Начать сначала

      Эл бегал за мной ещё в школе. Заглядывал в глаза, хватал за руки и упрямо садился рядом, сгоняя соседей. Маленький, юркий, золотисто-рыжий, похожий на лисёнка. Нежнейшая кожа и премилые веснушки, которые он сам ненавидел и от которых всеми способами старался избавиться. Мне нравилась его возня и обожание в янтарных глазах. Никогда и никого я не любил так, как его. Ну, родителей, конечно, но это совсем другое.       Позже я пошёл на юриста, а Эла отдали в заведение для омежек, где учили всякой полезной ерунде, начиная от готовки и шитья и заканчивая танцами. Учили даже составлять любовные письма альфам, и Эл строчил мне на телефоне длиннющие сообщения и, тут же перезвонив, радостно спрашивал:       — Дэниэл, тебе понравилось?       Писал он с ошибками, но послания были полны нежности и страсти.       Сначала было всё потрясающе: и свадьба, и медовый месяц, и я не знал, как ублажить его, как и чем порадовать. Захоти он луну с неба, и её постарался бы достать. Видя восторг на мордашке Эла, я радовался, наверно, больше, чем он сам.       Закончился праздник с первой беременностью. Ребёнка Эл не хотел, но вся его и моя родня была в таком восторге, что Элу оставалось только улыбаться в ответ и делать вид, что он счастлив. Когда же мы оставались одни, он с тоской смотрел на растущий живот и начинал плакать. По счастью, роды были лёгкими, в форму Эл пришёл очень быстро, вот только на прежние омежьи радости, такие, как посиделки с друзьями, танцульки, бары и шоппинги, времени уже не было. Желание Эла нанять няню я отмёл сразу и резко. Чужой человек с моим сыном не будет. Он здорово тогда обиделся на меня. Нет, Сэмми он любил, но ещё больше он любил себя. Элу хотелось развлекаться и путешествовать, а приходилось возиться с нашим маленьким омежкой, менять памперсы и чинно гулять с коляской. Он скучал без своих друзей, завидовал их беспечной жизни, злился, что я всё время занят. Супружеская жизнь оказалась не тем, о чём он мечтал. И это при том, что по дому делать ничего не приходилось — со всем справлялись домработники.       Отдав сынишку в частный садик, свободного времени стало больше. Эл воспрял, оживился и стал на целый день исчезать из дома. Вечером с Сэмми занимался я. Играл, учил буквам, а по выходным ходил гулять. Обычно без Эла. К нам он присоединялся, только прикупив новую шмотку, дабы покрасоваться перед соседями, какая мы красивая семья. Сэма Эл любил, но своеобразно. То хватал на руки и начинал нацеловывать его личико, пухлые ручки и ножки, а через пять минут ссаживал с колен, заявляя, что устал. На просьбы ребенка поиграть делал кислое лицо. Хватало его, опять же, на несколько минут.       — У него самые дорогие игрушки! — заявлял он на мои упреки. — Вот пусть в них и играет.       Пойдя в школу, Сэмми сам от него отдалился, чему Эл, похоже, был только рад. Дежурные вопросы «как дела?», очередной новый костюм и прическа, чтоб сразить других родителей на собраниях — вот вся его отцовская забота.       Болтал Сэмми со мной, вываливая тонны школьных новостей и архиважной дребедени, а если я задерживался допоздна, то с Джейком, нашим домработником. Я сыночка обожал и, слыша быстрый топот маленьких ножек, спешащих ко мне, чувствовал себя самым счастливым человеком. Сэмми был точной копией Эла, такой же кареглазый и рыженький и с такой же ямочкой на щеке.       И ещё я продолжал любить Эла, несмотря на его равнодушие к ребёнку. Он был забавный и милый, и я млел от его щебета, от его запаха. Я любил, когда он садился рядом и начинал тереться головой об моё плечо. Любил, хоть и знал, что все его ласки сводятся к нытью, чтоб купить очередную бирюльку.       Потом Эл забеременел второй раз. Он впал в отчаяние, и я, испугавшись, что он сделает аборт, схватил его в охапку и увёз к родне в дальнее поместье, где держал взаперти до самых родов.       Может, жестоко, но позволить убить малыша я не мог. Работы было много, и я не в состоянии был приезжать часто. Эл тосковал, плакал и просился домой, потом возненавидел меня. Запирался в ванной, отказывался выходить и от души желал, чтоб я сдох. Я был уверен, что он всё поймет и простит со временем.       А после родов снова всё изменилось. Эл взял ребёночка на руки и… больше не отдал. Не позволял забрать его даже на минуту. Целыми днями что-то ворковал и не отходил даже от спящего. Много раз я видел, как он ночью сидел у его кроватки и глядел на спящего. В одночасье он превратился в одержимого отца, послав куда подальше своих дружков. Ещё он очень переживал, что не уделял внимание Сэмми, и теперь в свободное время навёрстывал упущенное, читая с ним и играя в стрелялки.       А меня он не простил. Дотрагиваться до себя запретил и на мои попытки так сверкал глазами, что я благоразумно отступал. А когда один раз не выдержал, схлопотал такую пощечину, что искры из глаз посыпались. Спали теперь раздельно. По возвращении из роддома Эл устроил отдельную спальню в гостевой комнате. За несколько месяцев он удостоил меня от силы парой слов. Не помогало ничего: ни мольбы, ни подарки, чёрт, я даже на коленях стоял. И теперь, как когда-то Эл, я ревновал его к сыновьям и только издали смотрел, как они возятся.       Наверно, я полный идиот, если упрямо ждал, что всё наладится. Просто, похоже, что я из породы вечно влюблённых, слепых идиотов. После родов Эл невероятно похорошел и меня к нему тянуло, как магнитом. От одного только вида его с ума сходил. Но к себе он так и не подпустил. Стыдно сказать, но я даже детектива нанимал, чтоб следил за мужем.       Эл понял, и, когда приблизилась наша десятая годовщина, неожиданно сменил гнев на милость. Таинственно улыбаясь, он сообщил, что приготовил мне подарок. Надо было меня видеть! Я и первой нашей ночи так не ждал. Сыновей я отправил к родителям и перерыл все магазины, пытаясь купить что-нибудь, чего у Эла ещё не было. По счастью, это было не очень сложно — Эл обожал дорогие безделушки, и новый браслет, обошедшийся мне в круглую сумму, должен был его обрадовать.       Но Эл обрадовал меня первым. Наш праздничный вечер я провёл один. Где шлялся Эл, было неизвестно — телефон его был отключен. И, когда я уже хотел звонить в полицию, объявился. Входя в дом, он протолкнул перед собой мальчишку-омегу.       — Вот, дорогой! Это тебе от меня подарочек! Ты так хотел трахаться и теперь можешь трахать его сколько хочешь! — и на моё вытянувшееся лицо лишь рассмеялся. Пихнул его ко мне и скрылся в своей спальне.       Омежка смотрел на меня глазами затравленного зверька. Я же, обалдевший донельзя, несколько минут разглядывал его. Тёмно-русый, худощавый, одет легко, не по погоде. Он вжимался в стену, то вскидывал на меня свои огромные глазищи, то опускал вниз и, не выдержав моего взгляда, заскулил. Я опомнился и, взяв его за руку, отвёл в гостиную. Я умел успокаивать своих малышей, Эла мог, а вот как незнакомых омег — не знал, поэтому посадил его за все ещё накрытый стол и, предложив угощаться, рванул в спальню мужа.       — Это что?       — Не что, а кто, — пропел Эл. — Я же сказал, Дэниэл — подарок тебе от меня. Милый и послушный мальчик. И полностью в твоём распоряжении. Развлекайся на здоровье, только сделай одолжение — не лезь больше ко мне.       — А я лезу? — глухо спросил я. — Столько времени я вижу только твою закрытую дверь.       — И не надейся! Я не собираюсь тебя прощать.       — Да я же боялся! — взорвался я. — Ну сколько можно объяснять, как же ты понять не можешь? А если бы ты аборт сделал? И сейчас Джимми бы не было. Да ты спасибо мне должен сказать за то, что я сделал.       — Аборт? Дэнни, а кто тебе сказал, что я хочу сделать аборт?       — Я подумал…       — Мне плевать о чем ты думал! Я твой муж, но не вещь и не раб, чтобы так со мной поступать. Твоя вонючая родня следила за каждым моим шагом, я даже посрать не мог в одиночестве, а вместо нормального врача был твой двоюродный братец, который лечить может только коров. Спасибо хочешь услышать? Я могу сказать спасибо, что не заставили рожать в коровнике! И ещё за то, что мои дети не похожи на тебя! Да, я был плохим отцом Сэмми, никогда себе этого не прощу, но мне всего девятнадцать лет было, чёрт подери! Я был не готов и сейчас только понял, зачем живу! Жалею лишь, что муженёк мой оказался таким уродом. Какой я был идиот, что вышел за тебя!       — Но ведь вышел, — тихо сказал я. — Ты же любишь меня.       — Любил, но теперь всё в прошлом. Я бы развёлся с тобой, но ты ведь не дашь развода.       — Нет.       — И не надо. У детей должна быть полноценная семья. А для утех у тебя теперь вот этот славный котёночек, с которым ты можешь делать всё, что захочешь: увозить, запирать, на цепь сажать. Но не меня!       — Так же нельзя.       — Не хочешь — я не настаиваю, — пожал плечами Эл. — Завтра позвоню, и за мальцом приедут и увезут.

***

      Сказать, что я ошалел, — это ничего не сказать. Эл, что называется, убил меня наповал. Я даже думать ни о чём не мог — голова была совершенно пустая.       Омежка сидел в гостиной на диване, пытаясь прикинуться подушкой. Глазищами своими хлопал на меня с таким ужасом, будто я убивать пришёл.       — Как зовут тебя?       — Дино, — прошелестел он.       — Ну, пойдем… Чего есть не стал? Не голоден? Куда бы тебя… Ляжешь в моей спальне, а я в кабинете.       Дино вдруг бросился на пол, обхватывая мои ноги:       — Не надо в кабинете! Ваш муж сказал, что, если не буду стараться, отвезёт в бордель. Я буду стараться, я очень буду! — и снова слёзы из глаз, крупные, как орехи.       У меня дыхание перехватило. Чтоб мой нежный Эл такое сказал! Я глубоко вздохнул и поставил омегу на ноги.       — Никто и никуда тебя не увезет, что ты, успокойся! Сейчас ляжешь спать — ночь уже. А утром решим…       — Не надо утром! — омежка уже выл и захлёбывался от слез. — Сейчас надо! Я всё-всё сделаю!       Он совсем зашёлся от слез и понёс бессвязный бред. Снова рухнул на пол и обнял мои ботинки. Ничего не оставалось, как взять его на руки и оттащить в спальню. В мою спальню. В ванной умыл, как маленького, положил в постель и терпеливо ждал, когда он успокоится. Дино продолжал бормотать, что всё будет делать, и при этом не позволил даже куртку с себя снять. Обхватил себя руками и трясся. Ещё час я сидел над ним, гладя по голове, пока он, обессилев от слез, не уснул, уронив голову мне на колени. Тогда, осторожно переместив его на подушку, я спустился вниз, и сидел в гостиной до утра.

***

      Первым проснулся Эл. Зевая, спустился вниз и удивлённо поднял брови.       — А я думал…       — Да как же ты можешь? Зачем запугал ребенка до полусмерти? Он-то в чем виноват?       — Ну так утешь бедняжку. Вот, — Эл взял бархатный футляр, так и прождавший его всю ночь, и вытащил браслет. — Ах, прелесть какая! Жаль, не в моем вкусе. Отдай Дино… — и бросил браслет на стол. — Он за такую игрушку тут языком всё вылижет. И он не ребенок — он совершеннолетний.       — Ты ведь не был таким, Эл…       — Я поумнел в твоём поместье. Вот за это тебе тоже спасибо.       Говорить дальше смысла не было. Спросил лишь, откуда Дино.       — Где взял, там больше нет, — хохотнул Эл. — Но не переживай, он чистый домашний мальчик. Девственник, если тебе это важно.       Оделся и уехал за детьми. И тут же из спальни осторожно выполз ночной гость. По стеночке спустился в гостиную и уставился на меня.       — Завтракать будешь?       Кивок. Волосы спросонья торчали во все стороны, и на щеке — отметина от подушки. Сел осторожно на кончик стула и, не сводя с меня глаз, потянул к себе пончик. Набил полный рот. У меня в голове только лишь одна мысль. Джим маленький, ничего не поймет, но как объяснить всё Сэму? Сказать только, что Дино действительно новый домработник и отправить в отпуск нашего Джейка, пока не пристрою куда-нибудь это чудо-юдо. Пока он завтракал, раз десять спросил: правда ли я собираюсь оставить его тут. Я сел перед ним и, глядя в глаза, медленно произнёс:       — Никто. Тебя. Не увезёт. Ты живёшь здесь, и ты в полной безопасности. И Эла не бойся, он нормальный, просто… Переодеться тебе есть во что?       — Нет.       — Так… Тогда планы меняются. Поедем, оденем тебя.       И он снова перепугался. Вцепился руками в стул и замотал головой. Не верит, значит. Ждать новых слёз я не стал. Прикинул его размер и, вздохнув, за шмотками отправился один. Бельё, пару джинс и кофт, в последний момент прихватил пижаму. Обувь без примерки покупать не рискнул, но у Дино оказался один размер с Элом и, недолго думая, я вытащил из гардеробной Эла пару коробок. Небось и не заметит.       Я был слишком шокирован, чтобы злиться на Эла, и это непонятное, глазастое существо… Вчера я был для него чудовищем, а теперь, прижимая к груди сумки с нарядами, он глядел на меня, как на бога.       Убедившись, что он окончательно успокоился, я сел и начал расспрашивать. Дино оказался из глухомани. Многодетная семья с десятком детишек всех возрастов — Дино старший.       — Мне уже жениха нашли, но его родители повезли меня к врачу, чтобы убедиться, что ещё ни с кем… А врач осмотрел и сказал, что рожать я не смогу. Даже если забеременею, шансов выносить нет. Меня домой вернули. Папы сказали, что замужество мне не светит. Они раньше меня любили, а потом их подменили будто. Стали огрызаться, кричать на меня, я и из комнаты боялся лишний раз выйти, мечтал уехать. А однажды приехал один важный мужчина. Предложил поехать в город, сказал, что я буду хорошо зарабатывать. Я понял сразу, но родители… Они смотрели на меня и молчали. И я согласился.       — А потом?       — Меня привезли в… В общем, это был массажный салон. Как будто. Я словно очнулся, испугался жутко, хотел убежать, но меня заперли. А на следующий день меня забрал ваш муж, — ответил Дино. — Сначала он мне показался очень хорошим. Успокаивал, старался даже рассмешить, а когда подъехали к дому, его будто подменили. Вдруг помрачнел, говорил что-то непонятное, даже глаза у него будто почернели. И сказал, что если я…       — Я помню, не повторяй. Эл — не сволочь, поверь мне. Считай, что это была плохая шутка.

***

      Эл вернулся с детьми только после обеда. Испуганному Дино улыбнулся, словно приятелю, по мне равнодушно махнул взглядом. Я смотрел на своего любимого и не узнавал.       — Я долго думал уехать или остаться, — спокойно сообщил мне Эл, словно говорил о погоде. — Но ты без детей точно свихнулся бы, а я — без них. Так что придётся сосуществовать рядом. Благо квартира огромная — места хватит всем.       — И ты будешь спокойно спать, зная, что я в соседней комнате с другим?       — Я буду спать спокойно, зная, что ты не скулишь под дверью, — засмеялся он.

***

      Сначала Дино ходил на цыпочках, говорил шёпотом и без надобности кидался прислуживать. Особенно Элу, поняв, что в доме главный он. Но быстро привык, поняв, что не обидят и увозить обратно не будут. Подружился с Сэмом и, глядя, как они на пару с открытыми ртами смотрят мультики, я подумал, что у нас появился третий ребёнок. Правда, не надолго. Несколько дней спустя Дино пришёл ко мне ночью, и, несмотря на возражения, разделся и нырнул под одеяло.       — Это Эл тебе велел?       — Нет. Но я знаю, что тебе надо. Я слышал ваш разговор. Нечаянно.       — Быстро оделся и пошёл к себе! Я не трахаю детей.       — Я не ребёнок, — возразил он.       Я хотел оттолкнуть… и не смог. Горячее нагое тело прижалось, а у меня чёрт знает сколько не было секса. Я не нежничал, как с Элом, в голове помутилось… Навалился, вжал его в постель. От него пахло, как от Эла, и, вбиваясь в его худую попку, я только шептал имя мужа…

***

      Утром мне было стыдно смотреть ему в глаза. Да и потом. Я завалился работой с головой и домой приезжал только ночевать.       А они подружились, как ни странно. Мой муж и мой юный… кто он мне. Любовником язык не поворачивался назвать. Эл накупил Дино кучу модной одежды и теперь они вдвоём щебетали и хохотали, ходили гулять с детьми. Я думал, Дино будет жаться ко мне, а он привязался к Элу. И это после того, как Эл с ним поступил. Понять омег совершенно невозможно. Скорее всего, Эл ему всё рассказал, и теперь Дино тоже считал меня гадом. Они были цельной семьёй, а я сам по себе. Сэмми крутился рядом с ними. Уставший и угрюмый отец его не привлекал, а Джимми и вовсе развизжался, когда я его на руки взял.       Родители, что приезжали и видели меня, пришли в ужас от моего вида. Мне и самому в зеркало смотреть было страшно. Заросшая рожа с чёрными кругами вокруг глаз. Мой любимый Эл славно мне отомстил. Глядя на меня, он нежно улыбался, словно ничего не произошло.       Дино ещё несколько раз приходил, и отказать не хватало сил. Трахая его, я каждый раз представлял Эла. После лежал опустошённый. Если бы Дино хоть пожалел меня… Но, выполнив свой долг, как он, вероятно, считал, он исчезал. А потом я начал запирать дверь. Эла он мне не заменит. А от того, что живой Эл, такой желанный и такой недоступный, сейчас спит в соседней комнате, только хуже делалось.

***

      Немного легче делалось, когда я пропускал рюмку-другую в баре, по крайней мере, я себя так убеждал. Много не пил, не хотел, чтоб дети пьяным видели. Нажрался единственный раз. Эл с детьми и Дино уехали к родне моего мужа на весь уикенд и не удосужились даже сказать. Ну и не надо. Я отпустил домработника и валялся в кресле, попивая виски и щёлкая пультом. Жаловался ему на жизнь, на мужа, на глазастика-Дино… Все бросили — никому не нужен. Просидел так всю ночь, задремал с бутылкой в руке, а проснулся от того, что кто-то вытягивал её. Я взбрыкнул было, но получил по роже, и Эл вырвал из рук бутылку.       — Не выход, знаешь ли.       — А какой у меня выход? — пьяно улыбался я. — Чего ты добивался, как ни этого? Мой сладкий, маленький Эл… Такой умничка оказался, так всё чудесно устроил. И теперь никто сомневаться не будет, говоря, что я ничтожество. Я и сам в это верю… Ты превратил мою жизнь в большой праздник! Отомстил на славу!       — Тебе нужно в ванную, и потом крепкого кофе. Потом поговорим.       — А зачем? Мне сейчас хорошо.       — Зато мне не очень, — отрезал Эл и крикнул Дино.       Вдвоем они отбуксировали меня в ванную комнату, раздели и сунули под холодный душ.       — Ма-а-альчики мои меня моют! Чем же я это заслужил?       — Уймись, пьянь! — рявкнул Эл, и я послушно заткнулся.       — Ну и жалкий же ты, — сказал он мне позже, когда Дино ушёл с детьми в детскую, а я пил кофе, стуча зубами о стакан.       — Спасибо.       Эл присел рядом и стал крутить ложку. Глянул на меня и, неожиданно протянув руку, провёл по моей щетине. От этой неожиданной ласки меня так и повело. Но Эл отнял руку.       — Знаешь, я этого не ожидал, — сказал он. — Не такого… Мне сначала нравилось видеть твою растерянную морду, и я хотел, чтобы тебе было плохо. Убеждал себя, что ты заслужил, а мне всё равно.       — Убедил?       — Нет. Я ведь думал, что всё перегорело. Когда родился Джимми, поначалу и вправду было наплевать. Только мальчики для меня существовали. Но выходит, нет. Видеть тебя таким я не могу. И слышать, как ты стонешь по ночам, тоже. Попробуем, что ли, всё с начала?       — Втроём? — спросил я.       — Нет, конечно, вот же идиот, — Эл закатил глаза. — Дино я квартиру снял ещё неделю назад. Он работу нашёл и мужика, вроде.       — Вроде?       — Ухлёстывает тут за ним один… — хмыкнул Эл.       — Но ведь Дино не может…       — Разберутся. Не все же такие долбанутые, как его родители.       — Мне нужен ещё кофе, — забормотал я. — Мне сейчас показалось, что ты предложил… Э-э-э, помириться?       — Э-э-э… — передразнил Эл. — Куда ты без меня-то? На два дня оставил, и всё! Альфы — ё-моё! Хоть бы посуду помыл.       Сердце забилось так, что едва не выскочило из груди. Столько надо было сказать, но вместо этого глупо заулыбался и заблеял:       — Я сейчас помою, — и стал подниматься, но Эл пихнул обратно.       — Сиди уж.