, — Но ты всегда меня слушаешь. Каждый раз. Любой другой на твоем месте уже давно бы меня прогнал, ударил или ушел. Но ты этого никогда не делаешь и слушаешь, хотя, ну согласись, это все не совсем адекватно. Почему?       Сказать, что Ринго был удивлен — значит ничего не сказать. Пол никогда раньше не говорил такого, даже трезвым. Обычно он уверял, что не помнит того, что происходит ночью, а на все претензии извинялся и убеждал, что постарается так больше не делать. А что изменилось сейчас? Это было так странно. Словно Пол говорит то, что видел и о чем хотел сказать уже давно. И этот вопрос… И вправду, почему? Он ведь на самом деле мог уйти или даже попросить отдельный номер. Или, по рассказам Джона, начать кричать. Или полностью игнорировать, как советовал Джордж. Но он даже не подумал, что может сделать хоть что-то из этого. Да и сейчас, когда ему дали, можно сказать, подсказку, он не воспользуется ни одним из этих способов. Почему же? Та мысль, которую прогнал голос басиста, вновь вернулась. Если найти ответы на эти вопросы, то он сможет сложить головоломку и понять, что с ним происходит. Но правда в том, что если он скажет этот ответ, не важно, вслух или мысленно, то это все слишком усложнит, и не даст спать не важно, будет рядом Пол или нет.       — Я… не знаю. Я даже не думал этого делать, — попытался ответить барабанщик молча ожидающему Маккартни. Чужое лицо было так близко к его собственному, что если басист еще чуть-чуть придвинется, то они смогут прикоснуться друг к другу. Это смущало и в то же время давало какой-то стимул говорить дальше, — И не думаю об этом сейчас. Это… это же ты, Пол. Я не могу этого не делать, даже если ты дико доставучий. И… И я не хочу чтобы ты уходил.       Последняя фраза была неожиданна и для самого Ринго. Это и есть ответ? Да, наверное. Потому что по другому он объяснить не может. Потому что другого на ум ему и не приходит. Но все же, чего-то здесь не хватало. Еще одного пазла.       — Что, правда? — кажется, Пол был удивлен не меньше, чем Ричард. Он обхватил его руками еще сильнее и придвинулся так, что их носы столкнулись друг с другом. Ринго ощущал его чуть сбившееся от чего-то дыхание на своих губах и не мог отвести взгляда от его глаз. Почти черных, уже совсем без радужки.       — Ага, — выдохнул барабанщик. Так же неожиданно, глаза Пола сощурились и на его лице расцвела широкая и чуть хитроватая улыбка. Ринго скорее почувствовал ее, нежели увидел. В то же мгновение он оказался на спине, а Пол навис над ним, легко удерживая за запястья, прижимая их к матрасу. Тонкий луч от фонаря, а может, от луны, падал через неплотно прикрытые шторы прямо на лицо Пола. От этого его глаза светились еще ярче и в них бликами отражалось удивленное выражение лица барабанщика.       — А знаешь, что еще я знаю? Я знаю, что ты засыпаешь, когда я рядом, хотя сам это не признаешь. Разве не замечал? — спросил Маккартни все так же хитро улыбаясь. Кажется вот последовавший за этим вопрос он точно хотел задать очень давно, — Значит, тебе со мной все равно хорошо?       — Ну конечно, Пол. Мы же друзья, — ответил Ринго и немного устало улыбнулся, не пытаясь высвободить рук или сказать что-то против своего положения. Он бы задумался над тем, о чем сказал ему Маккартни, но разве он уже не знал обо всем этом? И просто боялся признаться сам себе, что причина его проблем со сном вовсе не пьяные рассказы Пола.       — А ты меня любишь? — следующий вопрос заставил Ринго чуть покраснеть.       — Конечно, ты же один из моих лучших друзей, — ни нашел ничего лучше для ответа Старр.       — Нет, я не это имею ввиду. Ну. Ты любишь меня больше, чем Джона и Джорджа? — Пол был очень красив, особенно, когда был так настойчив. Удивительно, но он еще довольно крепко держался ото сна и его сильные руки даже почти не шатались, удерживая собственный вес.       — Нет, не больше. Просто… просто по другому. Не так, как их, — Ринго сейчас был очень рад, что Пол не вспомнит ничего на утро. Ведь он может говорить все, даже правду. Правду, которую не стоит говорить своему другу. Тот самый недостающий кусочек его загадки, ответ, который всегда был у него в голове, но который он прятал даже от самого себя. Теперь он сказал его, даже вслух, но, почему-то, ему стало от этого даже легче.       — Не так, как их. Я понял, — сказал, снова просто констатировав факт, Пол. Улыбка стала мягче и нежнее и басист стал опускаться ниже, все также держа руки Ричарда. Он остановился только когда их носы снова оказались лишь в паре миллиметров друг от друга, — Ты такой… я даже не знаю, как описать. Ни одно из слов, что я только могу вспомнить не подходит. И тогда я не вижу смысла их говорить. Потому что я просто люблю тебя тоже не как других.       Ринго чуть не задохнулся, широко распахнув глаза. Мысли отключились, пока он наблюдал, как лицо Пола приближается к нему все ближе и ближе. Вот уже осталось пара сантиметров… И тут все-таки Маккартни не удержался и всем своим весом рухнул прямо на барабанщика. В этот момент Ринго хотелось задушить этого демона—искусителя голыми руками. Но вместо этого он просто попытался не умереть сам, потому что Пол был тяжелее, да и крупнее него, так что риск быть раздавленным пьяной тушкой басиста присутствовал.       — Пол, я сейчас задохнусь… — прохрипел парень, когда Маккартни, чуть смеясь, завозился, лежа на нем.       — От моей охуенности, да? — хихикнул, чуть приподнявшись на локтях, Пол, заглядывая в голубые глаза.       — И от нее тоже. А еще от того, что ты сдавил мои легкие.       — Ой, прости, — Пол перекатился с барабанщика на кровать рядом, — Так лучше?       — Ага, но не совсем, — сказал, отдышавшись, Ринго. Сейчас, когда Пол не касался его, он чувствовал пустоту, словно его лишили чего-то очень важного и это важное немедленно хочется вернуть.       — А что еще? — теперь Пол посмотрел на него удивленно.       — Обними меня, — сказал парень, снова чуть покраснев, — Ну, если хочешь, конечно.       Басист ничего не стал отвечать, но ему и не надо было. За него все сказали широкая улыбка и то, как крепко, на этот раз всеми конечностями, он обнял барабанщика.       — Теперь хорошо?       — Более чем.       — Ну тогда отлично. Потому что я собираюсь спать, так что ты тоже спи, — заявил Пол тоном, не терпящим возражений. Ринго вздохнул и сам не понял, то ли с облегчением, то ли с разочарованием.       — Спокойной ночи, Пол, — пожелал он, закрывая глаза. На утро друг ничего не вспомнит о том, что происходило ночью. Хорошо ли это? Теперь Ринго был не очень в этом уверен. Хотя, в чем он вообще может быть уверен сейчас?