***
Весь день Чимин не встаёт из кровати, слушая музыку и листая новые публикации в Твиттере. Примерно к шести часам вечера дождь прекращается и парню приходит сообщение: от Мой единственный:* Я долго думал и решил всё-таки познакомить тебя с Юнги-хёном. Приходи в наше место через час, мы будем ждать Дочитывая последние слова, Пак подрывается с кровати и начинает паниковать — надо за час привести себя в более-менее подобающий вид. Первая причина — это Чонгук, вторая причина — Юнги, с которым он встретится впервые в жизни. Чимин понимает, что это очень важно для его молодого человека, поэтому надо постараться, чтобы не ударить лицом в грязь. Он находит белые джинсы и уже почти надевает их, как вдруг на улице особенно ярко сверкает молния, а за ней проносится раскатистый гром. В этот момент парень понимает — сегодня явно не день, чтобы носить подобные вещи. Поэтому он кладёт их на место и достаёт излюбленные чёрные штаны с прорезями на коленях. Образ дополняет фиолетовая шёлковая рубашка, и всё это настолько контрастирует с розовым цветом волос, что парень нечаянно сам на себя засматривается. Когда подобное происходит, он знает, что сделал верный выбор. «Их место» находится в паре станций метро от дома Чимина — недалеко от университета, в котором парни учились. Это кофейня, которая наполнена воспоминаниями о студенческой жизни и в которой также продают любимые пончики Пака — с сахарной пудрой и мятным вареньем.***
Чим приходит на пятнадцать минут раньше, чем они договорились. Он ищет взглядом знакомую макушку, но, понимая, что Чонгук ещё не пришёл, набирает сообщение с одной простой фразой: «Я на месте». Ответ приходит спустя минуту: «Заходи, мы уже близко. Возьми, пожалуйста, мне как всегда, — латте с корицей, а хён попросил молочный улун (он странный немного, но хороший)». Пак входит внутрь помещения с дурацкой, но довольной улыбкой на лице. Он делает заказ и садится в самый дальний угол — там, где меньше всего людей. — Милый, заждался нас? — к столику подходит Чонгук, а следом за ним худая фигура с яркой бирюзовой макушкой. — Мин Юнги-хён, знакомься — Пак Чимин, Пак Чимин — Мин Юнги-хён. Чимин встаёт и протягивает руку для приветствия. В ответ на жест, его касаются очень холодные и шершавые кончики пальцев. Пак немного дёргается от контраста температур — у самого руки горячие после стакана кофе — и поднимает глаза, чтобы рассмотреть получше «ледышку». Он ненадолго замирает: рост у них примерно одинаковый, но по сравнению с довольно крепким Паком, Юнги выглядит необычайно хрупким — фарфоровым, словно дорогая китайская ваза, — с его худыми ногами, руками и бледной кожей. Под глазами у хёна целые Вселенные из-за недосыпа, но почему-то кажется, что ему слишком идёт подобный, немного больной, вид. Волосы выкрашены в бирюзовый цвет, уши от мочки и до самого кончика пронизаны серебряными серьгами разной формы. А ещё у него шрам на шее. Кажется, от ожога. И даже этот маленький нюанс не кажется лишним — не портит образ, а дополняет его. Чимин понимает, что слишком долго времени рассматривает друга своего парня, когда рука Чонгука тяжело падает на плечо. — Ну, давайте присядем и будем знакомиться, да, хён? — обращается Чон к Юнги. — Да, ты прав, — отвечают хриповатым, низким голосом, от которого у Чимина мурашки бегут от копчика по спине вверх, останавливаясь в районе лопаток, и оседают там, создавая лишние неудобства. Это завораживает и пугает Пака одновременно. Чонгук садится рядом с Чимином, Юнги — напротив. Они болтают обо всём и ни о чём. Чимин узнаёт, что у хёна есть свой клуб, который он держит вместе неким Намджуном; узнаёт, что Чонгук для них как несуразный младший брат (на что Чон мило дуется); и также узнаёт, что Юнги давно хотел познакомиться с «парнем своего самого близкого человека». После фразы, в которой звучит слово «парень», показывающее принадлежность, Чимину почему-то становится немного неуютно и он опускает глаза. Чонгук гладит Пака по коленке под столом, успокаивая, но Чимин сам не понимает: зачем?***
Они расходятся через два часа: Юнги — домой, Чонгук и Чимин — ко второму. По дороге парни молчат то ли от того, что уже всё обсудили, то ли не в силах найти подходящую тему для разговора. А дождь начинает снова стучать по старым лужам, увеличивая их в размерах, размывая границы. — Минни, как ты? — зайдя в квартиру, это — первое, что говорит Чон за все двадцать минут дороги. Голос его звучит слишком обеспокоено для простого вопроса. — В каком смысле, солнце? Всё хорошо, — отвечает Чимин, направляясь в сторону кухни. — Юнги. Ты на него странно смотрел, — Пак останавливается, так и не включив чайник. — Не очень тебя понимаю. Как это — «странно»? — Так, как на меня никогда не смотрел: с восхищением, интересом, желанием. — Говорит Чонгук, подходя к Чимину ближе. Он смотрит парню в глаза, пытаясь найти ответ на риторический вопрос, который вот уже весь вечер мучает и терзает изнутри. — Гуки, ты же понимаешь, что говоришь ерунду, правда? Всё совсем не так. Я его даже не знаю толком. Мы встретились первый раз, а ты уже думаешь, что я смотрю на него «с желанием»? Ты из-за этих мыслей ходил как в воду опущенный? Глупышка, — Пак сокращает оставшееся расстояние между ними и нежно целует. Чонгук отвечает на поцелуй, сразу же углубляя его, и как-то по-особенному отчаянно терзает пухлые губы. Он пытается поглотить Чимина — утопить его в своей любви. Ему хочется верить словам парня, и он искренне ненавидит свою наблюдательность — у Пака уши покраснели, когда речь зашла о хёне. Пак не умеет врать.***
Юнги не хотел идти на встречу с парнем своего лучшего и самого дорогого друга. Он не видел в этом ровным счётом никакого смысла, однако в назначенное время всё же был на месте. Не потому, что передумал, а просто понимал, что это важно для Чонгука. Парень подошёл к кофейне на двадцать минут раньше, чем договаривались. Он заказал чай, чтобы согреться, и быстро покинул помещение ненадолго, чтобы Чон по приходу, не решил, что хён и правда приехал раньше запланированного. Почему-то казалось, что если такое произойдёт, то Мину будет как минимум неловко — будто ему это надо больше всех. Заворачивая за угол по направлению к дворам, внимание Юнги привлёк молодой человек с непривычно яркими — розовыми — волосами. Мин был заворожён. Он словно абстрагировался от всего происходящего вокруг: гул ветра, шум проезжающих по лужам автомобилей, голоса мимо проходящих людей — всё ощущалось как старое немое чёрно-белое кино. Юнги старался выжечь образ парня клеймом «идеал» у себя в голове: алые пухлые губы, яркие аккуратно подведённые глаза, которые превращались в полумесяцы, когда незнакомец улыбался. А его улыбка… Мин думал, что у этого парня волосы слишком яркие, но, когда тот улыбнулся, то Юнги пропал. Он растворился в изогнутых устах. На улице пасмурно и дождь моросит, но такое чувство, что сейчас солнце светит ярче, чем в самые жаркие июльские дни. В реальность Мина возвращает сообщение: «Хён, я уже во дворике. Ты скоро? Нас уже ждут:з». Юнги тушуется, понимая, что слишком долго вглядывался в фигуру парня рядом с кофейней, и отвечает: «Я уже подхожу» «Жизнь — олицетворение сарказма» — думает Юнги, когда видит, в чью сторону направляется Чонгук. А когда его берут за руку и с явным, неподдельным, интересом, начинают изучать те самые аккуратно подведённые глаза, то сердце вдруг начинает функционировать явно быстрее и стучит далеко не в нормальном своём темпе. «Ненавижу сарказм» — думает Юнги, вырезая из памяти образ «идеала» и заталкивая как можно глубже, чтобы даже не вспоминать о подобном просчёте. Потому что иначе, как ошибкой, произошедшее назвать нельзя. Это просто ошибка и ничего больше. Абсолютно ничего.***
Чонгук уехал поздно ночью. Чимин остался один. И это худший вариант развития событий, который только мог произойти на сегодняшний день. Пак не может уснуть: он ворочается из стороны в сторону, раз за разом обновляет ленту новостей и старается занять себя хоть чем-нибудь, лишь бы не вспоминать сегодняшний вечер и встречу с хёном. Осознание того, что игра «забудь и победи» была проиграна, приходит в тот момент, когда на экране телефона открывается вот уже пятая фотография Юнги из Инстаграма. Чимин воет тихонько о том, как он — Пак — ужасен и успокаивает себя лишь тем, что таким, как Мин Юнги, тяжело не восхищаться. Это просто восхищение. Ничего больше. Листая публикации одну за другой, Чимин натыкается на видео из, судя по всему, клуба Намджуна и Юнги. Небольшая сцена, красный свет, искусственный дым и три фигуры. «Точно, хён же пишет тексты и музыку» — думает парень и это была последняя нормально сформулированная мысль. Как только начинается партия Юнги, Чимин пропадает. Хриплый, надрывной и полный эмоций голос обволакивает с ног до головы. Пак закрывает глаза, окунаясь в атмосферу всем своим существом. По итогу он так и засыпает: в наушниках, с включенным на повторе видео. Утром он снова будет чувствовать вину перед Чонгуком за мысли о старшем и будет ненавидеть себя за враньё своему парню. «Всё совсем не так» — фраза, сказанная Чону, которая была скорее самовнушением, чем фактом.***
Юнги всю ночь проводит за работой. Он пишет новую песню, которая должна стать революционной в его карьере композитора, но получается только что-то, напоминающее балладу. Мин старается не думать о парне с розовыми волосами. Искренне пытается выбросить из головы мысли об улыбке, яркой, как палящее солнце. Но не получается. Тогда он решает полистать Тамблер — его помощник в поиске вдохновения. Там часто можно найти то самое настроение, под которое захочется написать музыку, потрясающее людское сознание. Но… Как назло вся лента пестрит различными коллажами с эстетикой розового цвета. Сахарная вата, конфеты, бантики, цветы — это явно не то, что в данный момент сможет помочь Юнги. Парень закрывает сайт, явно недовольный результатом. Он ложится в кровать, пытаясь уснуть, но получается очень и очень плохо. Две чашки кофе, выпитые не так давно, дают о себе знать. Парень решает, что ему надо посмотреть на Чимина ещё раз, чтобы понять, какие чувства его сейчас гложут. У Мина всегда были проблемы в определении своего отношения к людям и ко всему в целом. Юнги встаёт с кровати, принимая сидячее положение, и берёт телефон, открывая профиль @ChimChim в Твиттере. В таком положении он уверен, что выглядит как девочка-подросток, которой понравился мальчик из старших классов. Мин хмыкает подобному умозаключению и начинает листать огромное количество публикаций. Его удивляет то, насколько Чимин откровенен в своём блоге. Он пишет туда чуть ли не каждые десять минут и выкладывает очень, даже слишком, много фотографий и видео. Юнги читает посты один за другим, пока не натыкается на «нечто», от которого сердце заходится в бешеном темпе. «Мне очень понравилась эта песня и я решил поделиться ею с вами, ребята. Заранее извиняюсь за качество записи, хах» — гласит подпись под видео, на котором Пак поёт «We don't talk anymore». Его голос… Во время прослушивания тебя как будто обнимают. Нежно и трепетно. Голос Чимина заставляет чувствовать домашний уют. Ты словно приходишь после сильного и холодного дождя, завариваешь горячее какао и надеваешь растянутый свитер. «Ангел» — именно то слово, которое первое приходит на ум, когда речь заходит о Пак Чимине. Юнги слушает этот небольшой отрывок с песней ещё пять или семь раз, прежде чем продолжить листать ленту. И он натыкается на старое фото, на котором Чонгук целует Чимина в щёчку, а тот демонстрирует камере новый браслет. «Два года — это уже довольно большой срок. Очень люблю тебя, мой малыш» — подпись фотографии, от которой грудную клетку сдавливает, а при попытке сделать вдох, сердце начинает так сильно колоть, что приходится согнуться в попытке притупить неожиданную боль. Парень отбрасывает телефон на противоположный край кровати, хватается рукой за футболку с левой стороны и сжимает до побелевших костяшек. В уголках глаз появляются слёзы, а горло начинает предательски жечь. Юнги заходится в сухом сильном кашле. Он отрывает руку от ткани, прикрывая ею рот. И когда неожиданный недолгий приступ заканчивается, его внимание приковывает пара лепестков в руке. «Это невозможно» — думает Мин, выкидывая их на пол так быстро, словно они обжигают ладонь. «Это просто не может быть правдой» — старается парень убедить себя в нереальности произошедшего. Но, к сожалению, пурпурные цветки сирени* не исчезли и продолжают лежать на месте, куда их бросил Юнги. Ему мерзко смотреть на них и в лёгких боль невыносимая, поэтому он достаёт купленную когда-то давно пачку сигарет и идёт на балкон. Парень давно бросил курить, но сейчас это жизненно важная необходимость. — Хён, ты куда? И… Ты в порядке? Выглядишь намного хуже, чем обычно, — говорит Чонгук, который очень не во время вернулся домой. — На балкон. Всё в норме. — отвечает Юнги, понимая, что избегает взгляда младшего. Мин берёт сигареты одну за другой. Сейчас шла уже третья. Во рту стоит отвратительный вкус никотина и аромат ягодной капсулы. Он, как зависимый, делает длинные затяжки, надеясь, что дым убьёт проросшие внутри цветы. Ему нельзя влюбляться в Чимина. Совершенно нельзя. И он чувствует омерзение от самого себя. Как можно было так нелепо и с первого взгляда утонуть в этом неловком парне? Это нонсенс. — Это плохо. Чертовски плохо, — шёпотом говорит Юнги сам себе. И его снова накрывает приступ кашля. — Хён! — кричит Чонгук, резко открывая стеклянную дверь на балкон. Он выхватывает из рук Мина тлеющую сигарету и обнимает старшего как можно крепче, не зная, чем в такой ситуации помочь. — Не трогай меня! — рычит Юнги и сильно отталкивает Чона, — Пожалуйста, выйди. Прошу тебя. Скоро пройдёт. Просто… Просто не трогай меня, пожалуйста… — повторяя одно и то же, он хочет звучать спокойно и уверенно, но кашель усиливается ещё больше и в руке снова появляются пурпурные лепестки в каплях крови. — Это… Это сирень, да? — немного набравшись смелости, спрашивает Чонгук. — Хён, у тебя ханахаки? У тебя? — голос немного срывается, но всё ещё старается быть безэмоциональным. — Гуки, я… Мне нечего тебе сказать. Мне очень жаль. — Чимин? — одно слово, от которого старшего дёргает слишком заметно. Он не отвечает на вопрос, который был скорее риторическим.***
Чонгук надеется, что он ошибается. Надеется, что Чимин сказал правду. И пытается не углубляться в ситуацию с хёном. Он думает: «Надежда умирает последней» — а после грустная улыбка портит прекрасное лицо, когда он также мысленно добавляет — «Но и она умирает». Ужасной идеей было оставить Чимина одного на растерзание своим мыслям. Идея ещё хуже — это помочь ему разобраться со всем. Для Чонгука Юнги — это смысл жить. Он является для парня не только самым близким и лучшим другом, но также заменял собственных родителей и считался старшим братом, которого у Чона никогда не было. Юнги — это самый важный человек в жизни Чон Чонгука. И он не хочет видеть, как хён страдает. Поэтому Чон достаёт телефон и набирает сообщение: «Милый, скоро Юнги выступает в клубе. Он пригласил нас. Не хочешь развеяться после рабочей недели?» Чонгук собирается дождаться ответа даже в том случае, если он придёт через час и больше, но оповещение слышится почти сразу же. Открывая сообщение, он видит краткое и лаконичное: «Можно». Именно в этот момент, одновременно со звуком уведомления, парень почти уверен, что слышит, как фраза «два года» и титул «мой» разбиваются о факт изменчивости и скоротечности всего мира. И, возможно, он себя накручивает, ведь ничего ещё не произошло, и до сих пор всё было хорошо. Но чем чаще он думает о взгляде, с которым Чимин смотрел на Юнги, тем громче звук разбитых ожиданий. От мысли, что любовь хёна к Паку не безответна одновременно и больно, и спокойно на душе. Чонгука раздражает собственная неопределённость, но он решает, что если чувства двух близких ему людей взаимны, то он не будет для них препятствием. Парень считает, что у него нет права даже думать о подобном.***
Через неделю, субботним вечером, Пак встречается с Чонгуком рядом со входом в клуб. Его всего трясёт, мысли путаются, слова не получается подбирать. Даже банальное «привет» звучит слишком напряжённо. Атмосфера вокруг витает чересчур тяжёлая для простого предложения «развеяться». Чон также не знает, с чего начать разговор и как вообще вести себя. Слишком сложно и непонятно. Впервые за последние два года между парнями возникает самая настоящая неловкость. Нелепая, глупая и неожиданная. Они заходят внутрь и двигаются по направлению к барной стойке. Люди оборачиваются, рассматривая их — таких, действительно, идеальных. Подобное внимание и льстит, и пугает одновременно. Чонгук, замечая, как смотрят на Пака, обхватывает того за талию, показывая всем своим видом, что знакомиться с ними смысла нет. — Будешь что-нибудь пить? — спрашивает Чон, садясь на высокий хокер**. — Пиво. Не хочу утром умирать от похмелья, — улыбается Чимин. Гук заказывает пиво парню, а себе берёт лонг-айленд. Бармен выполняет свою задачу довольно быстро и уже в считанные минуты ребята готовы смотреть шоу. Сцена выглядит так же, как на видео, которое не так давно стало любимым для Чимина. Она всё также небольшая и с аппаратами для искусственного дыма по краям. Разница только в освещении — сегодня оно фиолетовое. Это добавляет некую загадочность и атмосферу сказки. — Сейчас начнётся. Смотри внимательно, — шепчет Чонгук на ухо Чимину, легонько касаясь губами мочки. И Чимин смотрит. Не отрывая глаз. Намджун выходит в меховой шубе и солнечных очках, затем идёт Юнги во всём белом: зауженные штаны, футболка, куртка — всё однотонное. Последним выходит парень, которого Пак до этого момента видел только на видео — Чон Хосок. Джинсы, рубашка клетчатая поверх серой майки и чокер. Стили в одежде так же, как и в рэпе, сильно различаются. Джун уверен в себе и заводит толпящихся вдоль сцены людей всего одной фразой. Хоуп обливает всех водой и бегает с одного края на другой, будоража сердца впередистоящих. А Юнги… Юнги, как бог, появляется во время своих партий в центре и читает так, что дышать забываешь. На некоторых песнях Чимин сам был готов встать и начать танцевать прямо на своём месте — за барной стойкой. Единственное, что его останавливало, так это собственное смущение и возможное осуждение со стороны посетителей. Поэтому он просто сидел и наслаждался, стараясь лишний раз не позволять буре эмоций вырваться и захватить над телом контроль. Само выступление длилось больше сорока минут, а такое чувство, что прошли жалкие пять. Чимин думает, что с сегодняшнего дня, фраза: «Вы готовы к финальной песне?» — становится самой нелюбимой. — Как впечатления? — пихает локтём Чонгук, наблюдая за реакцией парня. — Мне понравилось. Это было очень здорово, — отвечает Пак, переводя взгляд к сцене, с которой спускаются рэперы. Чон берёт Чимина под руку и тянет за собой к звёздам этой ночи. Хочется поделиться эмоциями с хёнами, которые были действительно потрясающими. Хочется много всего обсудить с ними. Однако по пути их обгоняет какая-то девушка и, подбежав достаточно близко, обвивает руками шею Юнги. Намджун улыбается ситуации, Хосок треплет незнакомку по волосам, а Юнги позволяет той обнимать себя. Позволяет себя трогать. Мин поднимает глаза и встречается с удивлённым и ничего не понимающим взглядом. Почему-то в этот момент у Чимина жар пробегает по всей спине, живот скручивает и сердце чаще биться начинает. Чонгук оборачивается и хочет спросить, что случилось, но не успевает: — Мне срочно нужно в туалет, — последняя фраза, которую говорит Пак, прежде чем вырвать руку, которую всё ещё сжимал Чонгук, и сбежать. Он открывает дверь первой свободной кабинки, падает на колени, хватаясь руками за керамический ободок. В уголках глаз рефлекторно собираются слёзы, а во рту скапливается слишком много слюны. Чимин сплёвывает её в унитаз, надеясь, что тошнота была лишь плодом его фантазии и на самом деле ничего серьёзного не происходит. Но в этот момент — когда он выглядит настолько жалко и беспомощно — Пак вспоминает холодный взгляд Юнги, от которого внутри снова всё переворачивается. Такое чувство, будто хён видит его насквозь — прогнившего и поддельного. Парня охватывает приступ сильного кашля: горло раздирает, лёгкие заходятся от неожиданной рези и хочется волком выть от того, насколько сдавливает желудок. Он скрещивает руки на груди и давит так сильно, как только может, чтобы перебить эту ноющую боль. Но на особенно сильных порывах, его начинает рвать. Ком, который стоял в горле и пытался с помощью кашля выйти, наконец-то освобождает дыхательные пути и позволяет спокойно набрать воздуха, которого так не хватало. Горящими от слёз глазами он смотрит на вышедшее содержимое своего желудка — жёлчь, немного крови и клубок из лепестков синей розы. Не желая понимать и принимать ситуацию, парень нажимает на кнопку смыва и меняет своё положение: он садится, облокачиваясь спиной на стульчак унитаза, подбирает грязные колени к груди и впивается пальцами в волосы. В голове на повторе крутится одна фраза: «Всё совсем не так», «всё совсем не так», «всё совсем не так». — Минни, всё в порядке? — знакомый голос помогает отвлечься от приближающейся истерики. — В-всё хорошо, да, — отвечает Чимин, проклиная дрогнувший голос и насморк, который появился из-за слёз. — Ты уверен? Что случилось? Я могу чем-нибудь помочь? — Чонгук звучит очень обеспокоено. Он действительно заботится и переживает за Пака. От этого ещё сильнее хочется себя возненавидеть и кричать навзрыд. — Я действительно в норме. Иди развлекайся, я скоро приду, — звучать максимально уверено и нормально не получается и в этот раз. А потом, когда Чонгук подбирает единственный лепесток, сквозняком откинутый на пол за кабинку, прошибает холодный пот и возвращается паническое состояние на грани с истерикой: — Синие розы… «Недостижимый идеал». Это действительно похоже на Юнги-хёна. — хлопок двери звучит, кажется, настолько громко, что хочется уши закрыть и свернуться в клубок, будто прячась от грозы. Чимин ненавидит грозу.***
У Чонгука сейчас всего одно желание — напиться. Выпить так много, сколько сможет. Чтобы забыть всё произошедшее. Чтобы утром не вспомнить даже о том, кто он. Чтобы утром не помнить, кто такой Пак Чимин. И обязательно в таком порядке. Но, подойдя к барной стойке, он просто просит налить стакан воды и возвращается в туалет. Мин Юнги не был бы собой, если бы не заметил подобный странный манёвр со стороны младшего. Поэтому он вежливо прощается с сестрой Хосока и решает последовать за парнем, чтобы узнать, что произошло.***
— Ты не выйдешь? — спрашивает Чонгук у Чимина, который сидит на том же месте. — Зачем? Я не могу… Не могу смотреть тебе в глаза, — отвечает Пак, поджимая колени к груди ещё сильнее, чем раньше. — Хён, — у сидящего за дверью по костям пробегает холодок. Чон уже давно не называл его так. Раньше это незамысловатое «хён» вызывало тепло и желание обнять, а сейчас снова собирается ком в горле и слёзы в уголках глаз. — Хён, всё хорошо, я всё понимаю. Давай поговорим, ладно? Только выпей для начала воды — тебе полегчает, поверь мне, пожалуйста. Чонгук никогда не врал. Ни разу. Он передаёт стакан через пустое место между полом и дверью кабинки и, убедившись, что Чимин всё выпил, начинает разговор, который очень надеялся избежать: — Солн… Хён, ты же влюбился в Юнги, правда? В первую же вашу встречу, в кафе. Я же прав? — спрашивает Чонгук и, не собираясь дожидаться ответа, продолжает. — Хотя нет, не отвечай, — его голос звучит немного тише, чем до этого, — Я знаю, что не ошибся, но боюсь снова услышать от тебя ложь. Это правда делает больно. Но не мог бы ты быть честным по крайней мере с самим собой? С вашей встречи прошло действительно не так много времени, но ты уже смог довести себя до состояния ханахаки. Это убивает меня. Ты можешь попытаться обмануть всех вокруг и себя в том числе, но вот цветы… Цветы не умеют лгать, Пак Чимин. — Я не хотел, — шёпотом отвечает Чимин, — Правда не хотел, Гуки. Мне очень-очень, просто безумно жаль. Мне не стоило приходить в кофейню. Мне не стоило приходить сюда. Мне стыдно. Мне больно. — голос звучит громче, — Я жалок. Я отвратителен. Я не достоин таких людей, как ты или Юнги-хён. Я не достоин жизни в целом, Гуки, — он срывается на рыдания. На громкие, надрывистые с душераздирающими криками и завываниями. У Чонгука колет где-то с левой стороны грудной клетки, но он глотает свои чувства и продолжает диалог: — Ну что ты… Я же говорю, что всё хорошо. Я всё понимаю. И, знаешь… Если так задуматься, то у нас же никогда и не было любви, — Чон закусывает губу до кровоточащей ранки и благодарит дверь за то, что Чимин этого не видит, — Думаю, что мы просто привязались друг к другу за это время, но не больше. Поэтому всё в норме. Выходи, Минни. Не бойся меня, пожалуйста. Чонгук никогда не врал. Ни разу. До этого момента. Чимин выходит сразу, как только получается немного успокоиться. Он открывает дверь и падает Чонгуку в руки, снова начиная плакать ещё сильнее, чем прежде. Чимин старался сдержаться, но как только он увидел Чона, то эмоции по новой накатили. В голове всплывают флешбеки с историями о проведённых вместе двух годах. Ему стыдно за свои чувства, ему стыдно за своё враньё, ему стыдно за всё произошедшее. Ему стыдно за себя. — Гуки, я… Давай подождём, ладно? Может это пройдёт, — говорит Пак, утыкаясь парню в плечо, вспоминая утро перед походом в кофейню. — Минни, прошу, не будь таким жестоким по отношению к своим чувствам и к чувствам хёна, ладно? — успокаивающе шепчет Чон, гладя дрожащее в его руках тельце по голове. — Я не хочу, чтобы вы оба страдали. Я вас очень люблю, но по-своему: и тебя, и Юнги. Поэтому, пожалуйста, не будь таким. — Я не хочу терять тебя. Я правда не хочу этого, Гуки, — голос звучит слишком высоко и надрывисто. — Мне так жаль. Я ужасен. Может лучше, чтобы я действительно умер? Тогда всем будет проще. Звук пощёчины заполняет помещение и, ударяясь эхом о плитку, оглушает. — Возьми себя в руки. Я же сказал, что всё хорошо. Мы с тобой будем общаться и останемся хорошими друзьями. Поэтому, прошу, не говори ничего подобного при мне. И тем более при Юнги-хёне, — говорит Чонгук. — Я не хочу быть таким жалким, Гуки. Правда не хочу. Я устал. От всего. Я очень устал… — последний раз всхлипывает Чимин, проваливаясь в сон. Он не спал последние пару дней, нервничая и переживая о его отношениях с младшим, а сегодняшняя ночь его окончательно добила. Пак не умеет следить за своим состоянием. Пак не умеет заботиться о себе. — Хён, — кричит Чонгук в сторону входа, — Я знаю, что ты стоишь там. Отвези его, пожалуйста, домой. Я думаю, что это должен сделать именно ты. И, прошу, останься с ним до утра. Утром он будет чувствовать себя ещё хуже, если никого не окажется рядом. И сразу скажу, что я не имею ничего против вас двоих. Я в порядке, правда. Юнги смотрит обеспокоено на Чона, всем видом показывая, что переживает за младшего. Но тот лишь кивает, улыбаясь, и показывает знак «всё ок». Мин подхватывает уснувшего Чимина и уходит с ним из клуба. Паршиво ли он себя чувствует? Хуже не бывает. У него кошки на душе скребут и хочется повеситься прямо на этом месте.***
Когда Юнги уходит вместе с Паком, то Чонгук думает, что наконец-то может дать волю чувствам. По его щеке скатывается слеза, а рука разжимается, демонстрируя одинокий лепесток мальвы***, которая проросла совсем недавно, но уже выглядит ужасно прекрасной. Парень успокаивает себя тем, что всё сделал правильно. И, когда он уже хочет наконец-то выпустить все те эмоции, которые заглушал в течение такого длительного времени, его одёргивает бархатистый басистый голос: — Выглядишь дерьмово, Чон Чонгук, — говорит некто, выходя из кабинки, которая всё это время была закрыта. — Заткнись. — бросает в ответ Чон, выкидывая лепесток в урну, — Сколько ты слышал? — поднимая взгляд, спрашивает. — Хм… Думаю, что примерно всё, — парень садится на пол рядом и достаёт мятный леденец из кармана штанов, — Будешь? — Почему ты всегда видишь меня именно в подобном состоянии, Ким Тэхён? — Может у меня фетиш такой — жалкий и разбитый парень, который не учится на своих ошибках и уже второй раз болеющий ханахаки. Мальва — довольно драматично, не думаешь? — отвечает рыжеволосый, расплываясь в чеширской улыбке. — Думаю, что это красиво, — ухмыляется Чонгук, разворачивая конфету, которую дал ему Тэхён — немного странный, но по-особенному родной для Чона. Человек, который всегда приглядывает за младшим из тени.