Может быть

      Инк был для Эррора чем-то вроде константы. Постоянной, незыблемой вещью, как то, что гребаный человек всегда упадет в подземелье, начав игру. Как звезды в Оутертейле. Как боль от чужих прикосновений. Как его цель. Ни хорошей, ни плохой. Той, которая не давала окончательно сорваться в пучину безумия и кровавые сопли по откровенно дерьмовой жизни.       Но, несмотря на это, он считал правильными свои поступки, и его вечно бесили речи художника о мире и дружбе. В такие моменты ему казалось, что сейчас все вокруг заблюют зефирками и сахарной ватой, он чувствовал этот сладкий привкус на зубах, давился им, и ему хотелось блевать. Это не его. Это просто не его. Это — бесполезно.       Может быть он мог бы стать хорошим, таким приторно правильным, улыбаться и лицемерно-фальшиво-отвратительно радостно протягивать руку дружбы врагу. Может быть.       Эррору хотелось орать и покрывать многоэтажными матами этого придурошного Хранителя, что он с удовольствием и делал. Его выворачивало от манеры поведения звездного трио, от их наивности (показной, может быть), радости и дружелюбия к ошибкам, которые этого не заслужили.       И все равно, хоть как-то не проникнуться этими придурками (особенно Инком) было невозможно. Художник имел весьма богатый жизненный опыт, полный забавных и идиотских случаев. Это было весьма интересно слушать, все-таки разрушение миров разнообразием не отличается (одни и те же крики, ужас, обреченность и боль-боль-боль), а тут такой веселый придурок делится историями из своей жизни. Почему бы и нет?       К тому же, Инк был сильным, и за это его стоило уважать.       Вот только цель, на взгляд Эррора, он выбрал неправильную. И окружение тоже.       Блу и Дрим — наивные дурачки, пусть и могут потрепыхаться в битве с ним. Но и темная сторона не лучше: Найтмер — полнейшая тварь, концентрированный сгусток негатива, и только его и производит, прочая его шайка — поехавшие, откровенные ублюдки, которых кроме своих соплей и убийств-крови-мяса-расчлененки ничего не волнует. Вот уж кто самые большие ошибки во вселенной. Но полезные. С их помощью можно уничтожить эти насквозь фальшивые позитивные миры, а затем, когда они станут не нужны, уничтожить и их вместе с их мирами-источниками.        Одиночкой быть гораздо лучше. Никто не тянет назад, никто не отвлекает от глобальной правильной цели — уничтожить все эти ошибки.       Но Инк, порождение пустоты, выбрал себе роль защитника. «Ну и идиот. Кто же его так запутал?» — единственное мнение Эррора по этому поводу. Эррор хмурится и пытается выбить все это дерьмо из художника, не трогая, его, впрочем, в мирное время — вне работы.       Но вскоре что-то меняется. Инк дает слабину: бьет реже, каждый взмах все слабее, чаще мажет и смотри таким, черт бы его побрал, больным взглядом. Все чаще его голос сочится отчаянием, все упорней он пытается уговорить разрушителя встать на «светлую» сторону, все больней его взгляд. У Эррора от него идут мурашки по телу: бездушная тварь без своей краски испытывает такие эмоции. Как объяснить этому наивному защитнику, что свои идеалы он может засунуть себе в… откуда достал, а не пытаться напичкать ими Ошибку, у которого есть своя цель.       Во время очередной битвы Эррор понимает: да, Инк болен, и это серьезно. Его выворачивает чернилами и какими-то черными цветками прямо посреди атаки. Эррор ошеломлен — кто позволил придурку выйти на поле боя в таком виде и портить ему удовольствие? Обычно в такие моменты его развлекал сопливый мечтатель, позволяя своему (как же он там его называет.? Ладно, забыли.) другу отлежаться до выздоровления. Но ему нет дела, Инк всегда вылезал из задниц и похуже.       Эррор пользуется случаем и думает о вечном и своей цели под мирным небом какой-то пацифистской АУ. Он с неохотой признает, что есть в этой вселенной места, которые являются ошибкой, только когда по ним ходят самые главные ошибки создателей — живые существа. Здесь такое красивое звездное небо и очень одиноко, так что разрушителя все устраивало.       Появления Инка он не ожидал, но, по своему обыкновению, нападать не стал. Когда он начал мямлить и нервничать без своей краски, насторожился, надавил, и подготовился к худшему. И правильно сделал.       Инк признался ему в любви.       Эррора будто разряд молнии прошил. Они же враги. За что его любить?       Внутри вскипела злость. Зачем он это сказал? Какую цель преследует?       Или он и вправду.?       Эррор окидывает его внимательным взглядом и задерживается на дрожащих зрачках. Больной, как у побитой собаки, сумасшедший взгляд ранимого существа. Разрушитель не ожидал, что его лучший враг окажется… такой тряпкой.       Инк был константой, но Эррору никогда не пришло бы в голову возводить его в абсолют, доверять ему душу и свои сокровенные мысли. Он в смятении. Он разочарован.       Что за глупости ударили в голову художнику?       По своему горькому опыту он знал, что от таких глупостей светлый не откажется, но не мог ему не предложить вернуться к нормальной, здоровой вражде, когда вся это радужно-розовая муть выйдет из его птичьих мозгов.       Эррор по-своему привязался к Инку. Он был силен и слишком часто мелькал в его жизни, чтобы не заинтересовать разрушителя. Но никак не в любовном плане. Это возмутительное неуважение к собственному врагу.       Эррор уходит, оставляя отвергнутого Инка в одиночестве. Художник стоит так, будто ему на плечи тяжелым грузом легли все звезды этого мира. Незабываемое зрелище сломленного врага. Последний раз, когда он его видел.       Позже разрушитель узнает, что Инк погиб и навещает его могилу под тем самым невероятным звездным небом. Оно раздавило своей тяжестью художника, и Эррору кажется, что теперь оно легло на его плечи и давит-давит-давит.       Эррор не знал почему. Он не винил себя. Он — одиночка, он не будет принуждать себя любить. Он вообще ни к чему не будет себя принуждать.       Покопавшись, разрушитель по симптомам узнает, что Инк болел редкой человеческой болезнью hanahaki byou, а те цветы были черной мальвой. Истерзанный любовью.       Залаганную душу Эррора мимолетно колет, но вскоре это проходит и не напоминает о себе до посещения могилы художника.       Надгробие из светлого, будто покрытого золотистой звездной пылью камня. Ни даты, ни полного имени, ни мира. Лишь две строчки.

ИНК Истерзанный любовью.

      И это как упрек. Хлесткая пощечина Эррору. Разрушитель словно вживую видит, как оставшаяся звездная двойка магией выжигает эту фразу, роняя на нераспустившиеся бутоны мальвы слезы. Привязанность — слабость, это ощутили и они (вот только ничего не поняли), и Эррор.       Мальвы цветут, и Разрушитель с остервенением вырывает отчего-то раздражающие растения, сжимая стебли до сочного влажного хруста. И останавливается. Зачем он это делает?       Разворачивается и уходит, упрямо сжимая зубы.       Все когда-нибудь забудут об этом. Как умер художник, как отцвели мальвы. И будут улыбаться как раньше, будто никогда ничего не теряли.А Эррор почему-то будет помнить сломленного Инка.       А небо все давит на Эррора.       И       он       может быть       даже       сожалеет.