Две стороны одной монеты.

— Россия, Русский паренек повернулся к заведующему операцией, не уводя прицел автомата с немецкой головы. Под его глазами висели мешки, будто он не спал неделями, а то и больше. Но это не мешало ему убийственным взглядом протирать тела нацистов, вводя их в неловкость и напряженное состояние. Сам немецкий солдат был вжат в грязную блокаду, а глаза смотрели на дуло оружия, дыхание сперло, ноги подрагивали. — Товарищ Командир. — Ты остаешься здесь, разберись со всем этим балаганом. Я пойду доберусь до главного гада. Как услышишь выстрел, ставь наш флаг на крышу здания этих тварей, не жди меня. — его ноги помчались по земле, упитанной багряной кровью и боеприпасами, но его остановил тот же голос юнца со спины. — Как с ним обойтись? — дуло автомата в плотную прижалось к виску немца. Его зрачки сузились, а дышать он и вовсе перестал. — …Пристрели. И вот бежал он по разрушенному Берлину, не услышав, как несчастный солдат словил свинцовую пулю в висок, моментально умирая. Этот выстрел заглушали иные. Заглушали его женские и детские крики, яростный вой солдат. На его глаза попадалось невиданное насилие. Он смотрел, как советские солдаты ломали немецким шеи, как их ружья оставляли свой огненный след на чужих телах. Здания обращались в пыль, а земля горела адским огнем под военными подошвами солдат двух держав. Черепушки людей трескались под каменным обвалом домов, а единицы пытались сбежать из города как можно скорее, пока на них не обвалилось здание или не попала пуля в лоб. Советское войско перепрыгивало через блокады, ломало окна и заборы, лишь бы добраться до заветной цели. И срывали на улицах полотна и флаги нацистов, топтали их грязными сапогами, рвали на куски, обезумев от ненависти, горечи и ярости. Ноги Союза погрязли в крови, копоти и пыли. Но они смогли донести его до Рейхстага. Ноги, что не раз окунались в лужи крови, ступали по отбеленным и начищенным ступенькам, оставляя за собой грязные следы на ковре. Момент истины настал, значит скоро и расплата. Союз привстал у главного входа в кабинет, прислушиваясь и держа заряженный пистолет в руках. Но за большими, деревянными дверями было тихо. Не от того, что там никого не было. На самом деле, там была одна персона. Очень уставшая, которую уже растрепала война. Комната будто давила на психику своей внутренней тишиной, которая заканчивалась у закрытого окна, что демонстрировало все ужасы войны в одной картине. Так печально и нереально тоскливо. До чего же все дошло. Кабинет мог показаться нереально красивым, величественным. Но не сейчас. Это оплот тоски и горя, неудачи и провала в войне. Руки в черных перчатках открыли замочек и из тумбочки выглянуло огнестрельное оружие. Тонкое дуло, ровный курок. Скромный вид, аккуратный покрас. Прекрасный пистолет для роскошного самоубийства в кабинете Рейхстага. Пальцы ласковым движением гладили серебряное дуло ружья, а глаза любовались его красотой. Последний раз видит его, стоит попрощаться с ним достойно, пока его дуло не примкнуло к пульсирующему виску. — Ты служил долго и верно, исполни перед своим хозяином его последнюю волю. Отправь его на покой. Указательный палец прикоснулся к курку, поглаживая. Рейх лишь вальяжно уселся на качественно обшитое кресло, слушая его скрип. Его бездонные глаза смотрели в окно, где летели пули, кричали и топали люди. А резная, огромная деревянная дверь мучает его по сей день. Чувствовало его нутро, не обманет и на сей раз. За ним придут. Может, даже сию минуту его дверь выломают, оставив от нее лишь щепки, да доски. А эта война… Все таки, он сам добивался этого мракобесия, хаоса и раздора. Но не здесь, не в Берлине. Его грандиозный план провалился. Советы уже в засаде, остается только засечь, когда они лишат его жизни перед тем, как он сделает это сам. Он проиграл эту войну. Полное Поражение. Жестокий Провал. Дуло примкнуло к виску, а ноги облокотились на стол, лежа друг на друге. Начищенные сапоги блестели на свету угасающей люстры, а руки в перчатках мяли пистолет. Только палец начал давить на курок, а глаза блаженно закрывались, прощаясь с этим бренным миром… — Дверь не заперта на ключ… Хах, мне же лучше. — прижавшись плечом к дереву, командир напрягся. Как же ожидания немца были точны и верны. И правда ведь, вломились. Он приоткрыл глаза, подняв веки. Глаза СССР посмотрели на пистолет, который дышал своим дулом в висок нациста. — Что, уже и до этого успел опуститься? Неуж-то боишься смерти солдата, на поле боя? — его кончик губ дернулся вверх от некого превосходства. — Слишком много погибло в этой войне, от того, что я умру таким же образом, в любом случае будет много значить сама моя смерть, а не как она произошла. — Тебе ли судить о погибших, нацистская гадина? — он направил пистолет прямо на него, прищуриваясь от злости, что сидела в нем эти четыре года. — Не плюйся оскорблениями, тебе же хуже. — прыснул Рейх, подвигав ногами на столе. — Не тебе меня учить, кого стоит бранить. Как минимум ты заслужил того, чтобы тебя прилюдно выпороли. — Союз оскалился, сжав пистолет в тисках своих пальцев. — Сколько агрессии…а ты не поменялся, я смотрю. Война тебя не пошатнула. Хорошо ли это или плохо? Мне бы знать. Вот только ответь мне на вопрос, чем мои поступки ужаснее твоих? Чем твои пытки над моими солдатами были более милосердными, чем над моими с твоими собственными людьми? А твои поступки до ввязывания в эту мясорубку? Твои женщины и дети страдали не больше моих. Война была ошибкой, я это признал, но вот ты? — говорил нацист, с дулом у виска — Ты будешь гордиться своей победой? — Рейх. — тихо сказал тот. Его глаза будто потемнели. — Я не сомневаюсь, будешь. Будешь устраивать грандиозные парады, найдешь повод для веселья. А танки будут величественно ездить по главным площадям твоих городов. Знай, что при победе я поступил бы точно так же. У нас одна цель, Союз, но методы разные. Мы с тобой лишь две стороны одной монеты. Союз молчал, чуть опустив руку с пистолетом вниз. — Хоть ты выслушал мою исповедь, за это я тебе буду благодарен. — дуло вжалось в висок. Выстрел. И потекла кровь вниз по подбородку, упал пистолет на пыльный пол, брякнув, а взгляд устремился вверх. Руки расслабленно упали на подлокотники, ноги свисали со стола. И только Союз, озадаченный заданными вопросами о смысле войны стоял на месте. Стоял и смотрел на труп своего врага. Он же именно этого и хотел, не так ли? Смерть Рейха должна была его обрадовать, но не заставить смотреть пустым взглядом на лежащее тело в роскошном кресле. Его ноги зашагали к столу, а рука потянулась к глазам. Пальцы притронулись к векам, накрывая ими пустые отныне очи, отдавая даже ему дань уважения. Все таки, он тоже был живым существом, со своими мечтами и грезами. — Отец! Отец! — кто-то кричал из коридора. Явно Россия. — Россия? — спросил СССР у вбежавшего в кабинет паренька, мигом убирая руку с глаз мертвеца. — Мы сделали это! Мы повергли нацистов! — кричал тот, но его взгляду попался мертвый нацист — Ты убил его, слава богу! — …Да, убил. — вздохнул он. — Как все прошло? Он сожалел, молил о пощаде? — задыхаясь, спрашивал тот. — О пощаде он не молил, но высказал все, что надумал за эти года. — И каковы были его слова? — Я расскажу тебе об этом дома. Что теперь? — Да, точно! Тебя уже все заждались, пойдем, отец, возглавишь нашу последнюю операцию в этой войне. — подпрыгивая на месте, он умчался из кабинета. СССР лишь только успевал бежать за юрким мальчишкой все выше на крышу Рейхстага. Там его ждали дорогие ему люди, солдаты, родные. Взобравшись на крышу, ему подали флаг. И был воткнут он в крышу нацисткой власти, гордо развеваясь на ветру. Все были рады. Они смеялись, кричали от счастья. Но Союзу хватало лишь оглянуться, посмотреть вниз. Разрушенные дома, ни в чем неповинные женщины и дети, которые не имели никакого отношения к войне тонули в грязи и крови. Солдаты, которые шли на войну ради семьи, сейчас, возможно потеряны или убиты. У СССР просто не хватило совести нацепить улыбку на лицо, лишь показать себя суровым и непоколебимым. Все таки, Рейх был прав. Он ничем не лучше.