Что тебя тянет ввысь?

Что может быть прекрасней уютной спальни? Только покои императора. Постель будто скована из золота, а уютные подушки и одеяла белоснежные словно первый выпавший снег на дню. И мягки они были, словно являлись даром свыше, которого не имели обычные крестьяне и рабы. А запах цветов, которые благоухали под открытыми окнами. Их запах пленил, успокаивал. На стенах висели картины знаменитых авторов, а в углу стоял книжный шкаф, наполненный с ног до головы книгами происхождения разных народов и писателей. Потому, если ты там оказывался, то казалось, что тебя пустили ко вратам рая. Так считало большинство. Но крылатый воин не считался с их мнением. Оболочка этого места красива и необычайно роскошна. Но как ты себя чувствуешь в этом месте — другое дело. Если не неловко, то ограничения тут и там светятся тебе прямо в лицо, словно ночной фонарь посреди темной улицы. Его крылья связаны. Связаны, да очень бережно. Красиво и со вкусом. Прохожие восхищаются этим, забывая про величественные крылья, которые прижаты к спине. Говорят, связыванием занимался мастер, пока перья во время их диалога гнулись под натиском веревок. Их волнует только оболочка. И сидит он на постели, спрятав руки на своих коленях. Голова понурена вниз, только мех, что обнимал его шею, развивался на легком ветру, дующем из приоткрытого окна. На кону зима, потому и воздух иногда заставлял сильнее съежиться и дрогнуть под новой волной. Снежинки вальсом падали на деревянный пол, укрытый ковром. А потом они таяли и превращались в малюсенькие лужицы, прекращая свое существование. Дома было тепло, но это тепло было им чуждо. Снаружи они не таяли, не умирали, пленительно молча. Они были среди своих, таких же, как они. Живы, счастливы. И хоровод, вместе с которым они падали на сугробы, становясь одним целым с другими снежинками. Крылатому воину пришла подобная ассоциация в голову, когда он посмотрел на окно, из которого выпадали снежинки. Они мгновенно умирали, попадая сюда. Он посчитал, что он очень похож на этих холодных малышей. Это помещение не дарило ему чувство комфорта своим теплом, лишь давало желание поскорее убежать или на крайний случай покончить с собой. Второе сразу отпадает, он еще нужен своим людям живым. Но мечтать не вредно. И сколько бы владелец этих самых покоев не пытался показаться ему добродушным, щедрым и справедливым, он никогда не забудет того, как под предлогом дружеских связей отобрал у него его земли. Жестоко и бесчестно. Заставил его людей работать на себя. Он хотел превратить его из благородного орла в слепую, одомашненную летучую мышь. Он хотел им красоваться, хвастаться и гордиться тем, какую же животинку невиданную он себе отловил. Поиграется и бросит, ну, а как иначе. Дверь оттопырилась, а из нее выглядывал тот, о ком были мысли воина. Он стоял, любовался результатом своих стараний. Ах, как это красиво выглядело с его стороны. Белоснежно-золотая постель, а на ней, скукоженный и порой передергиваемый дрожью, сидел его орел, пока на его связанные крылья падали снежинки из приоткрытого окна. Сидящий лишь прихмурился, взирая на вошедшего с опущенной головой. От того его шрам на глазу искривился еще сильнее. — Не криви мордочку, Хан. Морщинки будут. — Конечно, тебе же не в первой. — на ломаном русском огрызнулся тот, мотнув головой и снова опуская взгляд на свои колени. Можно было заметить, как крылья периодически дергались, зажатыми веревками. — Дерзишь? — император закрыл дверь, вслушиваясь, как замок отделил их от внешнего мира. Ему не дали ответа. Лишь еще один раз взглянули на него уставшим взглядом, а потом взгляд снова спрятался под веками, заодно укрываясь ресницами. Воин переминал пальцы своих рук между собой, ощущая холод предстоящей зимы на своем затылке. Он тихо выдохнул через ноздри, ощущая, как на него давят. — Как твои руки? — будто играя в заботу, спросил монарх. Он подошел ближе, укладывая свои ладони на его запястья. Тот не двинулся, но его мурашки значительно дали понять, что ему это все не нравится. На вид он суров и невзрачен, но его эта ситуация больше вводила в шок, заставляя чувствовать некий страх. Хан посмотрел на свои руки. Его запястья полностью обмотаны бинтами, которые уже успели впитать в себя кровь. Сжав пальцы в кулак, он пытался почувствовать пульс. Сидящий рядом с ним потянул к его запястьям руки, но воин отодвинул их, укладывая руки опять на колени. — Какой раз ты уже пытался убиться с помощью порезанных вен. К тому же ты использовал на этот раз битое стекло. Не боялся получить инфекцию, не придя бы я вовремя? — в его голосе слышался укор. — Я еще нужен своим людям, — тихо сказал тот, посмотрев на монарха — Живым. Поэтому я брал чистое стекло, чтобы я не умер от инфекции. Но в любом случае, ты ходил рядом. — Значит, твоей целью было в очередной раз расстроить меня и заставить пошатнуть мои убеждения в твоем здравомыслии? — немного подумав, император сделал вывод на сказанном. — Может быть. — усмехнулся он, приподняв кончики губ вверх, отдавая отчуждением и враждебностью. Хан отвернулся. Но на этот раз он жадно смотрел в окно. Смотрел, и по немому молил о том, чтобы эти дни рабства и лицемерия закончились. Хочется сказать, он скучал по своим землям и людям как никогда прежде. Его крылья дергались под веревкой, желая распуститься и поднять своего хозяина ввысь, унести прочь из этого до боли неприятно-красивого места. Монархист заметил, как перья изнывали под натиском веревок, прося свободы. Его пальцы притронулись к ним. Он даже не удивился, что при его касании, несколько перышек спали с величественных крыльев, оседая на белом одеяле. Надо быть слишком тупым или жестоким, чтобы понять, что Хану здесь не место. Если он даже готов наносить увечья самому себе ради того, чтобы на него обратили внимание и выпустили прочь из этого треклятого дворца, то кем надо быть, чтобы смотреть на эту ситуацию сквозь него? — Снежинки так и валятся с неба. — вздохнул монарх, поглаживая веревки, которые сжали в себе крылья. — Да… — ухмыльнулся воин — Посмотреть бы поближе. — Только попроси. Он молчал, продолжая рассматривать крупинки снега. Это подвох? Очередная ловушка? Если бы это было так, он бы уже лежал с вывихнутыми, или еще того хуже, выдернутыми крыльями. Лежал, истекая кровью и медленно умирая. А может он бы терпел кровоизлияние от предательской пули в сердце. В любом случае, он считал, что смерть на снегу является самой красивой из всех возможных. Император вздохнул, поманил его за руку за собой, когда он сам обошел постель со стороны. Хан не знал, что им двигало, что его заставило прикоснуться к его ладони. Его аккуратно взяли, будто трепетно. Он потянул воина к себе, а его босые ноги прикоснулись к холодному полу, который никак не мог согреть качественный ковер. Руки с бинтами прикоснулись к окну, а их хозяин вдыхал свежий, прохладный воздух. Глаза его смотрели, как снег опадал на крыши домов, являясь теперь для черепиц своеобразным покрывалом. Воин посмотрел на монарха глазами, которые тот видел в первый, и возможно, в последний раз. Они блестели, в них горели искорки надежды. — … — он смотрел на него, запоминал его лицо. — Иди. Монарх кивнул ему, всматриваясь в его реакцию, в его эмоции, которые полыхали на его лице. Его руки взялись за веревки, снимая их с давно намученных крыльев, давая им свободу. Ему в очередной раз не ответили, но действие сказало за него больше, чем язык. Он отвернулся обратно к окну. Пальцы прикоснулись к бинтам, и каждая ленточка опадала вниз, танцуя и падая на холодный, деревянный пол. Воздух охлаждал шрамы и зажившие ранки своим дыханием. Воин смотрел дальше, туда, домой. Он расставил свои руки, стоя около нескольких минут словно статуя, с остатками бинтов на своих руках. Император смотрел на него не моргая. Он только потянул к нему руки, но от него отряхнулись словно от чумы. И спрыгнул крылатый воин с окна прямо вниз, к земле. Монарх подбежал к окну и начал вглядываться вниз, лихорадочно водя глазами из стороны в сторону. Где он? Было слишком неожиданно, когда массивное тело полетело вверх в нескольких сантиметрах от его лица. Он устремил взгляд к небу. Кроме облаков и снежных туч он увидел вольного орла, освободившегося, который наконец-то покинул золотую клетку, в которую он больше не вернется, даже если ему будут угрожать отнять у него жизнь. Он не повернулся назад, лишь взмахнул своими массивными крыльями, да улетел. Улетел домой. Монархист медленно моргнул, а потом посмотрел вниз, на лежащие бинты. На них падали снежинки и дул холодный ветер. Он запер окно, поежившись от внезапного тепла, которое он ощутил после нахождения у открытого окна в холодную погоду. Зашагав к двери, он посмотрел на белоснежно-золотую постель. Посмотрел на окно, которое уже успело начать покрываться инеем. И на бинты, которые валялись брошенные на полу. Он прикрыл глаза, а потом и вскоре накрыл их веками своими. —  Если приходиться любить, значит надо уметь отпустить. — подумалось ему. Скрип двери, щелчок замочка, утихающие шаги.