Бывает ведь...

      Так, дорогой товарищ Лермонтов имел честь остаться в крепости вместе с Максимом Максимычем и самим Печориным, с которыми вскоре нашёл общий язык (сразу как только понял, что застрял здесь надолго). С Григорием Александровичем у него, вопреки опасениям, сложились воистину приятельские отношения, как и полагал Печорин при первой встрече. Они часто обсуждали прочитанные книги за приятным чаепитием. После того, как Лермонтов случайно обмолвился о своих стихах, начали обсуждать и сей момент, восхваляя новоявленного поэта. Писатель не раз декламировал творения перед самоваром, пока Максим Максимыч разливал ароматный напиток по стаканам. Печорин искренне восхищался другом и всё приговаривал, что как-нибудь тоже напишет собственный роман. Иногда между друзьями затягивались долгие философские беседы о вечном, правда, в большинстве случаев заканчивались они ничем, так как ответа на поставленный вопрос обычно никто не находил.       Вам, должно быть, интересно, отчего Лермонтов остался в крепости? Дело в том, что Максим Максимыч не раз уже писал прошение начальству насчёт выяснения дальнейшей судьбы неизвестного офицера, только вот все упорно продолжали игнорировать вопрос, будто давно знают юношу и не видят причин для беспокойства. Лермонтов видел в приходящих письмах с отказом работу тех самых нечистых сил, что перекинули его в другое измерение. Продумали всё до копейки.       По обстоятельствам писателю пришлось делить комнату с главным героем своего же романа. Да, было бы странно подселять его к другому офицеру, который просто под руку попался. Во-первых, не каждый бы ужился с такой удивительно едкой персоной. Во-вторых, Лермонтов часто сомневался, есть ли в крепости эти самые другие офицеры. Иногда создавалось впечатление, что степь пустует на многие мили за исключением нашей троицы и пары дозорных (Возможно, дело в том, что Лермонтов не особо распространялся о второстепенных персонажах в "Бэле").       Совместная охота также не была редкостью. Охотились в соседней чаще, в основном на кабанов или зайцев, носившихся по степи одуревшими стаями. Бедняги, явно потрёпанные жизнью, недолюбливали чужаков и уносили ноги, только завидев людей. Когда удавалось вырваться на Кавказскую пустошь, Лермонтов неустанно продолжал вглядываться в сухую траву: ещё надеялся как-нибудь попасть обратно в свой мир. Не вышло: кроме сухой травы на пустоши была лишь сухая земля да пара диковатых ободранных зайцев.       С другой стороны, ему начинало здесь нравиться: тихое красивое место, где никто не претендует на роль раздражителя (как Ковалев). В конце-концов, за разговорами с Печориным, вечными чаепитиями и охотой скука пропадала, чему Лермонтов несказанно радовался.       Дни шли за днями, Июль сменился Августом, а жизнь писателя осталась неизменной: та же крепость за Тереком, то же окружение, та же часто неудачная охота. Всё слилось воедино, вскоре начало надоедать, и думы о вечном плавно перетекли в мысли о Бэле. Лермонтов как никто другой знал исход истории и прекрасно понимал, что рано или поздно кара свершится и ни в чём не повинная черкешенка умрёт, притом, по его вине. В глубине души он сочувствовал девушке, жалел её, но всё равно ждал дня свадьбы с детским любопытством. Было просто интересно проверить теорию на практике: действительно ли будет свадьба, действительно ли на ней будет Бэла? Правда ли начнёт петь Печорину? Возможно, Лермонтов, переместившись в роман, остановил развитие сюжета?       Вопросов была уйма, юноша долго метался в сомнениях и уверял себя, что ничего не произойдёт, потому что бреду полагается рано или поздно заканчиваться и время как раз пришло. Однако тот и не думал прекращаться, наоборот, события приняли ожидаемо неприятный для писателя оборот.       Вскоре в крепость принесли весточку: черкесы собирались играть свадьбу вопреки присутствию в истории левого персонажа, не пожелав отклоняться от канона. Только узнав об этом, Лермонтов понял, как же сильно ошибался, надеясь на благополучный исход. Всё, абсолютно всё от степи до Печорина – реально и неизбежно. Бэла умрёт, как и в оригинальном, почти дописанном романе, в муках, страданиях.       "Или...—промелькнуло у писателя в голове.—Можно попытаться изменить сюжет и спасти девушку!" Тут сердце Лермонтова взволнованно забилось сильнее. Как оказалось, жалеть настоящих людей намного проще, чем придуманные образы. Дружественные посиделки за чаем, небольшие перепалки, уютные домашние беседы и обсуждение будничных новостей оставили след в мировоззрении поэта. Если раньше он боялся привязаться к нереальным персонажам, то теперь осознал, что невольно привязался к настоящим.       Оставалось только придумать, как именно исправить ситуацию. Во-первых, требовалось как-нибудь пропустить свадьбу, дабы избежать знаменательной встречи.       —Ну так, ждать ли вас?—князь, что примчал к ним в крепость с донесением, топтался на пороге.       —Нет-с, не сто́ит.—торопливо заверил Лермонтов, собираясь закрыть дверь перед носом гостя.       —Отчего ж?—удивился Максим Максимыч, оперевшись на косяк и не позволив писателю совершить задуманное.—Что за глупости? Непременно будем.       Князь обрадованно кивнул и уж собирался уходить, как Лермонтов снова предпринял попытку улизнуть от события:       —Так дел много, некогда.       —Как это "некогда"?—переспросил Максим Максимыч.—Мы особо ничем не заняты.       —А охота? Мы хотели поохотиться...—с надеждой напомнил поэт.       —Успеем ещё, свадьбы не каждый день проходят...       Капитан принялся обсуждать с черкесом "незанятость" троицы, а Лермонтов отмёл план "А". План "Б" придумать он не успел, но подразумевалось, что следовать ему необходимо во время свадьбы и он ни в коем случае не должен привести к задуманной концовке "Бэлы".       Иногда, когда сильно чего-то ждёшь, время ползёт как улитка, словно его намеренно растянули, чтобы тебя позлить. Секунды превращаются в тягучий кисель, минутная стрелка почти замирает, а ты всё ждёшь, ждёшь, кажется, целую вечность. Лермонтов уже полвечера коротал на просиженном диванчике, совершенно не зная, чем себя занять. Книга в руки не шла; разговаривать не хотелось, хотя Печорин вот уже минут десять пытался завести беседу с приятелем.       —Какой ты сегодня задумчивый,—повторял он раз за разом и интересовался, скорее, из любопытства, чем из сочувствия,—чай случилось чего? Беспокоит что?       —Тебе это вовсе необязательно знать.—отмахивался Лермонтов и был прав: если б офицер узнал правду, он бы непременно загорелся энтузиазмом и ещё большим желанием увидеть девушку.—Забудь.       Через пару минут гробового молчания, которые герои проводили в раздумьях, разговор повторялся вновь. В итоге Лермонтов предпочел взять с полки книгу, забыв посмотреть на название, и принялся создавать иллюзию занятости. Получилось неплохо: Печорин, недолго простояв над душой писателя, понял, что добиться ничего не получится, и обречённо покинул комнату, буркнув что-то про хорошую погоду для прогулки. На Лермонтова вскоре нашла дремота, принеся с собой жутковатые сны про предстоящее торжество, трясущегося над конём Казбича и скорбящую над собственной смертью Бэлу. Персонажи угнетающе смотрели на офицера, обвиняя его во всех смертных грехах. Поэт вскочил в восемь вечера, когда над головой громко пробили часы, весь в поту, не веря, что его ждёт такой же конец.       Собирались не спеша, выезжали в степь тоже не спеша: времени оставалось море. Лермонтова данный расклад не устроил. Он осторожно повёл лошадь вперёд Максима Максимыча и свернул чуть раньше, чем требовалось, ссылаясь на стопроцентную уверенность в интуиции бывалого охотника, которая всегда верно указывала направление. Печорин подтвердил, что и у него порой случалось подобное, даже когда карта показывала иное направление. Капитан долго упрямился, уверяя, что знает здесь всё вдоль и поперёк и ехать им ещё пару километров, но всё же согласился свернуть с дороги за Лермонтовым: так рьяно он убеждал в своей правоте. Втроём побродили по степи, упорно всматриваясь вдаль, ища признаки жизни. Долго крутились на месте, благодаря Лермонтову потеряли ориентиры и вернулись на дорогу лишь к сумеркам. Максим Максимыч заручился впредь не доверять юноше в пути.       Когда наконец добрались, черкесы уже вовсю праздновали: играла музыка, шумели радостные голоса. Внутри сакли непривычно толпились кучи народа: ведь у азиатов ведь обычай приглашать всех встречных и поперечных на свадьбу. Офицерам во главе с капитаном с огромным трудом удалось протиснуться внутрь и обосноваться на скамье у дальней стены.       Лермонтов пристроился в самом углу и принялся высматривать в пёстрой толпе Бэлу. Взгляд перескакивал с одной девушки на другую, поэт нервно оглядывался по сторонам, как тут наступил один из переломных моментов истории. Девки и молодые ребята стали в две шеренги одна против другой, захлопали в ладоши и запели. Вот вышли одна девка и один мужчина на середину и начинали говорить друг другу стихи нараспев, что попало, а остальные подхватили хором. Писатель схватил Печорина за руку, намереваясь отвлечь, но тот отмахнулся и с интересом уставился на одну из девушек, которая отделилась от подруг и направилась к нашей троице.       Лермонтов легко узнал образ Бэлы. Высокая, тоненькая, глаза чёрные, как у горной серны. Бежать некуда: у выхода по-прежнему куча людей, позади стена. Печорин заинтригован, уже готов вцепиться в добычу. Остался вариант начать драку, но поэт был крайне не уверен, что выйдет из неё целым и невредимым. Он замер, готовясь принять поражение. Бэла, осмотрев героев и несмело потоптавшись рядом, глубоко вдохнула, и тут произошло то, чего поэт ожидал меньше всего. Бэла запела, но не Печорину, а Лермонтову.       Бывает ведь так, что непредвиденные обстоятельства могут испортить задуманное в самый неподходящий момент. Хочешь как лучше, побыть в стороне и предотвратить трагедию, но в итоге оказываешься в самой гуще событий и получается как всегда.