Point de suture

— Расскажи мне о ней, — просит Ута, перебирая подрагивающими пальцами слабые пепельные пряди. — Разве она тебя не страшит? Знаешь, я не могу долго выдерживать её взгляд. Кажется, будто миллионы холодных острых и тонких лезвий ранят меня, и каждое из этих лезвий пропитано солью и перцем. Эхо тянется за прикосновением, прикрывает глаза и беззвучно шевелит губами. Красивая. Невероятно красивая. — Мы благодарны ей, — наконец изрекает она. — Без неё мы бы давно пропали. А с ней мы можем чувствовать себя в безопасности. Ута устало выдыхает и зажмуривает глаза. Всё повторяется. Каждый чёртов раз всё повторяется один в один. И ведь ясно как день: то, что происходит между ней и Эхо — ошибка. Чудовищная и непоправимая ошибка, попирающая все законы и правила. Одноимённые заряды не притягиваются. Связи, которыми Серебро одарило двух своих дочерей суть лишь иллюзия. Прикоснись к ним — и всё рассыплется в прах. Всё очевидно. ...Только что же так больно саднит в груди, словно все Братья сразу спешат урвать кусочек её истинного сердца? Что же закон сформулирован именно так, что Эхо предназначена Айе, а Ута... О, Ута может быть предназначена лишь глухому, беспросветному одиночеству. Слегка расфокусированный взгляд Эхо мягок и нежен, безмятежен и обволакивающ. — Ты плачешь? Напрасно. Мы всё равно любим тебя, хотя это и невозможно. Мы всё равно будем рядом с тобой. — Что толку, — Ута говорит, а голос её предательски дрожит, — что толку в том, если рядом — не означает вместе. Всё равно вскоре кто-то узнает, и я не понимаю, что лучше: навлечь на себя гнев Братьев или ненависть Айи. — Что Братья? — мурлычет Эхо, прижимаясь щекой к её груди. — Им есть дело до нас — но не до тебя. До меня и до Айи. — Расскажи о ней, — с напором повторяет Ута. — Чем она... — она вовремя останавливается, так и не произнося это роковое "лучше меня", но этот вопрос ощутимо повисает в воздухе, и Эхо едва заметно улыбается — кажется, даже вполне осмысленно. — С ней не страшно. Мы спокойны рядом с ней. С ней мы не пропадём. Её Пурпур грозен, но Янтарь смягчает его и даёт нам возможность двигаться вперёд. Наша Сирень помогает ей быть спокойнее и осторожнее. Это совсем не значит, Ута, что мы не любим тебя, но она — другая. Она даёт нам силы жить. Мы с тобой — это путь Серебра, который никогда не начинается, потому что существует в одной точке. Мы с ней — это движение Сирени. Способ уйти от смерти-навсегда. Понимаешь? Ута не понимает. Слёзы душат её, и она делает движение, чтобы встать, но ничего не выходит: Эхо держит её за плечи, заставляя остаться на месте. — ...и мы всегда будем рядом с тобой. Где бы мы ни были. Что-то вдруг произошло. Будто мир схлопнулся до одного лишь Грота, из которого нет пути никуда. Да и бежать было бесполезно. Уж лучше бы и вправду это был Богомол. Он объявил бы охоту на ведьм. Он убил бы собственноручно её, Эхо, их обеих, но ни за что не стал бы мучить — в отличие от Айи, которая стояла совсем рядом, по колено в воде, и нехорошо усмехалась. — Вот так, значит, да? — её голос сочится такой неподдельной ненавистью, что хочется свернуться клубочком на дне лодки и прикрыть голову руками — на всякий случай. — Что толку быть рядом, если быть здесь — это уже самое страшное наказание? Ута вздыхает, и время, кажется, вновь начинает идти. Значит, всё не так страшно? Значит, Айе можно доверять? Она приближается, но Струне уже совсем не страшно: эта сестра пусть и зловеща, но безвредна. — Как могла ты, Эхо, придумать себе любовь? Ты всё-таки потрясающая сумасбродка. Ута наблюдает за ней слегка отстранённо, но чувствует: что-то не так. Движения Эхо, и без этого странные и вычурные, теперь донельзя похожи на хорею. Значит, она боится. Видимо, она страшится гнева Айи настолько, что еле сдерживается, чтобы не убежать. Почему? — Как же ты, Ута, могла поверить в эту любовь, да ещё и — страшно сказать — убиваться из-за неё? Почему-то я думала о тебе по-другому. Впрочем, от вас, серебряных, ожидать иного было бы странно. — Зачем ты пришла, Айя? — Монгольфьер выступил против Братьев. В отличие от вас, как и в отличие от других мучителей, он начал кое-что понимать. Последние времена наступили, пока вы тут миловались, а вы даже не слышали. Так и в Кошмар провалиться недолго, а? Так вот, я больше здесь оставаться не хочу. Впрочем, вам тоже не советую. Счастливо! Ута слегка отстранённо смотрит, как Эхо и Айя покидают её Покой, и на мгновение ей становится невероятно легко. Как будто их Предел — и впрямь Предел, а не Промежуток, и как будто в мире вообще ничего страшного не существует. Она, обессиленная, падает на дно лодки, уронив руки по обе стороны тела, и закрывает глаза. — Да, совсем забыла, — звенящий от напряжения, сочащийся горячим и горьким ядом голос Айи, звучит совсем близко, и Ута чувствует на коже ожог. Это сестра Пурпура и Янтаря целует её в лоб, как покойницу, провозвещая для неё конец времён.