Часть 1
9 мая 2019 г. в 23:10
— Ты всё для меня...
Нежные женские ладони касаются моей щеки и медленно спускаются ниже, к подбородку. Горячее прерывистое дыхание обжигает губы. Её пальцы находят их, рассыпая осторожные касания. Чувства разрывают органы изнутри, проливаясь наружу ярким, слепящим светом и обжигая разгоряченные тела. Жажда, невыносимая жажда страсти окутывает разум, ослепляя и оглушая меня.
— Мы так близки...
Вторая ладонь неожиданно падает на мою, стремительно поднимаясь выше, скользя по плечам и ключицам. Достигнув шеи, останавливается, после также резко опускается вниз. Я чувствую, как место, покинутое теплом, неприятно охлаждается. Чужие пальцы прекращают блуждать по моим губам, оканчивая (или только усугубляя?) пытку надо мной. Острое желание взрывается фейерверком внутри, и этот взрыв нещадно расползается по всему телу. Температура воздуха будто бы накалилась до предела — это доказывает нехватка кислорода в лёгких.
— Всё это было ошибочно.
Сознание будто пробивает кнутом. Слух пронзает душераздирающий вопль, и я поднимаю голову навстречу ему.
Парень, стоящий на коленях напротив меня, неудержимо рыдает и кричит, не имея возможности пошевелиться. Эти крики пробивают на жгучие слёзы жалости и осознания безысходности ситуации. Полуголое юношеское тело, покрытое ожогами, оставленными окурками недокуренных сигарет, содрогается от нестерпимой боли. Его руки подняты вверх – намертво прикованы к склизкой бетонной стене за запястья.
В этом холодном и воняющем плесенью подвале нас было семь человек. Семь незаконно пленённых парней одной сумасшедшей кровопийцы, которая за один день убила троих из нас. Джин был первым. Я не знал его лично. Но это зрелище, когда она подвесила к потолку раздетого и забитого до изнеможения студента ногами вверх, и медленно стягивала тонкой ниткой тонкую шею, повергло меня в ужас. Я закричал, за что и поплатился: это чудовище отрезало ножницами мой язык. В этот же день (или вечер?), ушли из жизни Тэхён и Намджун, которые также не были послушными мальчиками и слишком громко кричали и пытались вырваться из оков. Все тела, сброшенные в одну кучу у противоположной мне стены, хранятся до сих пор.
Я не сразу замечаю причину оглушающих криков парня, который находился прямо посередине помещения, пока в шее не появляется острый длинный клин, прорвавший эту часть тела насквозь. Застывшие в болезненном шоке и ужасе глаза очередной жертвы медленно закатываются, изо рта течёт ленивыми струйками алая жидкость. Клин медленно, словно наслаждаясь пыткой, дергается из стороны в сторону, образуя и растягивая дыру во плоти. Помещение наполняется страшными мерзкими звуками разрывающейся кожи и пугающего до дрожи костей безумного женского смеха. Оружие, дернувшись последние пару раз, разрывает растянутый эпителий и снова исчезает. Голова мученика, ранее обращённая лицом к потолку, падает навзничь, оторвавшись от плоти. Вишнёвая кровь брызжет фонтаном, заливая собой пространство вокруг убитого. Я опускаю голову, зажмурив глаза, роняю скупые слёзы.
— Тебе понравилось представление, любимый?
Только не смотреть на лицо обезумевшей. Только не повторять этой ошибки вновь.
— Что, язык проглотил?
Снова мерзкий хохот отдаёт, словно пощёчиной, по сознанию. Открываю глаза, безумным взглядом устремившись прямо на оторванную башку, возле которой уже лисиной походкой ходит убийца. Серые, уродливые ноги ступают на ледяной пол, коварно растягивая каждый шаг, что направлен в мою сторону. Короткий белый сарафан пропитался грязью и сгустками крови убитых людей. По моему телу пробегают мурашки. Я застываю в непередаваемом ужасе.
— Мы прекрасно сегодня повеселились с Юнги, — кривые длинные руки опускаются к голове убитого, пальцы, окунувшись в крови, размазывают её прямо по мёртвому лицу, превращая ампутированную часть тела в месиво. — Как жаль, что он больше не может обрадовать меня своим пением. Тебе ведь тоже жаль, любимый?
На её вопрос я покорно киваю, сдерживая в себе рвущиеся наружу крики отчаяния. Все мы, притихшие и не двигающиеся узники прекрасно знаем, какие последствия имеет «пение». Незаметно стараюсь отодвинуться подальше, к стене, от психопатки, но попадаюсь с поличным, едва шевельнувшись.
— Тварь! Как ты смеешь двигаться без моего разрешения? — с ужасом наблюдаю, как она быстро сокращает расстояние между нами, подбирая на ходу пустую бутылку из-под пива, с размаху кидает мне в лоб, наблюдая выпученными глазами за результатом. По моему лицу скатываются горячие толстые струйки, а во лбу, кажется, застревает маленький осколок, который мне вытащить не дадут прикованные кверху запястья. Я с огромным трудом остаюсь в сознании, продолжая смиренно ожидать действий нашей мучительницы. — Знаешь, что делают с теми...
Подобрав самый крупный осколок с бетонного пола, произносит она, кардинально меняя тон голоса с притворно-ласкового на стальной.
— ... кто нарушает правила?
Неуверенно веду головой в сторону, ощущая режущую ноющую боль во лбу, когда случайно морщусь. Смотрю в упор на ненавистное сейчас, но когда-то притягательное, лицо
Она делает шаг.
— Их наказывают.
Я поднимаю голову, глядя заплаканными глазами в когда-то горячо любимые глаза. Раньше она была такой чистой и нежной, наполненной любовью и заботой... Её взгляд был по-детски невинным. Кто мог знать, что эта девушка больна? Кто мог знать, что в её подвале могут быть заперты четыре человека, выстроенные в линейку у одной стены и лишённые всех человеческих нужд на протяжении двух дней?
Никто не знал и не знает. Никто даже и не догадывается, что светлая и улыбчивая студентка может зверски издеваться над заключёнными, из которых живые остались только три человека, включая меня?
Даже я не догадывался.
Её свободная рука, испачканная чужой кровью, ложится мне на лицо поцелуем бабочки — так же легко и непринуждённо; я ощущаю каждой клеточкой тела безграничное отвращение, и непроизвольно окунаюсь в воспоминания прошлого, которое привело меня к неминуемой смерти.
— Останься со мной... — щенячьи глаза прожигают меня, отчего я чувствую укол совести. Приготовленный мне подарок, обернутый в красивую упаковку, падает прямо в лужу между нами. Дождь усиливается, из-за этого девушка промокает до нитки, а её волосы неприятно липнут к посеревшей от частого курения коже. Она опускает взгляд на упавшую вещь, выронив слезу, что смешалась с каплями дождя. — Даже если не любишь, прошу, останься.
Сжимаю руки в кулаки, нервно переминаясь на одном месте. Меня раздражает это наполненное слепой надеждой и страданием лицо, раздражает её неестественная худоба и прилипшая к телу мокрая черная футболка. Ничего не ответив, отворачиваюсь и иду в противоположную сторону, оставляя девушку наедине с разбитым в клочья сердцем.
— Чимин! Нет! — её голос безнадёжно срывается, но мне безразлично её душевное состояние. Лишь чтобы убедиться, что ей плохо, поворачиваюсь на мгновение и, увидев упавшее в лужу на колени женское тело, ускоряю шаг...
— Ты пахнешь сладостью... — обрывистое дыхание девушки вновь пробегается по моему испачканному лицу. Это существо нельзя назвать девушкой. Даже человеком нельзя. Зверь, ничтожество, убийца. Я прихожу в сознание и судорожно выдыхаю, выдавая свой нарастающий с каждой прожитой секундой страх. — Ты меня боишься?
Молчу, испуганно глядя прямо в её озверевшие очи. Чужая рука, сжимающая теперь осколок, поднимается вверх и, разрезая воздух, втыкается в мое сильно раскрытое от страха глазное яблоко. Взвыв, словно раненое животное, извиваюсь из стороны в сторону и немым ртом издавая непонятные звуки. Лицо орошают кровяные ручьи, смешанные с жидкостью, наполняющей глаза. Я захлёбываюсь собственной кровью. Дикая, нет, дичайшая боль парализует тело, когда осколок повторно втыкается в уже проткнутый глаз. Ещё, ещё и ещё раз, с каждым разом все быстрее и беспощаднее разрывая брови, переносицу и круги под глазами. Эти адские, невыносимые муки выбивают из лёгких воздух, заглушают своим писком мои звериные крики, и в конце концов я выпадаю из реальности, уже не слыша, не чувствуя и не видя ничего...
— ... пожалуйста, нет, не меня, нет...
— Будь послушным мальчиком. Это интересная игра, тебе понравится, Чонгук~и.
— Нет, нет, не надо... Нет!
Протяжный визг режет слух. Пытаюсь открыть глаза, но тут же ощущаю режущую боль, будто в глазах застряли тысячи игл, а рваные веки отказываются открываться, намертво прилипнув к исцарапанной коже. Нервно дёргаюсь из стороны в сторону, выдавливая из себя стоны и нечеловеческие звуки в унисон с визгами новой игрушками убийцы, но не чувствую, как кожа сдирается в кровь о бетонную поверхность стены. Крики Чонгука, мои стоны, истеричный смех психопатки — всё смешивается воедино. Паршивый запах гари переходит в вонь сжигающегося мяса. Даже не могу представить, что она делает в этот раз с жизнью невинного.
— Если не ты, то кто, Чонгук-и?
Крик мученика, наконец, обрывается. Его заменяет треск костра и мои стоны, которые просто невозможно сдержать в себе. И они не ускользают от внимания этой твари.
— Чимин, ты уже проснулся? — с ужасом осознаю, что она стоит позади. Внезапно руки убийцы ложатся на мои уничтоженные глаза, отчего боль снова отдаёт разрядом тока в мозг, а я уже с трудом могу разобрать чужую речь. — Все мои игрушки сломались, остался ты один, любимый...
— Останься со мной... — томно шепчет прямо в губы, исследуя моё оголённое тело замёрзшими пальцами. Ресницы её закрытых глаз дрожат, я опускаюсь и оставляю лёгкие поцелуи на висках. — Даже если не любишь... Просто дождись...
Холодная вонючая жидкость проливается на моё лицо.
— Дождись же, когда я любить перестану, — ледяные губы жадно терзают мои, а я уже готов продать душу, лишь бы растянуть этот момент навечно.
Я слышу чирканье спичек и ощущаю, как одна из них падает прямо в мои разбитые глаза, а уже спустя мгновение жаркий огонь разъедает мою кожу.