Хаотичные существа

Трикстер и не помнил того момента, когда ему в голову вклинилось посетить Низший мир — Мидгард, где живут мелкие люди с мелкими желаниями и жизнями. В сравнении с величественным Асгардом, возвышающимся над остальными мирами львиным станом, Земля походила на муравейник — хотя, и от того пользы было бы куда больше. Роятся в грязи, бессмысленно наверстывая круги по узким коридорам и наивно предполагая, что им удастся перехитрить время, перехитрить саму Смерть. Эдакая игрушка для такого Бога, как Локи, обитель низших существ, потеха для ребёнка. Недолюбленного, неспособного достичь тех же высот, что и родной брат… Послышавшийся в комнате сонный вздох сдул тяжеловесные мысли, будто те были выстроены из пыли. Нет, он знал, что кому-то в этом мире нужен. Не в Асгарде, так где-нибудь ниже, там, куда не всегда достаёт солнце. В пучине бездны, но зато с ней. Размеренно сопя под нос, девушка уснула в обнимку с подушкой под головой: волосы серебряным шелком текли по матово-белой спине и простыне, забавно закрутившись небрежными, естественными локонами на концах; несколько прядей упали на лицо и в ритме дыхания подрагивали так, что можно было представить толкающие их дуги воздуха. На чуть округлом плече сиренево-синим пятном растворялись события прошлой ночи — всё протекало как нельзя хорошо, но тут, сбегая от полиции и едва удержавшись за крюк, Фелиция — черт бы её побрал — чуть было не разбилась о мокрый от дождя асфальт. И как её, бестолковую и неотесанную, ещё не убило кредо воровки? Сейчас же в самом центре лилового пятна засыхали светло-красные ранки. Они уже начали затягиваться, правда медленно — впрочем, чего же стоило ждать от простой смертной? Будь на её месте Локи, ещё ко вчерашнему вечеру на теле не осталось бы и царапины, и он действительно хотел, чтобы в тот день на её месте оказался он. Невольно губы мужчины легким движением мазнули по трафарету удара Кошки, и та чуть зажмурилась перед тем, как приоткрыть глаза. Зелёные, как самое сладкое на памяти Локи лето. — Сходи помыться, — нарушив идиллию утренней тишины, бросила Фелиция перед тем, как отвернулась в другую сторону. Такое поведение обижало и даже обескураживало принца: как так, ведь это именно он проторчал в этой душной комнате всю ночь, вылакивая её жалкие раны, словно какая-то обматеревшая кошка! Поднявшись локтем на подушку, отчего та едва ли не сложилась надвое, Локи нахмурился. — Знаешь, тебе необязательно постоянно быть такой мерзкой. — Я бы поспорила, — с эфемерным вызовом в голосе процедила она сквозь ткань подушки, — Серьезно, сходи в душ, от тебя несёт, как от скотобойни. — Кто бы говорил, — ядовито выплюнул Локи, надменно сморщив нос, — после вчерашнего ты напоминаешь размазанного по стене жука, и это я должен мыться?! Вы, люди, лицемерны в той же мере, в коей и омерзительны, — она лишь фыркнула в ответ, наконец подняв голову из-под одеяла. Воровка смотрела с тем же вчерашним презрением, но улыбка расцвела на губах Трикстера, стоило ему вспомнить о продолжении мозолящих уши споров. В их первую ночь она была до жадности яростной, с кровавым следом помады на губах, небрежно смазанной по точеной скуле, что сумела отпечататься и на устах Локи. Сжимала в зубах его кожу, губы, белую ткань простыней, чтобы сдержать крики. То была красота человеческой женщины, её безумное сердце и нрав, надёжно замаскированный спандексом и прочей ерундой. И — чего уж греха таить — это было невероятно. Болезненно приятно переступать через собственные принципы, марать руки о мидгардских женщин, не способных на большее, чем персиковые вздохи и пропитанные ложью фразы, но весь трепет, вся противоречивость заключались в том, что он не чувствовал отвращения, даже близко к этому — нет. Это не было простым утолением плотских потребностей. Что-то большее, ломающее, столь, как оказалось, желанное. Он ненавидел эту девушку, правда — в ней не было ничего чистого и искреннего — в юности утратив по глупости честь, она начала красть драгоценное у других, наивно полагая, что это искупит все те потери, кои она ощутила всего за одну ночь. Наипечальнейшая картина, так почему сейчас он так глупо улыбается, замечая на ухмыляющихся губах неровные красные полосы? Доказательство, что это был не сон, не лживые выдумки разума, а настоящая, осязаемая и не совсем ночь, бледным светом луны пролившая правду на них обоих. — Но ведь именно это тебе во мне и нравится, да? — Она, не позволив ему дать опровержение, продолжила, бесстыдно стянув с себя одеяло, скрывающее наготу и сиреневые капли художника на ней — в том числе, возникшие по вине самого Трикстера, — нет, серьёзно, тебе нужно особое приглашение в душевую? Уйди прочь с этой кровати, вонючка!.. — взвизгнув, она вновь упала в подушки, когда её готовые вырваться возражения украли быстрые, неуклюжие от поспешности губы. Взяв в свои руки её лицо, он усмехнулся ей в подбородок, когда напоминающий мяукающего котёнка вздох потерялся где-то между их губ. — Но ночь же ты перетерпела, — заглядывая в пучину свежей листвы её глаз, таких же зелёных, как и у него самого, он чувствует, как всё его тело сочится чем-то растворенным сквозь её худые пальцы, запутавшихся во мраке обсидиановых волос. Ну почему же таять в чужих руках так приятно? Таких слабых, не способных защититься от опасности йотунского великана? Локи не знал ответ на этот вопрос. Кажется, он просто любил.