Тот самый день

      Резкий порыв осеннего ветра встречает Кураму шелестом тысячи опавших листьев, сотни лет назад ещё скрывавших великую деревню, которой больше нет. Даже руины её исчезли, рассыпались прахом, растворились во тьме времён. Лис щурится и едва заметно, грустно улыбается. Он каждый год приходит сюда, он не забыл. Две тысячи лет ведь ничего не значат, да, Наруто?       За эти годы Курама так и не обрёл нового джинчуурики. Не смог, не справился, не нашёл. «Всё таки вышло по-твоему, Наруто», — хмыкал он порой, а глаза его темнели от плохо скрытой печали. Ему пришлось пообещать Узумаки, что он будет счастлив. Наруто боялся, что последующие поколения повторят ошибку своих предков, снова запечатают Лиса, лишат свободы. Он хотел, чтобы его биджу нашёл себя в этом мире и наконец стал волен делать, что захочет. «Когда меня не станет, уходи!»       Курама ушёл, послушался.       То, что сначала казалось ему путешествием, с годами стало изгнанием. Изматывающим, жестоким, бесконечным… Серым пеплом на глазах мудрого биджу тонули в зыбкой пучине Вечности Скрытые Деревни, страны, целые эпохи и даже память о них. Вечным оставался только он, обреченный в своём бессмертии, но сквозь кровавые слёзы смирившийся.       Он помнил гибель Скрытого Листа. Видел падение системы шиноби и начавшуюся через десятки лет Столетнюю Войну за власть, когда потомки шиноби делили территории Великих Стран. Курама морщился, но терпел, не мешал людской алчности раздирать свою же глотку. «Я рад, что Наруто не видит этого», — сказал он однажды пришедшим к нему за силой смельчакам. Его не поняли. Легенду об Узумаки Наруто давно забыли.       А годы шли… Гремели великие войны, и уже совсем новые имена вырезались на монументах, заменивших поросшие мхом обелиски старых лет. Тысячи, миллионы людей рождались, вырастали и умирали, становились новыми витками нескончаемого потока Времени. Лис только устало наблюдал со стороны, как, поколение за поколением, они своей же кровью пишут очередную главу истории.       «Человечество не изменить», — грустно отмечал Курама, но шёл дальше. Шёл, потому что надеялся, что когда-то ему больше не понадобится никуда идти.       Первая тысяча лет, вторая, начало третьей… Лис всё так же безуспешно пытался перестать считать года и продолжал странствовать по миру в слепой надежде найти место, в которое захочется вернуться. Одна эпоха сменялась другой, но ни в одной из них Курама так и не находил покоя, умиротворения, желания остаться. С годами его стремление изменилось, цель, в которую верил, стала скорее привычкой, инерцией. Девятихвостый старался, правда. Ведь он обещал своему джинчуурики, что будет счастлив. Вот только Узумаки желал ему свободы. А Лис искал дома.       Но, как оказалось, второго Наруто не найти даже за тысячу лет.       Очередное жаркое лето оканчивалось дождливой осенью, и Курама снова уходил в себя, прячась от всего мира. С каждым днём, подобно медленно желтеющим листьям, его взгляд становился всё более тяжёлым и задумчивым. Он прекращал свои поиски, потому как не выдерживал, сгибался под тяжестью воспоминаний. Даже Легендарному Девятихвостому Демону Лису порой нужно собраться с силами.       За долгие годы без Наруто Курама полюбил смотреть на осенний дождь. В это время года, такое тихое и хмурое, ему нравилось думать, что мир наконец понимает его. Бесцветные краски затянутого тучами неба, скользкая, продрогшая под нескончаемыми ливнями земля и он, одинокий в своём горе, всюду чужой и вечно скитающийся. Курама смотрел на пролетающие мимо капли дождя, и ему казалось, что это Боги оплакивают его потерю вместе с ним. Он ёжился от ледяного ветра и не видел светлого будущего в этих внезапно ставших ему чужими небесах. Курама и хотел бы, но перед глазами стояли только картины давно забытого прошлого. Он пытался с этим бороться, правда. Но Наруто всегда побеждал.       Как и в этот раз.       «А год назад такой ливень был», — невольно замечает Курама и с любовью смотрит на покрытую мхом и трещинами гору, одиноко возвышающуюся над бескрайним лесом. Лис хриплым, севшим от волнения голосом шепчет, что время не знает пощады, и опускает глаза вниз. Веков пять назад её ещё можно было узнать. Сейчас нет. Из всех ныне живущих один только Курама знает, что это за гора. Воспоминаний о нём Лиса не сможет лишить даже Бог Смерти. Он и сегодня видит все эти лица, словно тысячи ветров и не стёрли их со всеми забытой скалы, навсегда скрытой среди вековых дубов. Когда-то они были лишь едва заметной порослью?       Курама оглядывается — и не замечает деревьев. В этой долине память имеет над ним особенную власть. Перед глазами Лиса оживают заполненные куда-то спешащими прохожими улицы, такие знакомые и родные. Здесь он слышит детский смех и крики торговцев, чувствует запах лапши и специй. Напротив него — Резиденция, а справа Академия. Если опустить глаза вниз, то можно увидеть торговый ряд, и из-за одного из прилавков выскочит озорной мальчишка с заразительным смехом. Он не такой, как остальные. Он особенный. А ещё у него улыбка до ушей и самые синие глаза. Но на этого мальчишку Кураме больно смотреть. Поэтому он отворачивается.       Лис смотрит вдаль, и теперь совершенно другие, хоть и так же покрытые пылью, затёртые до дыр и до боли живые воспоминания окружают его. Там, за горизонтом, десятки миссий и сотни сражений, пыл яростной битвы и сладость победы. Там война, спасшая Кураму от ненависти, и джинчуурики, который вовсе не был ему сосудом. Там вся его жизнь. Глаза у Курамы темнеют.       Он не двигается до самого заката.       Оторвать взгляд Курама сможет только когда заметит, что лапы сами принесли его к давно заброшенной, неприметной полянке, залитой алыми лучами уходящего солнца. Лис замирает и быстро находит поблекший и уже полуразвалившийся кусок каменной плиты, за последние годы почти полностью скрывшейся в корнях молодого дуба. Курама с грустью смотрит на него и молчит. Долго смотрит.       Сегодня тот самый день. Десятое октября.       «С днём рождения, Наруто».