***
Входная дверь громко щёлкает и со скрипом открывается, принося в дом холодный и сырой лондонский воздух. Шерлок стягивает с себя мокрые ботинки, снимает фетровое пальто, запорошенное снегом, небрежно кидая на кресло Джона, и тихо направляется в спальню, стараясь не скрипеть старыми половицами. Комната дотлевает в тишине полумрака, что разъедается мягким светом настольной лампы. Джим растянулся на всю кровать и, не потрудившись даже раздеться, уснул в привычном ему костюме от Вивьен Вествуд. Шерлок вздыхает: Мориарти вновь не дождался его прибытия. Размеренными шагами он подходит к постели и садится на край, чуть скидывая на пол лёгкое одеяло. Замерев на миг в сомнениях, Холмс протягивает к Джиму руку и мягко касается его тела: сперва аккуратно поглаживает вишневые губы, затем нежно обводит пальцами кадык, и практически невесомо целует в выпирающие ключицы. Он развязывает галстук Джеймса, безо всякого интереса откидывает его на спинку кровати и расстёгивает черные блестящие пуговицы на его рубашке. Мориарти рвано выдыхает, но просыпаться и не думает; Его щеки пылают, глаза чуть прикрыты, пушистые ресницы подрагивают, брови цвета сажи нахмурены, а темные, как смоль, волосы растрепаны, без единого намека на аккуратную укладку. Его обыкновенный образ здесь и сейчас разбит и сожжён, и перед Шерлоком лежит самый настоящий Джим Мориарти — без лишних прикрас и напыщенных реплик. И Шерлоку он таким, несомненно, нравится. Шерлок нервно улыбается краешками угловатых губ и целует его: в нос, в губы, в щеки — всюду, до куда прямо сейчас способен дотянуться. Джим фыркает сквозь сон, однако на лице его застывает счастливая улыбка. Уже смелее Холмс проводит робеющими кончиками холодных пальцев по шее Джеймса, отмечая про себя ту дрожь, что мимолётно пробежала по коже криминального консультанта. Его руки стремительно скользят ниже, он расстегивает гладкую пуговицу брюк Мориарти и плавно тянет собачку молнии вниз, словно стараясь отчаянно продлить это мгновение, проведённое в томящем и сладком неведении. Вслед за рубашкой и пиджаком куда-то в темноту кровати полетели и штаны; Джим дёргается и переворачивается на бок, сминая в руке простыню. Детектив утомленно вздыхает, аккуратно складывает брюки Джеймса пополам, поднимает измятую рубашку с пола и кладет на стул. Выключатель лампы непривычно громко щёлкает, разрушая на миг стоящую вокруг тишину. Спальня погружается в непроглядную тьму ночи, где слышно лишь тихое сопение Мориарти, шорох одежды раздевающегося Шерлока и гул спящего новой жизнью Лондона. — Который час… — бурчит себе под нос Джим, приподнимаясь на локтях и, с трудом разлепив словно налитые свинцом веки, оглядывается на горящие в темноте алым цифры на электронных часах. — Три часа ночи, боже, Шерлок! Мориарти с недовольным вздохом вновь упал на накрахмаленные смятые простыни. Его Джим был все также эмоционален, как и раньше, однако сейчас сил на показушность у него не было, поэтому даже когда Шерлок коснулся его руки, он лишь взял его запястье и крепко сжал, не желая отпускать. Шерлок уверен отчего-то — чтобы сейчас не произошло, Джима он не отпустит. В темноте он находит наполовину покоившееся на полу одеяло и натягивает его на Мориарти, укрывая. Джим обхватывает пальцами другой руки его локоть, Шерлок с неуверенностью касается его волос, наклоняется и целомудренно целует в макушку. Затем, как был, ложится рядом на бок и касается губами впалой, гладко выбритой щеки Джима, от чего по телу того пробегает лёгкая дрожь. Мориарти невероятно близко, так, что непривычное тепло вдруг разливается по телу, и дыхание Шерлока сбивается к чертям. — Все хорошо? — хрипит Мориарти, в одиноком отчаянии жмясь к его груди. — Все прекрасно. Спокойной ночи. Веки Джима смыкаются, он утыкается лбом Шерлоку в плечо и через несколько мгновений вновь засыпает, обхватывая дрожащими руками плечи Холмса. Неосознанно, конечно, но для Шерлока — для них, — подобный жест — верх доверия. Детектив вслушивается в тихое сердцебиение Мориарти, и сам вскоре затихает, сгребая его в охапку. За окном с невиданной для Лондона силой валит снег, засыпая крыши домов, замеревшие в ночи парки и скверы холодными хлопьями. Истлевшее в ночи небо усыпано россыпью звёзд, на первом этаже их квартиры царит мертвая тишина, а в плотном кольце рук Шерлока спит его Джим Мориарти. Завтра кто-то определенно умрет.Часть 1
12 мая 2019 г. в 18:19
У Джима были холодные руки, аккуратные угловатые брови и синяки под глазами от постоянного недосыпа и вечной работы. Его эпатажный образ, дополняющийся периодически надетыми не по погоде солнцезащитными очками, ныне разбивался о реальность его настоящего облика — облика непомерно уставшего и одинокого человека. Джим не любил жаловаться и рассказывать людям о терзающих его душу проблемах, и Шерлок в подобном вопросе исключением не был.
Джим был закрытым и терпеть не мог разговоры о его личной жизни с подросткового возраста. С тех самых пор, когда его мать впервые завела речь о его отношениях, Мориарти с уверенностью решил, что более никогда и ни с кем не заговорит о подобном, оставляя в стороне все потуги семьи завести разговор о его личной жизни. Джим вовсе не был яростным противником своих чувств, напротив — с тем же Холмсом обсудить их последнюю и вечную проблему он был бы точно не против, вот только его Шерлок подобный подход замалчивания с радостью поддерживал, в корне разрушая все, пусть и хранившиеся где-то в глубине его души, мечты о неизведанных ранее чувствах.
Шерлок был резок и пустым диалогам предпочитал тишину, так что с Джимом разговаривал редко. Этот примитивный способ взаимодействия явно не для него, и явно не для Джима. Чтобы понимать друг друга вербальное общение не нужно, а слова лишь путают ноосферные потоки космоса. Шерлок был одинок и невероятно опустошен после всего происходящего за последние годы, ведь спутников помимо Джона (ныне практически исчезшего из жизни Холмса) у него ни разу не было. Не было ни единой души, способной выслушать и понять. А с недавних пор остался только он и официально мертвый Джим Мориарти. Один на один.
Его Джим часто был эмоционален и сдерживать себя не любил, однако проявлялось это в обществе немногих. Шерлок входил в список тех удачливых и исключительных личностей, кому Мориарти целиком и полностью доверял и мог открыться не только в плане работы, но и в плане своего эмоционального состояния. Для него было нередкостью выслушивать периодические крики Джима, обычно сопровождающиеся разбитым стеклом его сотового телефона (вскоре Шерлок все же решил поставить защитное, пусть надолго его не хватало) или истрепанными нервами очередного провинившегося служащего. Шерлок привык, несмотря на свои принципы, успокаивать Джима после подобных срывов. Научился со временем.
Джим затихал лишь в преддверии чьей-то скорой кончины — от его собственной руки. Он часто замирал на месте, вздрагивал без повода, и его эмоциональное состояние было нестабильнее, чем когда-либо. Он замолкал, мог часами сидеть рядом с Шерлоком и, практически не моргая, глядеть в одну точку на старых обоях в гостиной. Именно в таком состоянии он сам приходил к Шерлоку и засыпал с ним в обнимку. Именно в таком состоянии он доверял Шерлоку так, как не доверял ещё никогда и никому.
Джим был одинок, непредсказуем и непостоянен, Шерлок же спокоен и тих, однако один из них жаждал близости с юношества, а другой — невероятно противился телесных контактов.
И оба были до зубной боли глупы.