Хуже, чем смерть

      Каждый шаг давался ему с большим трудом. Ноги словно вязли в липкой голодной трясине, а не ступали по залитой солнцем сочной траве. Уходить было не просто тяжело. Невыносимо. Губительно для разума, почти обезумевшего от боли, разрывающей душу, и сердца, казалось, привыкшего ко всему, но тем не менее истекающего слезами и кровью. Уходить было равносильно самоубийству, но Солас ведь и так уже был почти мёртв.              Он остановился, глубоко дыша и вцепившись в посох, будто бы тот был последней опорой, не дававшей ему упасть рядом с каменными обломками давно покинутых строений и статуями кунари, совсем недавно ещё дышавших, не жалевших собственной жизни в попытке добраться до своей цели и уничтожить его…              «Скудоумные глупцы», — мысленно фыркнул Солас.              Усмешка переросла в надсадный кашель, отозвавшийся болью в груди. Во рту образовался кровавый сгусток, который Солас тут же брезгливо сплюнул. Плевок окрасил кармином изумрудные стебли, тут же сожжённые магией — никто не должен был заметить этого. Никто. Ещё ничего не кончено.              Даже столь лёгкое магическое усилие заставило взор помутиться. Мощь развевалась за плечами, стелилась следом невидимым плащом, в минуты опасности становившимся непроницаемым для любого рода атак щитом, но истощённому телу требовался отдых. Длительный сон, пусть и не такой долгий как утенера.              Разговор отнял все силы. Иссушил решимость и выдержку. Почти до конца. Почти… Эллана. Порой безрассудная, но неизменно смелая. Птичка Лавеллан. Та, которую он так и не осмелился сделать своей.              Его сердце стало незначительной жертвой. Оно ничего не стоило, хоть и корчилось в муках, ежесекундно терзающих мысли безжалостной памятью. Памятью о глазах встревоженной галлы, зелёных, как листва венадаля, о стане, подобном гибкой лозе, о пальцах, ловких и осторожных, боящихся спугнуть его. Его, недостойного даже одного их прикосновения. И, наконец, о губах, податливых, трепещущих и бесконечно манящих привкусом мёда и свежестью юности.              Ужасный Волк бы сейчас завыл от отчаяния, бешено зацарапал бы когтями землю, помчался бы прочь, брызжа слюной, в поисках того, чьей кровью смыл бы бессилие и безысходность, но Солас мог лишь замереть на месте, на краткое время стать одной из сотворённых им статуй, не смея даже закрыть глаз. Со стороны, должно быть, казалось, что он любуется делом своих рук, обозревая хищным взглядом этот осколок пути между мирами, подвернувшийся ему под ноги. Личина Фен’Харела срослась с ним куда сильнее, чем маска Соласа.              «Ещё не время для слабости, ma vhenan(1), слишком рано…»              Такие беседы, больше с Элланой, чем с самим собой, за годы разлуки стали его неотрывной частью. Единственным, что было позволено умирающему. Сколько Флемет подарила ему? Год? Пару месяцев? Утенера смогла бы вновь отсрочить неизбежное, но промедление и так стало самым большим его преступлением. Слишком многое поставлено на карту, слишком многое безвозвратно утеряно и развеяно в пыль, смыто временем, бессмысленно утекавшим сквозь пальцы даже сейчас, в эту самую минуту.              Но сил на следующий шаг всё ещё не находилось. Солас застыл, глядя вперёд. В едва заметной ряби элувиана ему почудились черты любимого лица, больше не обезображенного валласлином. Лица, за которое он, без сомнения, отдал бы свою жизнь, если бы она только могла принадлежать ему. Но счастье всегда было роскошью, доступной только в мечтах. И он позволил себе слишком замечаться.              Спина вновь вытянулась в тугую струну. Усилием воли Солас расправил едва заметно ссутулившиеся плечи и шагнул вперёд, не оставляя себе шанса вернуться.              «Прощай, vhenan, ar lath ma(2)».              Разве мог он позволить ей пройти этот путь вместе с ним, чтобы остаться в одиночестве? Раствориться во лжи, войне и крови? Потерять всё, чтобы в конце лишиться ещё большего?              Лучше причинить боль сейчас. Растоптать обидой то, что не успело окрепнуть. Уничтожить ненавистью и выжечь гневом. Убить ради спасения. Но спасения ли?              Солас закрыл глаза, погружаясь в туманную зыбь магического портала. Многое ещё предстояло свершить на этом пути, который станет для него последним, но самый тяжёлый шаг он уже сделал.