На выходные за чашкой чая

      Рюноскэ любил фаст-фуд. Не то, что бы в прямом смысле, а любил просто посидеть в Макдаке, понаблюдать за посетителями, насладиться атмосферой лёгкой суматохи.        В выходные он проводил там чуть ли не весь день, засиживался до самого закрытия, увлечённый чтением книги или меняющейся картиной с дневного беспокойного до яркого и броского, в дуэте с темным, города. Ему нравилось, как постепенно машины сменяют многочисленные пешеходы, создавая куда больший шум, чем от двигателей транспорта.        Посещать Макдональдс Рюноске стал относительно недавно, около полугода назад, когда ему жутко хотелось есть, а в бесчисленные дорогие рестораны просто не хотелось идти, — там больше денег потратишь, чем поешь.       За эти полгода, однако, его знал весь персонал, даже тот, который не работал в выходные. Каждый раз, когда легко приоткрывается дверь и слышится листание страницы, рабочие оборачиваются ко входу и улыбаются; всем нравился Рюноскэ его спокойным и тихим характером, но рассудительным и умным, в тоже время.       Не то, что бы Акутагава был слегка толстым, а вовсе наоборот; он ел фаст-фуд только ради поддержания своего тела в состоянии «Ещё-чуть-чуть-и-кости». Поэтому, ему никто никогда не отказывал в лишней порции еды. Брюнету даже иногда делали скидки, хоть никаких особых привелегий. Иногда, за разговором с барменом или продавщицей он и не замечал, как ему скидывают до ста пятидесяти йен! Для сотрудников он стал братом, которому можно довериться и получить дельный совет.       Столик, который занимал Рюноскэ, был самым дальним от двери, но у окна. Он представлял собой двухместный круглый столик с маленькими диванчиками без подлокотников, но второе место почти всегда пустовало по причине отсутствия друзей, и, тем более, своей половинки. Иногда Акутагава клал туда сумку, когда у работников этой забегаловки много клиентов и у них нет времени поговорить с ним по душам. Тогда его спасала книга, и он уже разговаривал про себя с ней. Каждый раз с новой.       Как только завелась традиция ходить по субботам сюда, так Рюноскэ подобрал одежду, которую и одевал, собственно, только по субботам. Чёрные джинсы, чуть свободные к низу, белая рубашка в чуть серую вертикальную полоску и тёмно-синяя толстовка с капюшоном. Только в некоторые дни, когда было особенно жарко, он одевал футболку с рукавами до локтей.       Он, будучи очень наблюдательным, стал замечать, что тот взвешенный мужчина лет сорока посещал это заведение через каждую субботу, чередуя два костюма: рабочий и уличный; та женщина с маленьким сыном приходила где-то около полудня и заказывала картошку фри, два мороженых и холодные напитки; молодая пара, у которой тоже был свой столик где-то в середине зала приходила ровно в 7 вечера и заказывали всевозможные десерты и коктейли. Редко, но иногда посетители сменялись новыми, и теперь Акутагава искал закономерности в их приходе, что никогда не являлось скучным.       Вот именно так, ровно в 13:46 сюда зашёл белобрысый паренёк вместе с высоким шатеном. Они весело разговаривали, смеялись, «белый» часто заливался краской, изображал на пальцах что-то, шатен же кривил своё лицо и хихикал, чуть не срываясь на громкий смех. Они заказали много еды, к которой прикасались только спустя часа два непрерывных увлечённых разговоров, и когда уминали картошку фри, прекратили разговаривать, обращая на себя внимание почти всех посетителей. Рюноскэ сначала делал вид, что их просто не замечает, потом изредка поглядывал на них (эти двое сидели спереди Рюноскэ, белобрысый находился лицом к Акутагаве, а высокий сидел так, что видна была только задняя часть головы), далее он редко отводил глаз от этих посетителей, а затем вообще только и делал, что смотрел на «белого» напротив.       Тут-то как раз и не нашлось закономерности, — они приходили совершенно в разное время, но только по субботам. Сразу садились за, почему-то, всегда свободный столик перед Акутагавой и мило разговаривали о всяком.       Из их довольно громких разговоров, брюнет узнал, что белобрысого низенького парня зовут Ацуси, а «коричневую забинтованную дылду» — Осаму. Вот только отношение к этой, так скажем, «парочке» у него было совсем неоднозначное. К Ацуси Рюноскэ относился тепло, он улыбался, когда слышали его несвязанные речи, пытающиеся что-то показать пальцы, улыбка сама так и норовила появится на сдержанном лице брюнета. А вот к Осаму у него была большая неприязнь, — на чуть видных запястьях и шее явно были видны бинты, а в мысли прилетало только одно: «Суицидник чёртов!». Ещё, Акутагава жутко удивлялся, как такой… милый парень вступает в контакт с таким ужасным человеком, который, наверное, вообще не ценит свою жизнь.       Прошёл месяц.       А они всё так же ходили по субботам сюда. Рюноскэ уже дико хотелось врезать шатену по лицу прото за то, что он находится рядом с «белым ангелом», и утащить последнего за свой столик под возмущённые нотации о том, как бывает иногда опасно связываться с такими личностями.       Единственное воистину прекрасное случилось с Рюноскэ в эту субботу, — Ацуси помахал ему и сказал «Здравствуйте!».       Акутагава понял. Он влюбился.       Какие-то маленькие, порой, незаметные для других, вещи в этом пареньке стали неотъемлемой частью внимания брюнета. Например, рука стеснительно теребила отросшую слева прядь волос, лёгкая куртка была расстёгнута и открывала вид впалыми ключицам, походка была настолько стеснительной, что, казалось, Ацуси сейчас упадёт. И ещё тысяча и одна более мелких вещей, которые подметил брюнет за шесть встреч с объектом своего обожания. А тот недо-суецидник вызывал у Рюноскэ жуткую ревность вперемешку с великим презрением. Следущая суббота не предвещала ничего нового, но вопреки всем ожиданиям, это «новое» случилось.        Пять часов вечера. Акутагава по-прежнему терпеливо ждёт Ацуси и его друга (а, может, и любовника) с обязательным визитом сюда. Нет, он не уйдёт, пока не увидит белобрысого. Это уже стало некой тайной потребностью в жизни брюнета.       Дверь медленно открывает та самая застенчивая рука, Рюноскэ уже поднимает глаза, готовясь с восхищением посмотреть на белобрысого и с презрением на шатена, но приходит в большое удивление, когда видит совершенно сбитое настроение Ацуси, и, мало того, без его постоянного спутника. Лицо его опущено, а пальцы рук сильно сжимают нижний край куртки.       Он долго мнётся у входа, а потом кидает свой опечаленный взгляд на Акутагаву, всё это время пристально смотрящего на него. Брюнета пробивает током, и он чуть не подскакивает на месте, мгновенно сделав вид, что увлечён чтением книги. В мыслях витает лишь то, что произошло с «другом» Ацуси, и его абсолютно не волнует то, что книга повёрнута вверх тормашками.       Но на этом странности не заканчиваются, а лишь начинаются. Ацуси, выдохнув, медленно подходит к столику Акутагавы, застенчивым голосом спрашивая: — М-можно к Вам п-подсесть? — Акутагава медленно поднимает голову, изо всех сил делая вид, что он не следил за ним все эти шесть недель и он впервые видит его. — Конечно… Да… Садитесь… — от неожиданного визита паренька во «владения» Рюноскэ у брюнета бешено застучало сердце, сделав круг по всему телу. Но нужно не показывать, что Акутагава уже просто хочет увести в какой-нибудь переулок объект напротив и засосать до потери сознания.       Повисла какая-то неопределённая тишина. Рюноскэ продолжал читать книгу вверх тормашками, а Ацуси сверлить глазами пол. И тут брюнет выдаёт: — Рюноскэ, Акутагава Рюноскэ. Приятно познакомиться, — после чего почувствовал взгляд фиолетово-жёлтых глаз на себе, и через полминуты ответ: — Н-накадзима Ацуси… — это было отчасти смешно: ему представляется человек, которого он уже знает вдоль и поперек.       Голову Рюноскэ уже успела несколько раз посетить мысль о том, почему бы не спросить, куда делся его хренов кавалер. Но из-за повышенной взволнованности было трудно сформулировать вопрос, а тянуть время в молчании — только белобрысого отталкивать, а ему нужно как можно быстрее наладить отношения с Накадзимой, что бы тот не сел за другой столик в следущий раз, если таковой, конечно, будет.        Спустя вечность, в голове возник нормальный вопрос, который уже можно было озвучить. — А… Где тот Ос… — Рюноскэ вспомнил, что не должен был знать его имени, и быстро поправил. — А где твой друг?        Ацуси посмотрел на брюнета ещё более жалобно, что, казалось, сейчас заплачет. Что-то явно не хорошее. Но ответ последовал: — Тот человек… С которым я сюда ходил… Его больше… Его больше нет!!! — крикнул Накадзима и заплакал навзрыд. Акутагава совсем растерялся. Зря он это спросил, только обратил внимание на их столик всего персонала и посетителей. Не будучи тормозом, он налил в стакан воды из бутылки, подсел на один диванчик с Ацуси и предпринял всевозможные попытки его успокоить. — Выпей воды.! Легче же станет! И успокойся.! — брюнет даже не заметил, как перешёл на «ты». Белобрысый послушно отпил несколько глотков, и плакать перестал, лишь иногда всхлипывал. Ну, аппетит он отбил не только себе, но и новому собеседнику.       Когда Накадзима уже полностью успокоился, даже слегка улыбался, Акутагава смог (да, именно смог!) взять у того номер телефона и адрес, на всякий случай. Даже успел стать своеобразным психологом для белобрысого.       Уже в полседьмого вечера они вышли из Макдональдса и отправились гулять по прекрасной Ночной Йокогаме. Рюноскэ уже вовсю преставлял, как женится на нём; Накадзима же больше интересовался яркими витринами магазина, раскрывал глаза от приятного удивления так, будто видел их впервые. Но как только пришло время прощаться (а это, на минуточку, было одиннадцать вечера!), Ацуси замолчал и почему-то покраснел. Акутагава остановился и не понимал, почему тому неприятно. Следующее, что сказал белобрысый, привело Рюноскэ в приятный шок: — Р-рюноске-кун… Понимаешь… Я жил с Дадзаем в одной съёмной квартире… И… После его смерти… Мне… Не по-себе идти туда… И… — тут его прервала рука, опущенная на плечо и голова Акутагавы, которая была совсем близко к лицу Ацуси. — Пойдём ко мне. Я заварю чаю и приготовлю Собу, если ты, конечно, не против, — он старался быть как можно вежливее, хотя прекрасно понимал, что они там будут «заваривать» и «готовить». — Спасибо…       Рука Накадзимы по пути к дому Рюноскэ *случайно* коснулась руки брюнета, и тут же оказалась в плену другой руки.

Они нашли друг друга.