(не)больно

Кагеяма очень странный: он всегда наблюдает краем глаза, почти никогда не обращается ко мне без повода и часто просто молчит. А ещё странно то, что недавно я стал замечать глупые мелочи, которые почему-то стали для меня донельзя важными. Перед подачей Кагеяма обычно ударяет мяч о пол три раза, выбивая ритм песни. Волосы Кагеямы обычно вьются только тогда, когда он выходит после душа и с них мелкими капельками стекает вода. Кагеяма за последнюю неделю улыбнулся искренне только три раза: когда у него получилось освоить новую технику подачи, когда он дал очень точный быстрый пас и когда спал. А ещё Кагеяма красивый — и это самое странное. Хочется прикоснуться невзначай, хочется подержать за руку, хочется подойти немного ближе. И все время, когда я смотрю на него, мне кажется, что мир разбивается вновь и вновь. — Хината, ты идёшь домой? Я открываю глаза и вижу перед собой Сугу — единственного человека, ещё находящегося в раздевалке после тренировки, не считая меня. Я неловко улыбаюсь: видимо, уснул. Осматриваюсь — и почему-то становится грустно. — Все уже ушли? — спрашиваю, пытаясь не выдать своё настроение, но Суга все равно понимающе улыбается, будто знает причину моих терзаний. — Кагеяма вышел совсем недавно, он ждал тебя, но, видимо, не хотел разбудить. Ты ещё можешь его догнать. Я киваю, пытаясь проигнорировать эти намеки в голосе парня, и быстро выбегаю из здания школы, надеясь, что Кагеяма идет нашей обычной дорогой домой. Вдали я замечаю его силуэт — слишком темно, трудно разглядеть, но по обычной небрежной походке сразу видно, что это он. Дежурная улыбка на лице — и я подбегаю к нему, чуть ли не ударяясь в его спину, и тот удивлённо оборачивается. — А ты здесь откуда? — закатывая глаза, говорит Кагеяма. — Почему ты меня не разбудил? Я думал, не догоню… — Я просто хотел пойти домой один. Что, думаешь, не справился бы без тебя? Как-то слишком холодно и непохоже на Кагеяму. Обычно при таких словах он бы посмотрел прямо в глаза своим самым страшным взглядом, но теперь будто специально пытается улизнуть, глядя куда-то позади меня. Я неловко пожимаю плечами и пытаюсь свести всё к шутке, но по атмосфере сразу понятно, что что-то не так. Смотрю на Кагеяму: что-то нервное есть в его взгляде, что-то такое, что заставляет меня покрываться холодом. Разве я сделал что-то не то? Может, он понял… Закрываю глаза и считаю до десяти. Нет, конечно, он не мог ничего понять. Да, несмотря на мою неосмотрительность, последние несколько дней я вёл себя, как и всегда, ничем не выдавая смешанные чувства. Или, может, тот случай в раздевалке, когда я лишь немного задержал взгляд на торсе Кагеямы? Или… Чувствую притуплённый удар ногой. Ещё секунда — и я падаю на землю. Жаль, все случается не так, как в книгах, и боль отдаётся в коленках, но все же открыть глаза и увидеть обеспокоенного Кагеяму — это, наверно, лучший подарок во всем мире. — Придурок Хината! Ты что, не умеешь под ноги смотреть? Чего глаза закрыл? — он приседает рядом со мной, и от нахлынувшей эйфории я впервые чувствую себя неловко тогда, когда он берет мою ногу и задирает штанину. Ткань возле правого колена пропиталась кровью, похоже, отделался я немного похуже, чем мелкой царапиной. Я закрываю глаза и пытаюсь не выдать испуга: ненавижу кровь, а боль — ещё больше; и, несмотря на радость от беспокойства Кагеямы, из-за прикосновений его пальцев у меня вырывается глухое шипение. — Ну тише… похоже, ничего серьезного, но надо бы обработать… Столько кровищи и ничего серьёзного? Умеешь приободрить, Кагеяма. — Все в порядке, — глупо отзываюсь я, пытаясь разгладить момент и переключить внимание. Вся эта ситуация ещё раз сделала меня дураком в глазах Кагеямы. — Да я вижу, что в порядке, — впервые за этот день он смотрит мне в глаза, затем поправляет штанину и поднимается. — Мой дом ближе, так что пойдём ко мне, я тебе обработаю рану… идти хоть сможешь? — Да, конечно, смогу… — как болванчик киваю я, и только после этого до меня доходит смысл сказанного. — Стой, что? К тебе домой? Разве это будет удобно? Не стоит… — Хватит отнекиваться, у меня и так никого нет, мама на работе допоздна, а отец с нами не живет… так что пошли. Черт. Черт. Черт. Что же делать в такой ситуации? Как только я поднимаюсь на ноги, Кагеяма идёт вперёд, и у меня не остаётся другого варианта, кроме как идти за ним. Кажется, будто я всегда хотел чего-то такого — повода, когда я смогу наконец признаться, но чтобы он наступил так быстро… это, мягко говоря, выбивает из колеи. Хоть мы и сбросили темп, все равно как-то чересчур быстро доходим к его дому. Теперь главное: это скрыть своё волнение. — Проходи в гостиную, я сейчас вернусь с аптечкой. Внутри в доме парня чисто и убрано, в принципе, что и ожидалось, ведь он живет один с матерью. Здесь Кагеяма каждый день собирается в школу, спит, ест и… так, надо прекращать. Я протираю глаза и вздыхаю, затем отправляюсь в гостиную и сажусь на диван, дожидаясь парня. Тот совсем скоро появляется с аптечкой и приседает на пол. Отчего-то его вид будоражит, и я пытаюсь подавить совсем некстати появившееся возбуждение, понимая, что это совсем не подходящая ситуация для подобного. Тот безмолвно проделывает то же самое, что и на улице, теперь уже начиная обрабатывать порез спиртом. Из-за покалывания и жжения не могу сдержаться, издавая болезненный стон. — Больно? Сейчас… — он ещё раз обрабатывает порез и после этого дует на рану, и… В голове все мешается. Кагеяма прямо передо мной, на коленях, обрабатывает мои раны, делая всё для того, чтобы мне не было больно… в груди теплеет, а на раскрасневшемся лице невыносимо большая улыбка — не в силах её скрыть. — Чего улыбаешься, придурок Хината? — смущенно бормочет Кагеяма, обвязывая колено бинтом, и я все ещё не могу отделаться от чувства, что надо что-то сказать, не отпускать, прижать… — Да так, — немного с досадой говорю, потому что никогда ещё мне не было так трудно рассказать о том, что чувствую. И сейчас — Кагеяма передо мной, я могу сказать, могу сказать… Черт, черт, черт… Кагеяма поднимается, а я, все ещё не вымолвив ни слова, просто хватаю ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Может, всё-таки не очень подходящий момент?.. Слишком рано? Я закрываю глаза. Почему-то становится грустно: как я могу так всё упустить? Чего я боюсь? Разве после этого Кагеяма рассмеется, или сделает что-то, чего я не смогу перенести? Чего… К моим губам прикасается что-то тёплое. Секунду я не дышу и не думаю — это происходит так неожиданно, что появляется чувство, будто весь воздух выбили из легких. Слегка приоткрываю глаза и вижу лицо Кагеямы. За считанные мгновения я чувствую всё и сразу: шок, неверие, радость. Стараюсь хоть как-то ответить на поцелуй — получается неуверенно, влажно и очень жарко, будто бы сейчас как минимум плюс сорок. Затем Кагеяма приподнимает меня, и я сажусь на его колени, неловко сжимая рубашку парня и чувствуя покалывание в пальцах от каждого прикосновения. Сейчас он близко, запредельно близко — и это так хорошо, чувствовать, как его рука приподнимает край моей футболки и… Внезапная боль отрезвляет и ставит все на свои места. Всё же не мое это, не могу терпеть, и задетое колено ещё раз тому подтверждение — я кривлюсь и утыкаюсь в плечо Кагеямы, и тот мгновенно останавливается, чувствуя неладное. — Просто… колено… — бормочу я, пытаясь восстановить дыхание после случившегося, что оказывается безумно сложным заданием. — Это… ты… — я отодвигаюсь и смотрю в аметистовые глаза. — Ты… ты… — Придурок Хината, — бормочет Кагеяма, покраснев от смущения, — перестань уже. — Но… я тебя… ты мне… — Неужели не ясно? Да, ты мне тоже нравишься. Да, мы будем встречаться. А теперь успокойся. Ты идиот, Кагеяма. Успокоиться? Черт… Я облокачиваюсь на его плечо и глупо улыбаюсь.