Суслик

Этот день настал. На самом деле, Стэн с самого утра чувствовал, что новый день устроит ему множество сюрпризов. Что-то такое странное, непривычное витало в воздухе, лезло через ноздри и забивалось в самые легкие, не покидая ни на секунду. Стэн просто начинал этот день с четкой и назойливой мыслью о том, что вот-вот что-то произойдет. Что-то, что непременно удивит его и, возможно, даже разрушит мировоззрение. Снова. Да, он был тем еще оптимистом, заранее готовясь к худшему. Что же это будет? Что же должно подкосить его? С каждой новой минутой, пройденной в ожидании, мысли и догадки в голове становились все более и более мрачными: смерть родителей, смерть друзей, смерть, смерть, смерть… Но оказалось все куда более серьезным. Наверное, он бы пережил смерть Ричи и остался с куда более крепкой, ни на грамм не сломленной психикой, чем став свидетелем этого. Сначала Стэн думал, что дело в вечеринке, потому что вечеринка эта устраивалась Патриком Хокстеттером — самым богатым засранцем в Дерри, да еще и чокнутым хулиганом. Что обычно происходит на таких вечеринках, где полным полно безбашенных подростков, алкоголя и наркотиков? Люди начинают чувствовать себя расслабленно, свободно и не думают о последствиях. Они способны на многое. Избиение, изнасилование, убийство… Патрик Хокстеттер определенно был похож на того, кто может сделать все это, причем с одним человеком и одновременно. Ужасный человек. Ужасный, ужасный, ужасный. Собственно, поэтому Стэн и решил, что дело в этом, что дело в нем. Но, черт, ему нужно было время, чтобы подготовиться к истине! На самом деле, спустя, примерно, шесть стаканчиков пива или чего-то такого же не очень крепкого, он и забыл о своем предчувствии. Позволил на какое-то время насладиться вечером, таким расслабляющим и полным какой-то смутной вседозволенности. Да, черт возьми, он сейчас здесь, на этой сраной вечеринке, когда как родители думают, что он у себя в комнате видит десятый сон. Стэн определенно успел стать бунтарем и за это даже не извинялся. Собственно, все, как он и предполагал: свобода и ни одного взрослого. А потом и случилось то, о чем предупреждало его чертово сознание, какое-то мистическое чувство в самой глубине души. Кажется, будто в тот миг стихли не просто музыка и шум людей, но и любые звуки вообще. Время остановилось, чертов земной шар перестал наворачивать круг вокруг солнца, буквально весь мир застыл как вкопанный… Генри Бауэрс подстригся. Сначала Стэн даже не понял всеобщего удивления, чувствуя привычный укол в груди при виде того, как парень вплыл в помещение, проходясь по каждому гостю изучающим, колким взглядом. В организме его уже было предостаточно алкоголя и поэтому мутный взгляд карих глаз не сразу заметил хоть какие-либо изменения. Возможно, потому что Стэн привык не смотреть. Возможно, потому что он даже не хотел делать этого лишний раз. Но вот — Патрик улыбается своей ежедневной улыбкой психопата, только еще более чокнутой и радостной, и вешается на Бауэрса, будучи при этом совершенно трезвым. Стэн не успевает хоть как-то отреагировать на это, например, недовольно и тихо осудить, как Патрик вдруг восклицает: — Наконец-то ты стал мужиком! — и шум и гомон возвращаются в этот мир вновь. — Сукин ты сын, я им уже года три как являюсь, — буквально по губам читает Стэн, ох, по этим тонким и обветренным губам, практически всегда изогнутым в усмешке или гримасе отвращения. Ему уже не слышно, что именно отвечает Хокстеттер или кто-то другой, потому что взгляд с губ переходит на пылающие яростью глаза, хмурые светлые брови, а затем и на волосы, которые почему-то не касались чужой шеи и не вились на кончиках так, как бывало это обычно... Ох, черт. После этого Стэн как будто моментально трезвеет и, отводя взгляд в сторону, сглатывает. Ему… Ему определенно нужно выпить еще немного. Потому что короткие волосы Генри теперь открывают вид на лоб, сбритые виски, уши и часть шеи. Все это почему-то так ударяет по Стэну, что тот дрожащими руками берется за еще один стаканчик. Краем глаза видит, как Генри с чего-то вдруг идет именно к нему: словно хищник, плывет через толпу, огибая каждого пьяного подростка и, кажется, смотрит так же изучающе, как и сам Стэн ранее. Ох, черт. Ох, черт. — Эй, — оказываясь у своей цели, негромко произносит Генри, но Стэн слышит его, несмотря на шум вокруг. Перед тем, как тот успел подойти, сам парень выпил еще три стакана, не чувствуя вкуса. Теперь не смотреть на человека перед собой и уж тем более на его новую прическу, не получалось. В конце концов, он сдался и уже открыто взглянул на хулигана. Точнее, на его голову. Тот, видимо, это почувствовал, или просто увидел слишком явный взгляд, направленный явно не куда-то в сторону, и резко стал выглядеть опасно; весь взъелся, напрягся. — Хуле пялишься? Урод, ты ведь сам подошел. Точнее, не урод — теперь Стэн точно не скажет этого ему в лицо, не сможет соврать. Да и как тут не пялиться. Генри ведь красивый, на самом-то деле. Особенно когда не корчит злостные гримасы. Но Стэну признавать этого ой как не хочется; сказывается все то давление, оказываемое на него и его друзей все эти годы. Поэтому, сглотнув, он жмурится, прогоняя наваждение, и в следующую секунду смотрит Бауэрсу прямо в глаза, пусть и не так решительно, а насмешливо и хмельно. — Ты на суслика похож, — пожимает плечами он. Ложь слетает с языка настолько привычно и незаметно, что только спустя мгновение Стэн понимает, что Генри действительно чем-то напоминал недовольного суслика. Но, наверное, говорить вслух этого не стоило. Да, определенно, потому что Генри сделал резкий выпад и прижал Стэна к стене. Ох, черт. — Повтори, — прошипел он и каждая черта его лица говорила о том, что на этот раз Стэн серьезно нарвался. — Повтори, сука. — Я тебе не сука, мудак, — чувствуя себя как никогда смело и легко, выплюнул Урис прямо в лицо своему обидчику. Как он и думал. Все дело в алкоголе, наркотиках и свободе. Стэн рвался, рвался к проблемам и все происходящее сейчас его не просто распаляло, а даже возбуждало. И в его карих глазах блестящих глазах определенно отражались все эти эмоции, иначе с чего бы вдруг Генри усмехнулся и провел пальцем по его впалой щеке? — А хочешь стать ею? При этих словах удовольствие внизу живота вспыхнуло с новой силой. Стэну всегда нравилось препираться с Бауэрсом, злить его и оказываться ближе, чем когда-либо, важнее, чем кто-либо. И каждый раз те молнии, что метались меж ними, ударяли именно в самое слабое место… — Предлагаешь лишить тебя девственности? — принимая правила этой очередной нелепой игры, Стэн качнул головой, прикусывая губу и усмехаясь. В глазах напротив — злоба, в его же собственных — игривые огоньки. — Что-то я не верю, что ты у нас прям мужик-мужик. — А стоило бы. Во всей этой обстановке не было понятно, кто сдался первым и потянулся вперед; когда их губы встретились, вжались друг в друга почти до боли и сотни приятных мурашек прошлись по телу, в ту же секунду это стало совсем неважно. Стэн не смог сдержать стона, громкого и протяжного, настолько, что даже поцелуй не смог заглушить его. То, что происходило между ними, было слишком очевидно, и именно сейчас у них получилось более-менее опустить все предрассудки и отдаться чувствам. Генри вжимал его в стену, придавливая весом своего тела и все это дарило такие ощущения, так возбуждало… Они кусались и часто дышали, вновь и вновь терзая припухшие губы грубыми поцелуями, словно какие-то животные. До тех пор, пока распалившийся Бауэрс не отлип от него и не повел в сторону комнат. Чужие пальцы сомкнулись вокруг запястья, ощутимо сжимая и ведя за собой, пока сам Стэн пытался прийти в себя и не спотыкаться о чистый пол так уж часто. Это… Действительно происходит. До этого никто из них не отрицал собственных чувств, но просто не знал, что делать. А теперь это стало таким очевидным, алкоголь развязывал не только язык, но и мысли, которыми можно было бы ограничивать себя. Но ведь пил только Стэн, а Генри буквально только что пришел… Эту мысль не получается закончить и проанализировать, потому что вместе с хлопком двери за спинами, все чувства вспыхивают с новой силой. Они горят, горит и сам Стэн — пылает с головы до ног, а цепляясь пальцами с широкие плечи Бауэрса и прижимая ладони к его щекам понимает, что тот горит тоже. И сгореть в этом пламени они готовы вместе. — Блять, — лихорадочный шепот прямо на ухо, разносящий новую волну жара по телу, пока руки мучаются с пуговицами такой тесной и ненужной сейчас рубашки. Стэну не терпится; его опрокинули на кровать, словно тряпичную куклу, и принялись покрывать поцелуями-укусами нежную кожу шеи. Кудрявые отросшие волосы разметались по подушке, припухшие губы приоткрылись и влажно поблескивали в свете прикроватной лампы. Он чувствовал на себе взгляд, взгляд хищника, напавшего на жертву и готового вот-вот растерзать ее. И самому Стэну этого бы очень хотелось. Будто специально, он качнул бедрами, выгибаясь и не позволяя ловким пальцам сделать требуемое до кона. Он дразнился, ерзая и потираясь пахом о пах Генри, даже сквозь ткань одежды чувствуя, насколько тот возбужден. В серых глазах вспыхнула ярость и весь Бауэрс застыл; рубашка нелепой тряпкой осталась свисать с острых плеч Стэна, когда руки вдруг исчезли из поля зрения. «Нахуй это» — буркнул Генри себе под нос. «Нахуй это» — согласно простонал Урис, когда с ног сорвали узкие джинсы. Всего на секунду все тело обдало прохладой, а потом началось… Что-то невообразимое. Это было похоже на драку. Генри то и дело ругался, едва ли не до синяков сжимал пальцы на чужих бедрах и талии, целился губами в основание шеи и вцеплялся зубами за все места, до которых только мог дотянуться. Эта грубость пленила, заставляя Уриса действовать так же; в отместку он царапал короткими ногтями его спину и плечи, сжимал бедрами и не давал отодвинуться от себя ни на минуту, сладко постанывая на ухо. В чем именно здесь была месть, понимал только он сам, но затем в хмельном сознании всплыли воспоминание того, как именно они оказались… В такой ситуации. — Генри, Генри… — теперь вместо стонов с губ слетало только это имя, имя человека, что сейчас дарил ему неимоверное удовольствие, но делал это слишком медленно, мучительно медленно. — Блять!.. Суслик, давай быстрее… Движения прекратились. Стэн откинулся назад, прижимаясь затылком к белоснежным простыням, — хотя до этого вжимался носом в чужую шею, — потому что подушка давно съехала куда-то в сторону из-за резких движений двух сплетенных тел. Даже прикрыв глаза парень явственно чувствовал на себе взгляд Бауэрса, чтоб его. Точнее, чтоб Стэна и, желательно, побыстрее. Разочарование на его лице из-за вновь кажущейся далекой разрядки выглядело так правдоподобно и жалостливо, что в любой другой ситуации Генри точно не смог бы сдержать усмешки или колкого комментария, но вместо этого сверлил парня под собой грозным взглядом. — Это не то что я имел ввиду, говоря «быстрее», блять… — Генри все еще был в нем и Стэн от негодования треснул тому пяткой по пояснице. Не то чтобы это вообще должно было возыметь хоть какой-то эффект, но Стэн все-равно ощутил толчок; плавный и чертовски, чертовски, сука, медленный. — Я тебе не блядь, сучий ты гандон, — тихо и сдавленно, но не так уж и яростно произнес Бауэрс. Снова толчок. Стэн протяжно застонал, но в стоне этом не было удовольствия, лишь все то же разочарование. Это определенно было издевательством. Или наказанием. — Ты что, не хочешь этого так же сильно, как и я? — плаксиво выдавил стэн. — То есть ты этого хочешь? — еще один толчок и жалобный всхлип. — Твой чертов член во мне, конечно я… И движения возобновились вновь. Раздражение и злость никуда не подевались, лишь отходили на задний план под гнетом тех ярких ощущений, что разносились по телу вместе с каждым толчком. Стэн чувствовал, как голова снова пустеет и вместе с тем тяжелеет; чувствовал, как их животы — его и чертового суслика, такого же, блять, тупого — соприкасалась и терлись друг о друга. Но теперь этого уже не было мало, во всяком случае, Стэну уже не хотелось сыпать оскорблениями, понимая, что Генри может сделать это вновь. Точнее, не сделать, а остановиться, как вкопанный. И это… Очень действенный способ для того, чтобы заткнуть Уриса. Тот лишь притянул руку к пылающему лицу, кусая ребро ладони и тем самым заглушая не только стоны, но и ругательства. Генри определенно видел его недовольство, но поощрял молчание и покорность. — Молодец, — довольно проворковал он, вдруг закидывая чужие длинные ноги себе на плечи и начиная двигаться именно так, как и хотелось с самого начала, так, как желал того Стэн, который вцепился зубами в нежную кожу, буквально прикусывая ее до крови. Он кончил быстро, из-за всех этих чертовых игр с Бауэрсом его тело, утомленное за все это время, слишком быстро решило подвести хозяина и лениво откинуться на простыни. Его трясло вверх и вниз до тех пор, пока до оргазма не дошел и Генри. Стыдно было признавать это, но, кажется, у Стэна еще никогда не было такого яркого и долгого оргазма. Но Генри, наверное, понял это и без слов, глядя в его красное и усталое лицо, не сумев сдержать довольной ухмылки. Так и хотелось треснуть его по лицу, чтобы не пялился и не мнил о себе невесть что, но сил не было даже на то, чтобы прикрыться одеялом. Прикрывая глаза и глубоко вдыхая появившийся в воздухе сигаретный дым, он и не заметил, как уснул, пока Генри сидел у изголовья кровати и курил. Кое-как, но он смог дотянуться до кожаной куртки и выудить оттуда знакомую синюю упаковку, а затем вновь откинуть вещь в сторону. Его задумчивый взгляд плавно скользил по красивому и такому расслабленному лицу, ища там ответы на все вопросы, мучившие русоволосую голову на протяжении вот уже двух лет. Генри сам накрыл его одеялом. Стер со лба капли пота и даже открыл окно, чтобы проветрить комнату. Написал Патрику сообщение, чтобы не забыл нахуй выпнуть всех из дома, но не заходил в гостевую комнату и не трогал Стэна. И чертовски, чертовски не хотел уходить. Генри снова окинул Стэна подозрительным взглядом, но грудь парня вздымалась довольно медленно, чтобы верить и не тревожить его сон. Видит бог или еще какой хуй, заправляющий всем на небесах, что у Бауэрса просто не было выхода, но зато было огромное желание выговориться. Он вздохнул, все еще ощущая запах сигарет, и устало прикрыл глаза. Заебался. — Я люблю тебя. И не получил ответа. Тогда железные тиски, сжимающие сердце, вдруг отступили. Генри открыл глаза и виновато посмотрел на Стэна снова, в который раз. Как много тот выпил? Вспомнит ли что-то на следующее утро или потребует ответов? Черт его знает, но Генри не хочет просыпаться и первым делом видеть осуждение в его карих глазах. Поэтому, взъерошив короткие волосы на затылке, он поспешно натягивает на бедра штаны и, схватив с пола кучку остальных вещей, сжал пальцы на дверной ручке. Почти повернул. — Я тебя тоже, суслик… Поэтому не уходи. И не ушел.