Жизнь — очень сомнительное развлечение. Понимание этого к Чонгуку приходит только сейчас, когда парня окружает кромешная пустота, надоедливый белый цвет, который изредка разбавляется пастельными тонами желтого, голубого и зеленого. Решетка на окнах, кажется, как в темнице средневековых замков, в подземелье которых держат опасных преступников, воров и предателей со шпионами. Чонгук никого не предавал, разве, что себя. Никого не убивал, думал много раз, а сейчас лишь мечтает умереть самому, но теряется в этой несбыточной и детской для него мечте. Он никогда ничего не крал, может, только раз, он украл чье-то сердце, не подразумевая, ненамеренно, совсем случайно, зацепил своей легкостью, стеснительностью, любовью к фотографиям и окружающей красоте, своими резкими движениями молодого тела, кроличьей улыбкой и таким милым смехом. Он никогда не был шпионом, вот только немного, не придавая значения этому, не отрывал глаз от одной ангельской персоны. Как не посмотри Чон незаслуженно сидит в заточении. Но вот только все эти преступления не указаны в законах государства, Чонгук нарушил собственные правила, за что и наказал себя, вот только наказание себе он выдвинул другое. Возможно, смертная казнь подошла бы, вот только его ангел, который догадаться не мог, что преступления и его касаются, спас Гука, за что сам и пожалел после.
Время идет, сезоны сменяются, мир наполняется красками, что-то тускнеет. Чон выбеливает все вокруг себя. Вся его жизнь после одного момента потеряла цвет, только врачи с ампулами и улыбками на лицах периодически меняют цвет своей одежды. Возможно, игнорировать всех, в том числе яркого и милого Тэхена, было плохим решением, но Чонгук считает, что лучше так. Он уже успел полюбить парня, поменявшего привычный каштановый цвет волос на насыщенный красный, как спелые вишни, что он принес в очередном пакете для Гука. Чон уже успел и разлюбить путем новых страданий и пропуска себя через мясорубку. Как бы парнишке с кроличьей улыбкой не хотелось счастья, он считал, что не заслужил. Нет права любить после всего, что было, но и мучать Тэхена ещё больше не хотелось, Ким точно заслужил мягких розовых облаков и насыщенных красок, а не белых стен каждый день в одно и тоже время, как и это унылое существо, игнорирующее всё и вся.
В один прекрасный день, Гук срывается. Он устал. Устал, смотреть на то, как его старый друг тратит жизнь на такого как он. Как и его, яркая когда-то жизнь, тускнеет. А этого совсем не хотелось, он не должен обесцветиться, как Чонгук. Тэхен должен сиять, быть, как вечный фейерверк, огонек или яркая звезда в космосе, которая не скоро потухнет. Чон разбрасывает красные ягоды и кричит, просит уйти и не возвращаться, понимая, что Тэ так легко не сдастся, парень решается на самый глупый поступок, возможно, он пожалеет. Гук пожалеет и будет ненавидеть себя еще больше. Брюнет кидается на Тэхена с кулаками, бьет его, пока тот отползает и отмахивается с присущей ему изящностью и неловкостью, вечно промахиваясь. Когда Чон уже выдыхается, разбив Киму губу, скулу и наставив синяков по телу, особенно яркий был на шее, Гук принялся колотить пол, крича в истерике:
–Уходи! Я тебя ненавижу! Прошу, оставь меня, уйди! Живи ты сам по себе, чего ты пристал ко мне?! Уходи! — повторяя одно и тоже, Чон превращает свои руки в мясо, он все понимает. Понимает, что выглядит как псих, ему больно, он хочет прекратить, но терпеть, этот сожалеюще-любящий и страдающий взгляд он больше не может, он не хочет сильно навредить другу, ему проще покалечить себя, представляя, что это тот самый взгляд Тэхена.
Как только вбегают врачи и утаскивают Кима, Гук останавливается, кривясь от боли и измученно выдыхает. Доктора не успели подойти к Чону, как тот сам встал и поклонился, протягивая руки, прося остановить кровь. Хоть ему и дают больше таблеток, но Гук ведет себя тихо не от них, ему наконец-то немного легче, ведь тот парень, с волосами спелой вишни, больше не придет, больше не посмотрит с надеждой, не улыбнется вымученно и не будет выдавливать радость в свой рассказ, который никому не нужен.
Чонгук уже не помнит, сколько времени прошло с момента, как Тэ перестал приходить. Видимо много, еще больше, он тут существует. Ему было всего 20, когда он сюда попал, так рано, так быстро сошёл с ума. Это то, что он слышит от медсестер, от врачей, от тех же ненормальных, как правильней говорить, душевнобольных.
Как много в этом месте тех, у кого болит душа?
Как много в этом месте тех, у кого голова своими методами спасает сердце?
Как много в этом месте тех, кто просто хочет быть таким, кто просто уже не хочет быть?
Это все отклонение?
Чонгук себя относит к тем, кто просто решил быть таким, точнее не быть вовсе. Конечно, к этому всему привели душевные терзания, свои бездушные дурные поступки, но он ведь сам решил, что будет кидаться с крыши, сам решил не игнорировать общество, потому что он ему не нужен. Он сам это решил. Вот только врачи, говорят, что это все болезнь, отклонения, а некоторые, более мягкие, говорят, что это реакция твоего организма, мозга, что он либо защищается, либо протестует. Но Гук и это игнорирует, пока в палату не заходит Пак Чимин.
Пару лет назад, еще ребенком, как называли его все знакомые, он считал этого парня ангелом, был влюблен и души не чаял. Чон корил себя, что неправильно любить парня, что неправильно любить друга, что у того уже есть пара. И она правильная.
Именно до этой встречи Чонгук думал, что он решает и делает себя ненормальным, выгоняя из рамок, потому что быть геем или нет, он тоже выбрал сам, так он себя оправдывал. Но сейчас, с приходом этого парня, Чонгук понимает, что полюбил он именно Чимина, что после ему начали нравится парни, что сейчас в его голове хаос не потому, что он решил. Чимин, он не как спасательный круг, он скорее, как якорь, привязанный к ноге. Якорь, потому что Чонгук его сейчас видит таким, потому что Чимин скорее то прекрасное в жизни маленького Гука, что убивает все вокруг, внутри, словно смертельный яд. Его улыбкой можно резаться, пониманием в глазах хочется захлебнуться.
–Я пришел. — а в ответ тишина и все такие же стеклянные глаза. Чонгук весь бледный, словно прозрачный, его волосы в беспорядке, а в глазах нет того огонька, что прежде.
–Мы недавно собирались все вместе, в том самом кафе. Тэхен все рассказал. Зачем ты так с ним, он ведь единственный, кто все еще… — Чонгук перебивает тихим смехом, усталым, таким жалким.
–Мне это не надо. И ему тоже. И тебе. — Гук наконец-то опускает взгляд, продолжая, — Зачем ты пришел? Сколько я тут уже? А ты пришел, потому что Тэхен сказал? Когда это было? Зачем вы продолжаете меня мучать, я согласился просто существовать, так зачем вы… Ты пришел? — в глазах непонимание, безумие, боль. Чон сыт по горло чей-то добротой, сожалением. Этим сполна его награждают местные людишки в рубахах, как он, и в белых халатах.
–Чонгук, Гуки, прошу успокойся. Тэхен ведь хотел, как лучше. Не ломай его. — Пак хочет сказать еще что-то, но кромешная тьма в глазах напротив будто забирает возможность говорить, дышать, здраво мыслить, что смотрят с неприсущей им пустотой, отчаянием и детской, огромной размером с кита в холодных водах земного шара, обидой.
–Его не ломать? Хен, ты себя слышишь?! А почему вы себя не остановили, когда я ломался, когда вы меня все вместе ломали? Чем я хуже? — слегка смеясь, Чон переходит на повышенные тона, ловя истерику, — Сломали, так выбросьте, не надо пытаться склеить, зря лишний раз пробуете все исправить, вы ломаете еще больше внутри. Хен, я был посмешищем со своей любовью и убеждениями, твоя девушка… и ты, вам было смешно, вы смотрели на меня и высмеивали, так почему сейчас не смеетесь, приходил только Тэхен. Что я вам сделал? Что со мной не так? Мой брак только в чувствах к тебе? — слезы сами собираются в уголках глаз и текут по щекам, тело колотит, дыхание спирает, Чонгук так долго держал все в себе, так долго был ненужным и никчёмным, — Я не достоин общества? Ты думаешь, я не слышал ваш диалог с ней… со всеми?! Думаешь, я маленький обидчивый мальчик, это было больнее и серьезней, чем я думал. Чем вы все могли себе только представить, мои самые близкие и родные люди за моей спиной смешали меня с говном, все из-за моих неправильных чувств. Я и представить не мог, что мои друзья такие, что я так отвратен и жалок в ваших глазах, что жизнь так бесполезна, что я в ней пустота, зря использованный листок, который даже не переработать. Давай, выбрось меня, я ведь ненужный и никчемный. Хён, я правда такой отвратительный и мерзкий?! — срывая голос кричит брюнет, тяжело дыша, кусает губы, последней фразой добивая себя навсегда, — А Тэхен, он тоже такой? — шепотом заканчивает Чонгук, роняя слезы на свои руки, пробивая внутри Чимина все что можно, не отрывая пристальный взгляд, испытывающий.
Чимину нечего сказать, он растерял былую уверенность, с которой пришел к парню. Пак не мог и подумать, что их фразы между собой могут довести Гука до такого, не знал, что его отказ и жестокая шутка разобьёт мальчика в край. Он вспомнил, как уговаривал Чона не прыгать, не накладывать руки на себя, что чтобы его не тревожило — это ерунда, не стоящая того. Пак тогда не знал, что Чонгук испытывал чувства к нему, что мальчик гей в их универе — это тот самый Гуки с крыши высотки, роняющий слезы, кричащий, что мир не принимает отклонения от правил, а он тот самый отброс в обществе. И ведь Чимин убедил его, что все будет хорошо, что он и все ребята из их компании — твои лучшие друзья, семья, как тогда выразился Пак, они его поддержат, что бы это не было, но все отвернулись, кидаясь едкими словами, Чим отвернулся, а Тэхен, он был хуже всех. Парень и сам испытывал чувства к Чону, но при этом был там, со всеми, и поддакивал, смеясь, боясь за себя, растаптывая Гука. А после этого Ким снова пришел с улыбкой и решительностью помочь. Вот только эта помощь Чону не нужна, парню уже ничего не надо. Все, кто ему были нужны отвернулись. И где он сейчас? С этой помощью и поддержкой…
— Я не хочу ни от тебя, ни от кого-то из вас уже ничего. Я хотел молча уйти, но ты мне не дал, вешая лапшу на уши о светлом мире, верных друзьях и любящей семье, но ничего из этого ни ты, ни все остальные мне не смогли дать. А зачем ты сейчас пришел? Отчитать за то, что я напал на бедного Тэхена, который единственный, кто навещал такого отброса общества? Аморального ублюдка? Пидора? Так вот знай, ваш этот святой, ангелочек небесный, все это время был таким же пидором, как и я, только вот он трус и лжец. Он с вами смеялся, унижал, а потом мне признался в любви, я ведь считал его своим другом, даже после всего этого, а он вам пожаловался, небось назвал меня психом, поплакался. А вы меня снова все прокляли. А я ведь в глаза ему смотреть не мог больше, так устал, его это сожаление во взгляде, вина. Просто оставьте меня, вы мне больше никто и я вам больше никто. — Чонгук шумно выдыхает, вытирая слезы со щек, губ и шеи, он порядком устал от всего этого, глаза бегают по полу, по дрожащим рукам Чимина, по его сумке, тому, что в ней видно.
Пак же, осмыслив, как мальчик, с которым они раньше дружили, изменился, как он упустил этот момент, Чимин сам и не заметил, как подло поступает. Он унижал просто гея, как он считал, за образом парня «пидора» был его друг, такой хороший парень, светлый, добрый, действительно верный друг. А он и все ребята утеряли друга за всей этой бранью и осуждением.
— Я… Чонгук, я не хотел… прости меня… я совсем не думал… Мне очень жаль. Я не должен был так поступать… — Пак начинает ронять слезы, не зная. Как все исправить, время назад он уже не вернет, боль Гука, которую он ему принес он забрать не в силах, — Что я могу сделать, Гуки, мне так жаль, я даже и подумать не мог, что такое будет, я не понимал, прости.
— Чимин-хен, уже поздно извиняться, поздно что-то делать, но ты можешь. Оставь мне нож и я покажу. Как я любил тебя, как люблю до сих пор, покажу, как мне больно, чего мы могли избежать, если бы ты тогда не геройствовал на крыше. Вы все бы плакали от потери родного Чонгука, любимого макнэ в нашей дружной компании, все бы грустили, и мама с папой плакали, но сейчас никто из всех тех, кто бы плакал тогда и взгрустнуть не вздумает.
Чимин смотрит с удивлением и страхом в глазах, замечает седые пряди среди черных как смоль волос, синяки под глазами, которые никогда не сойдут, погрызенные ногти, перепачканные руки от частого рисования мелками. Пак помнит, Чонгук любил рисовать, он красиво это делал.
— Ты оставишь нам самую красивую картину за всю свою жизнь? –Чон на это лишь кивает и принимает из маленьких дрожащих рук хена перочинный нож, который Чимиу подарил Джун, когда первый их поход с палатками закончился поломкой ножа бабочки Пака.
— Да Чимини, это будет шедевр, вот увидишь.
После ухода Пака проходят сутки.
Когда Чонгука не нашли в его палате, которую он считал камерой, личной тюрьмой старого замка. В углу помещения были рисунки, надписи, выведенные кровью.
Справа над кроватью было много птиц, летящих в высь и лишь одна падала. Никто и не заметил. возле убитого зверя с крыльями были строчки:
«я был для вас пазлом нашей вселенной,
а вы для меня были чуть больше,
я до последнего верил с надеждой,
А вы исчезали все дальше.»
