От луны и до неба

      Они так долго ждали этого. Все трое.       Лёше было чертовски сложно морально без родных плеч, к которым можно прижаться. Ему мало видеть их на трибуне или получать жалкие сообщения в соцсетях, даже голос слышать по телефону тяжело и больно. Потому что нужны прямо здесь, прямо сейчас — чтобы руки на лопатках, а нос вдыхает знакомый запах где-то в районе ключиц. Он почти теряет ориентир сам, когда видит брата тогда, на том чёртовом матче, лежащим на земле. И с ума сходит, узнавая, что Федя также выходит из строя, хотя в тот момент казалось, что ничего серьёзного с ним не случилось. Лига Чемпионов разделяет их ещё больше. Смолов остаётся в Москве, а фигуру Антона Лёша не может ухватить среди большого количества людей на стадионе во время игры, как не старался. Это ужасное время Миранчук проклинает совершенно искренне и ждёт его завершения.       Тоша же чувствует себя тошнотворно до безумия на протяжении практически всего восстановления. Травма отрезает его от желанной чемпионской лиги, не даёт возможности играть в российской и, в конце концов, он невольно отдаляется от любимых людей. Становится чуть легче сначала, когда Смолов присоединяется к нему в зале, но потом до младшего близнеца доходит. Федя теперь тоже в мерзком болоте, в котором не может заниматься любимым футболом и помогать своей команде, а братик остаётся один. Как же так вышло, что чёрная полоса лентой связывает их по рукам и ногам, жгучей темнотой перекрывает способность видеть и говорить? Страшно. Хочется забыть это как ебучий сон.       А что же Смолов? С виду ничего. Абсолютно. Кто-то скажет, что он наплевал на всё, не ощущает каких-либо эмоций, послал давно и людей, и происходящее вокруг. Отстранённость и безучастность Фёдора в проблемах, навалившихся резко, пугает похожих мальчишек, он видит это. Они порой думают, что он мёртв внутри, будто из него выкачали всё без остатка. Любят его сильно, бесспорно, но от взгляда глаз, до колючего холодных, иногда бросает в дрожь. А Федя просто научен прошлым: закройся, прикинься, что тебе всё равно, не говори о чувствах, чтобы тебе не сделали больно. Но этим сам же вредит глупым детям — по-другому этих двоих и не назовёшь, — которые наивно считают, что не подходят ему, раз у них не получается добиться яркой улыбки на пухлых губах. Вот только форварду не нужно улыбаться, вызывая очередной шквал негатива от хейтеров, когда в груди всё замирает, стоит Миранчукам коснуться его. Появиться где-то поблизости, сказать любую глупость, даже простого движения их пальцев в попытке усмирить свои непослушные кудри хватает, чтобы мужчина перестал дышать. Он не скажет, насколько сильно не может без Лёши и Тоши, не побежит смотреть и лайкать выложенные ими посты в инстаграме. Но первый столкнёт соперника на поле, посмевшего сбить с ног его мальчишек, раньше других схватит их за футболки, утягивая в объятья, и прижмёт крепко.       Поэтому, оказавшись снова вместе на поле против Краснодара, они постоянно находят момент, чтобы оказаться рядом. Верят до конца, что их трио выработает победный гол, они засмеются радостно и после матча останутся уставшие в руках друг друга. Да, может, мяч они так и не закатывают, но не сговариваясь, с широкими улыбками, сидят в раздевалке до последнего. Никто из персонала их не выгоняет, тренера и врачи напоследок смотрят снисходительно, будто бы и не удивлены вовсе, а сокомандники переглядываются — они явно лишние в этой идиллии, — и быстро уходят, собрав вещи.       Тишину долго никто не нарушает. А затем звучит голос Антона.       — Так приятно снова чувствовать усталость после игры. С вами вдвойне приятнее, — он выпрямляется и утирает полотенцем мокрый лоб.       Смолов в этот момент блаженно прикрывает веки на пару секунд и вновь открывает, смотря по очереди на парней, между которыми сидит. Снимает с себя футболку и кидает куда-то на пол.       — Ты решил сразу все козыри выкинуть? — говорит Лёша и задорно улыбается, вцепившись в обнажённое плечо.       — Знаешь же, что мои настоящие козыри заключаются совсем не в оголённом торсе.       — Не скажи, — младший брат усмехается, разворачиваясь всем корпусом к мужчине. — Твои тату просто рай для фетишиста.       — Да! А тебе что нравится в нас?       Федя вновь оглядывает Миранчуков внимательно, пробегаясь глазами по их фигурам. Взгляд цепляется за чёртову повязку в ладони Лёши, которую, мужчина надеялся, что он потеряет во время матча. Точно такая же красуется в волосах второго похожего. В голове щёлкает моментально. Форвард разворачивается обратно к Антону, кладёт одну руку ему на шею, а вторую помещает ближе к затылку, удобно ухватившись пальцами за повязку.       — Отвратительные резинки, — говорит он и в пару движений стягивает эластичную ленту вниз так, чтобы в итоге она осталась висеть на шее. — Но я знаю им другое применение.       Тоша опомниться не успевает, когда его резко притягивают к себе, потянув за повязку как за ошейник. Зарывшись пальцами левой руки в освобождённые из плена кудри, Смолов правой сильнее тянет за резинку, оставляя грань между сдавливанием и лёгким удушьем, и впивается в губы юноши. Отвечает тот быстро, принимая правила игры, но в то же время сжимает плечи Фёдора в надежде оставить красные отметины ногтями. Сзади слышится судорожный вздох и мужчина отвлекается от Антона, переключая внимание на брата, что вот-вот готов провалиться сквозь землю от искр во взгляде напротив.       Федя забирает Лёшину повязку и смотрит прямо в глаза. Пронзительно до мурашек, если мысли о сопротивлении и были, то после такого они улетучиваются. Руки парня сначала оказываются в плену чужих татуированных, а затем Смолов фиксирует нежные запястья резинкой. Крышу сносит быстро и сильно. Согнув в локтях и приподняв связанные руки, Фёдор вынуждает подчиниться, но целует куда медленнее, чем до этого. Лёшка буквально растекается от ощущения горячего языка на своих губах, а сердце оказывается где-то в горле.       К спине форварда прижимается оставленный Антон и помещает подбородок на плечо, выпрашивая внимания. Федя не смеет отказать. Заводит руку назад, вновь берётся за «ошейник» и, оторвавшись от старшего Миранчука, тычется поцелуем-укусом куда-то за ухо младшего. Свободной ладонью он начинает оглаживать тело Лёши, ведя от груди до коленей и обратно. Тот двигается ещё ближе, кладёт завязанные конечности на мощные бёдра Смолова и ластится чуть ли не по-кошачьи, вырывая из мужчины что-то похожее на рык.       В пустой раздевалке только и слышится сорванное дыхание, рычание и скрип бедной скамьи, неподготовленной к подобной ситуации.       — Мне больно… — тихий голос Алексея останавливает действо, грозящее перейти в не слишком приличную сцену.       Федя, приходя в себя, тянется к запястьям парня и развязывает повязку. На коже всё же остаются красноватые полосы, к которым он незамедлительно прижимается губами, как бы извиняясь за это. Антон же пытается сам снять ленту, но руки почему-то не слушаются и он бросает безрезультатное дело. На помощь приходит Смолов и безжалостно рвёт потрепавшуюся ткань.       — Она мне нравилась, — грустно сообщает парнишка, глядя на остатки резинки.       — Но я нравлюсь больше, — говорит и чмокает в висок.       — Определённо больше, — отвечает за обоих Лёшка и подныривает под руку, за что получает ласковое поглаживание по волосам.       Они ещё довольно долго сидят так, спонтанно поняв, что остались, по всей видимости, совсем одни. Но это и к лучшему. Вскоре, футболисты всё же находят силы переодеться и отправиться домой к Феде. Принять душ решают там же. Все вместе.       Ведь они безумно скучали по таким вечерам, в которых нет ничего и никого, кроме них.