Без названия

Все, чего я хотел – я хотел выжить. В этом мире постоянно холодно и голодно. Меня заслал сюда этот демон за жестокие опыты. И чему он хочет меня научить? Да, в общем-то, учит тому же самому. Чтоб выжить, нужно быть жестоким. Как же холодно. Хотя еще не зима. Но она уже скоро нагрянет. Почему я не в лагере? Почему не подготовлен к зиме? Да все потому, что эти чертовы оборотни-свиньи разнесли мой дом, разрушили ВСЕ! Вот теперь бедняга Честер жмется ко мне и зализывает раны. Пусть он и гавкающий тыквообразный сундучок на лапках и с рожками, но он единственный, кого я люблю в этом мире. Честер что-то тявкает и раскрывает пасть. Ты ж мой родимый! Иди, расцелую тебя! Он сумел спасти от оборотней самое ценное и труднонаходимое в этом мире. Теперь у нас есть немного еды, деталей от коней и драгоценные камни, шахтерская каска, медовые припарки и (слава всем схемам и чертежам) мандрагора. Так мы и заснули у костра в спальном мешке, сплетенном мною из травы, на развалах собственного лагеря. Перед сном дал себе обещание, что обязательно восстановлю свой лагерь. Весь следующий день я ползал по нему на карачках, собирая остатки, пригодные для его восстановления. Все это продлилось до глубокой ночи. Трясясь от холода, мы вновь уснули. На следующее утро, собрав нехитрые пожитки, мы отправились на поиски припасов. В этот день нам особенно повезло – мы выследили мамонта. Я не знаю, КАК нам удалось его убить, но мы это сделали. Вырыв яму поломанной лопатой и натыкав туда заостренных копей, мы вместе с Честером загнали мамонта в ловушку. Теперь у нас есть мясо и куртка. К наступлению холодов у нас уже был свой небольшой лагерь с палаткой, холодильником, костром и тремя сундуками со скромными пожитками. А также Научная машина и кострище. В общем-то, если учесть, что лагерь восстановлен с нуля, то можно сказать, что мы отлично подготовлены к зиме. И все бы хорошо, и можно не бегать далеко от лагеря, но ночью мне стали снится кошмары. И всегда один и тот же. Вот даже сейчас я его вспоминаю, и мне гадко. Гадко от того, что порой мне кажется, что мой кошмар реален. И самое страшное в том, что каждое утро я просыпаюсь абсолютно голый, хоть и засыпал одетый, что точно помню. И Честер, моя любимая тыковка, скачет вокруг меня как бешеный с диким тявканьем и пытается укусить какую-то тень. Надеюсь, мне станет легче, если сейчас я опишу свой сон. Каждую ночь я просыпаюсь один, на холодном белом снегу у костра. Солнце уже заходит, и я хоть как-то пытаюсь согреться у костра. С наступлением темноты приходит он. Мой насильник. И я уже знаю, что дальше будет. Каждый раз, в каждом сне, дабы избежать насилия, я испытываю разные тактики. То зубы пытаюсь заговорить, то отбиться, то напасть, то прикинуться мертвым. Ну не будет же он труп насиловать, в конце-то концов! И каждый раз каждая из моих тактик, одна за другой разрушаются. Честно, я даже приманивал свиней-оборотней и Биффало с гончими! Я натравливал их на Максвелла. И ничего. Даже давал себя убить. Но каждый раз меня полудохлого этот чертов демон спасал, и насилие повторяется. Ничего не спрашивая, да и в зависимости от ситуации, демон с силой лупит меня в челюсть. Его руки… черт бы их побрал. Они всюду. Сотканы из тьмы. Эти самые руки не дают двинуться, пока Максвелл пробирается уже своими руками под мою любимую полосатую жилетку и рубашку. Ужаса нет. Я знаю, что дальнейшее неизбежно, и на утро мне вновь будет больно стоять, а в худшем случае и говорить, но я не оставляю попыток вырваться. И каждый раз новые побои. В конце концов, уже нет сил вырываться. Слишком больно от побоев и ледяных снега и ветра на слишком чувствительной коже. Пытаюсь убедить себя – это сон. Вот сейчас снова затявкает Честер. Но нет. Этот кошмар слишком реален. Я уже не двигаюсь. Но все еще ощущаю, даже больше, чем раньше. Не знаю, может быть, оттого, что слишком жалко выгляжу, или просто из жалости, или даже того, что меня колотит от холода, и зуб на зуб не попадает, но Максвелл снимает и стелет рядом на снег свою шубу. Свою чертову шубу. Я теперь ненавижу мех во всех его проявлениях. Пока есть хоть какие-то крохи сил, пытаюсь отползти. Но демон по-хозяйски укладывает на эту чертову шубу. Чувствовать его горячие руки на своих бедрах и ощущать, как они сдирают с тебя штаны с нижним бельем и отшвыривают куда-то, где уже лежат рубашка и жилетка. Иногда он по-хозяйски грубо раздвигает ноги. В такие моменты я все еще силюсь лягаться, но все без толку. Иногда демон опрокидывает меня на живот и ставит на колени. Иногда он просто поворачивает на бок. Боже, за что мне такое? Да, я издевался над тварями земными. Но все ради прогресса! Разве не ты, Боже… а нет. Ты хотел, чтоб мы невеждами остались. На требовательные поцелуи Максвелла даже не обращаю внимания. Сам же пытаюсь не издавать ни звука, не дать этому монстру насладиться моим отчаянием. Он не услышит моей мольбы. Когда-нибудь я отомщу ему сполна. Он раздвигает ноги еще шире и резко, безо всяких там церемоний врывается. Еще мгновение - и новая волна боли совсем другого рода пронзает измученное тело снизу и до кончиков волос. Нет, я не буду орать. Не буду молить. Просто пытаюсь провалиться в беспамятство. Но это не выходит. И тогда я думаю обо всем. Чаще вспоминаю какие-то лица и имена. Темноволосая девушка с серыми глазами. Кажется, ее Виллоу звали. Еще одна девочка, со светлыми косами и красным цветком в волосах. Венди. Точно, девочку звали Венди. Еще я вспоминаю дровосека и силача. А также учительницу. Чувствую, как он выходит. Но не дает даже отдышаться и тут же врывается по самое основание. Закусить губу до крови, пытаюсь не плакать от боли. И снова я вспоминаю Виллоу и Венди. А еще рыжего парня... кажется, мой ассистент. Еще тыкву обожает. И волосы у него цвета тыквы. И две седые пряди. Жаль, не помню, как его зовут. Ощущать движения внутри себя слишком отвратительно и грязно. Резкие, хозяйские. И снова стараться вырваться, думая о девочках. Но становится только хуже. Его бедра смачно шлепаются о мои. Демон буквально вдалбливает в эту проклятую шубу. С каждым разом все явственнее и явственнее ощущать, как спина горит от адской боли. Хочется сдохнуть. Прямо здесь. Прямо сейчас. Но вот спасительный лай Честера, его грозное тявканье и оскал пасти. Он, моя обожаемая тыковка с рожками, вцепляется в моего насильника. Скребет его всеми четырьмя лапками, грызет зубами и бодает рожками. Такой маленький, а такой боевой. Когда Максвелл исчезает вместе шубой, Честер чем-то меня укрывает. Пытается разбудить. Лижет лицо и руки, слегка бодает. И потом я просыпаюсь. Голый, в спальном мешке или палатке, с адски болящей спиной и, извините за выражение, задницей. И я не знаю, где «реальность», а где - нет. Но мне уже плевать на все. Так длилось всю зиму, и к весне я стал особенно нервным и ослабленным. Честер ловил лягушек и бабочек, а также мелких птиц, пока я наконец-то высыпался днем. Ночами же он жался ко мне, и мне было спокойно. Люблю я его, свою тявкающую тыковку. *** Мы выжили. Мы прожили с Честером эти гребаные 365 дней. Наконец-то мои мучения закончены. Бреюсь, одеваюсь в самое приличное. Напоследок обнимаю и целую Честера – моего обожаемого тыквенного защитника. Как жаль, что не смогу взять его с собой. Очнулся я в какой-то палате. Попытался пошевелиться, но все тело отозвалось адской болью. Рядом со мной кто-то сидел. Точней спал, положив рыжую голову на руки. Те самые тыквенно-рыжие волосы, с двумя седыми прядями. Этот кто-то бережно держал меня за руку, как будто бы боялся причинить лишнюю боль. Шевелю пальцами, и тут он поднимает голову. Протерев заспанные глаза, мой гость явно не верил в произошедшее и явно хотел меня обнять, но остановился. Тут только я понял почему. Я тощий как скелет, обтянутый кожей и сине-алый от синяков и ссадин. - Отто Фон Честерфилд, – прокашлял горло рыжик, – просто Честер. Ваш ассистент, мистер Уилсон. - Давай на «ты», – попросил я Честера. Стоп. Честер? ЧЕСТЕР?! Тот самый Честер, который в том мире спасал меня день ото дня от этого Максвелла? Точно. Это он. Та же зубатая улыбка до ушей, волосы цвета спелой тыквы. Да и пахло от него тыквенной кашей. А еще, насколько я вспомнил – он очень запасливый человек. И точно такой же, чуть слышный, похожий на тявканье звук, когда он сопел возле моей руки. Мой милый и любимый Честер. Знал бы ты, из какой … какого ада ты меня спасал. - Простите, я должен сообщить вашим родным. Насколько вижу, он действительно рад моему «возвращению» и еле сдерживается, чтоб не скакать от радости. Уже через несколько часов у меня в палате толпились родные. Виллоу и Венди – мои старшая и младшая сестренки. Учительница и дровосек Вудди – мои мама и папа. А силач Вольфганг – дядя. Вот кого я вспоминал все эти дни, вот кто не давал мне сдохнуть в том чистилище. Что же до демона Максвелла, то благодаря мне… вру. Благодаря Честеру, который искал меня сутками, и таки нашел, и чуть было не изничтожил этого насильника, Максвелла поймали. Он оказался педофилом. (Мне без малого 20, хотя в науке достиг многого. Вундеркинд, блин). Он выследил меня по дороге домой и вырубил. Потом долгие дни насиловал и избивал у себя в подвале. И судя по всему, не удосуживался кормить. Ну а дальше на него вышел Честер. Мой милый и любимый тыквоед. И весь этот год, что я провалялся в коме, он не отходил от меня ни на шаг. Санитарам приходилось его выгонять даже. Видимо, в те ночи мне и «снилось» насилие. Насколько знаю, Максвелла расстреляли. Точней это сделал отец еще одного чудом выжившего мальчика. Того мужчину под предлогом аффекта засудили на три года условного. *** Честер. Мой милый и любимый тыквоед. От моего ассистента всегда приятно пахнет тыквенной кашей, которой он, похоже, сутками питается. Пускай он немного старше меня, но с ним я счастлив. Я люблю его. И семью свою люблю. Но их - как брат и сын, а Честера – как друга и любимого. Он носится со мной везде. С рук не спускает. Говорит, что пока полностью не оправлюсь, он от меня не отстанет. Вчера я снова уснул у него на руках. А сегодня опять на обследование к врачу. Врачи в ступоре. Говорят, что с теми физическими и моральными травмами как у меня, так быстро не восстанавливаются. И это первый такой случай. А все потому, что у других не было такой поддержки и любви как у меня. Честер снова сдувает с меня пылинки. Он даже не дает мне переутомляться. А я смотрю, как он выкладывается за троих, чтоб протянуть наш бизнес и оставаться на плаву, смотрю, как он устает, и хочу помочь, но он не дает. Аргументирует тем, что раз я еще с трудом говорю и хожу – значит, не оправился еще. Честер не делал ничего, что бы мне не нравилось, хоть я и боялся. Я наконец-то достаточно оправился для того, чтоб хоть физически отблагодарить любимого тыквоеда. И вот мы вместе лежим на расстеленной кушетке. Он был максимально нежен. Те обжигающие поцелуи, бережные прикосновения. Чувствую, как нежные и теплые руки обнимают меня, спускаются по спине к пояснице. Нежно целую его подбородок. Он даже сам не представляет, сколь много для меня сделал. Сердце бешено колотится. Мне страшно, до одури страшно. Но я знаю, что Честер себя скорей добровольно четвертует, чем причинит мне хоть малую крупицу боли и дискомфорта. Снова целую его, но на этот раз жадно. Чувствую, как в штанах становится тесно. Рубашка и любимая жилетка валяются где-то за кушеткой. Немного расставляю ноги, чтобы Честеру было удобней двигаться, принимаюсь за его рубашку, но мой тыквоед останавливает меня и убирает руки. Он наклонился, мягко целуя шею, прошёлся языком по ключице, спускаясь ниже по груди. Боги микросхем, я и не знал, что бывает ТАК хорошо. Стараюсь не стонать слишком громко. Горло все еще побаливает. Честер нежно провёл рукой от шеи через грудь до растущей выпуклости в моих штанах, потирая её через ткань. Еще немного, и я точно сойду с ума. Он снова меня целует, спускаясь всё ниже, оставляя мокрую дорожку на животе. Дойдя до штанов, Честер бережно снимает их вместе с нижним бельем. И мне уже не страшно. Ведь рядом он, мой обожаемый ассистент. Он мягко целует член, после чего своей рукой, как будто боясь причинить дискомфорт, водит вверх-вниз. А я схожу с ума. Честер наклонился и поцеловал головку, слизывая прозрачные капли. А после… чего мой любимый только не делал. Он скользил языком от основания до кончика, нежно посасывая плоть. Он и водил языком по венам, слизывая слюну и смазку. Не знаю, как и почему я это все запомнил. Но все было ТАК четко и в то же время ослепительно. Сердце бешено колотится в груди, когда Честер с каждым разом заглатывает все глубже и глубже, медленно двигая головой, почти дотрагиваясь кончиком носа до живота. Не выдерживаю ощущение того, как чувствую членом глотку своего любимого и кончаю. - Я хочу, чтобы ты взял меня… сейчас... – хриплю, понемногу отходя от того безумного удовольствия. - Нет. Не в этот раз, Уилсон. Ты еще не оправился полностью, – отказывает мне Честер. А я даже не могу на него сердится. Просто прижимаюсь крепче и проваливаюсь в сон, в котором больше нет кошмаров.