Лами — часть Сердца Преисподней. Она чувствовала, как умирают разорванные на части щупальца, как вытекает жидкость из разбитых колб, как распадаются не до конца сформировавшиеся тела её согильдийцев.
Лами умерла, убитая Шакалом, а потом воскресла вместе с десятками бесполезных копий, пустых кукол, выброшенных в жизнь по ошибке. Когда Сердце Преисподней разваливается и умирает, ошибки неудивительны.
Теперь Лами — последняя, единственная, настоящая, — лежит, скорчившись, в нише между камнями, и прижимает ладони к округлившемуся животу.
Лами — кусочек разбитого Сердца Преисподней. Всё, что от него осталось. И в ней — все её согильдийцы, которые должны возродиться. Она чувствует их внутри — сгустки жизни и сознания, которые слепо ищут подпитки, энергии, чтобы начать восстановление. Она дрожит: их слишком много, её тело не рассчитано на это, её просто разорвёт, если они начнут расти…
Нужно успокоиться.
Лами вдыхает глубоко и медленно, так же выдыхает, снова и снова, раз за разом. Она может контролировать это. Так же, как контролировала регенерацию в лаборатории. Она затормозит процесс, замедлит их рост и выберет кого-то одного, кто (воз)родится первым. И так — один за другим.
Но ей нужна энергия. О, как ей нужна энергия, её маленькому слабому тельцу, которое само только-только вышло из репликатора, ещё не успело набрать должной силы. Она всегда была слабой, слабее всех прочих; о, сколько ей твердили, что она не ровня им, Девяти Вратам Преисподней и Королю демонов — но надменный Марде Гир обратился в прах, а остальные — здесь, в ней, зависят от неё целиком и полностью! Куда подевалась их сила? Помогла она им? А маленькая жалкая Лами здесь, слабая, но живая, и ей нужна только энергия, чтобы набраться сил.
Лами скалит мелкие зубки торжествующе и злобно, находя в этих чувствах опору, чтобы заставить себя шевелиться. Она слабая. Они все зависят от неё. Но она справится, всё сделает как надо, она сейчас Сердце Преисподней и рано или поздно откроет адские врата… Только надо быть осторожной. Очень осторожной, как когда вскрываешь кому-то грудь, чтобы посмотреть на бьющееся сердце.
Она поднимается на четвереньки и ползёт по камням, то и дело замирая. Кроличьи уши чутко вздрагивают: правда ли все — эти гадкие людишки — ушли? Она достаточно выждала?
Лами ползёт, пока не натыкается на первое тело.
На камнях лежит она сама.
Она шарит по телу руками, дёргает за одежду, но почти не осознаёт своих действий. Царапает ногтями кожу, чувствуя, как частицы демонов в утробе вытягивают из неё силы — короткий миг внутреннего торжества сменяется страхом. Если она не найдёт подпитки, они выпьют её дочиста, до пустой оболочки, а потом они вместе сгниют, будто недолговечная человеческая плоть. Их, может быть, рано или поздно и воскресит кто-нибудь, они ведь демоны книг — но не её, жалкую, глупую Лами…
Нужно успокоиться.
Лами снова дышит, поглаживая живот и чуть покачиваясь. Ей нужна энергия, и она знает, где её взять. Тут столько биологического материала.
Только плохой это материал. Копии — пустышки, кое-как слепленные поделки, они не должны были быть выпущены вот так. Должны — как она, завершив трансформацию и регенерацию. Но ошибка, сбой — и столько плоти пропадает впустую.
Не совсем впустую. Лами найдёт ей применение.
У копий нет внутренних органов, внутри — единая масса. За одним исключением. Мозг. Мозг необходим, чтобы можно было подселить в тело сознание, так что он есть у каждой, а кому принадлежал до того — не важно. Согильдийцы исправно поставляли ей образцы, хоть, кажется, только одна госпожа Кьёка и помнила, что она не просто мелкая дурища Лами, а Сердце Преисподней.
Лами тянется к своему мёртвому двойнику и втыкает пальцы в глазницы. Выцарапывает, вытаскивает и слизывает студенистую массу; наклоняясь, шарит внутри языком, собирая растекшуюся внутриглазную жидкость. Беспомощно скребёт пальцами, осознавая, что так до мозга не достать. А череп крепкий, крепкий… Лами озирается в поисках и, радостно вскрикнув, хватает обломок камня, один из тех, которых тут полно. Удар, удар, удар — чтобы кость раскололась с треском, как ореховая скорлупа, открывая мягкую сердцевину. Она бьёт вслепую, не задумываясь, сжимая жёсткие грани камня до ссадин на ладонях, превращает в бесформенное месиво собственное отражение. Ковыряется в ране, убирая волосы и осколки кости, чтобы добраться наконец до мозга, и жадно облизывает перемазанные пальцы.
Закончив с первой копией, она перебирается к следующей. Их много. Ей хватит — для начала.
Через полчаса Лами поднимается на ноги. Скидывает жакет, неудобно стягивающий живот, отряхивает от пыли ладони и коленки. Она почти спокойна: она получила нужную энергию, взяла под контроль своё тело и глупых согильдийцев, в которых сейчас живёт только одно стремление — возродиться, а думать о том, как, и чем это чревато, они не способны. Лами, улыбаясь частоколом маленьких и острых зубок, поглаживает живот.
Теперь она знает, что делать.
Ей нужно время, нужен покой, нужна пища — нужно убежище. Она перебирала в голове варианты, пока не остался один. Люди. Она укроется среди людей до тех пор, пока не возродит первого из согильдийцев и у неё не появится защитник и добытчик.
Кто лучше подойдёт на эту роль? Она пока не знает.
Лами проводит ладошкой по волосам, нашаривая торчащие кроличьи уши, и морщит нос: ей нужно замаскироваться. Это слишком бросается в глаза. Она станет хуже слышать, но куда деваться? Она досадливо дёргает за одно ухо, понимая, что оторвать его не сумеет — не хватит сил. Вот у Шакала хватало. И это, — она корчит злобную рожицу и думает, что Шакала возродит последним, — было больно.
Но теперь нужно потерпеть: в таком виде она далеко не уйдёт. Жаль, у неё нет ножа или ножниц.
Лами подбирает осколок стекла, оттягивает правое ухо — и режет. Воет сквозь стиснутые зубы и прокушенную губу; по пальцам стекает кровь, пропитывает волосы. Лами глубоко вдыхает — и вторым движением отсекает ухо совсем. Роняет стекло и прижимает кровящий обрубок ладонью, с жадным интересом глядя на стиснутый в пальцах ошмёток плоти.
Это ведь тоже мясо. Хорошее, настоящее мясо, а не фальшивка.
***
Маленький домик на окраине Харгеона прячется за стеной цветущих жасминовых кустов. Красная черепица, выкрашенные голубым стены и белёные рамы, а хозяйка под стать ему — немолодая, но аккуратная седовласая дама в голубом халате.
Она открывает дверь, неодобрительно качая головой, потому что кто-то, игнорируя дверной звонок, барабанит по ней руками (как бы не повредил краску!). И потрясенно ахает, увидев на ступенях молоденькую явно беременную девушку — босую, в сорочке не по размеру и с засохшей кровью на руках и в волосах.
— Помогите мне, госпожа… где я? Я ничего не помню! — шепчет девушка, еле разжимая губы.
В широко распахнутых чёрных глазах стоят слёзы. Разве такие глаза могут лгать?
20 - 21.11.2018
