And It Still Comes Back to Us

Первое, что она видит, приходя в себя, — Стив: его подбородок наклонен вперед, светлые волосы падают на лоб, его брови так слегка нахмурены, пока он смотрит в альбом для рисования у себя на коленях, водя карандашом по странице короткими, быстрыми движениями. Штриховка. Она и не знает, как часто слышала этот звук, сидя напортив него за столом, рядом с ним в зале для переговоров или на его крошечном диване в его дурацкой квартире в Вашингтоне, и она определенно не помнит последний раз, когда слышала его. Должно быть, это было годы назад. Стив рисовал на любом обрывке бумаги или куске салфетки, до которых мог добраться, когда они подались в бега после заключения договора, но после щелчка все было иначе. Его руки едва переставали трястись хоть ненадолго, его тело было таким же беспокойным как и ее, хотя он выходил в их сломленный мир, направив свою энергию в группы поддержки и став волонтером, в то время как она била боксерскую грушу до тех пор, пока на костяшках ее рук не появлялись свежие раны, выпускала сотни и тысячи пуль, стреляя по целям день за днем. Она привыкла думать, что это смешно, то, как этот тихий, простой звук казался ей успокаивающим. Но теперь? Она, вроде как, любит его. — Если это рисунок, на котором я сплю, — заговорила она, улыбаясь тому, как его взгляд переключился на нее, он весь расслабился, садясь немного прямее в своем кресле, — я возьму твой карандаш и кину его тебе в голову. Он смеется, выдыхая, откладывая альбом на прикроватный столик, наклоняясь вперед, упираясь локтями о кровать, слегка задевая ее. Порой, когда она была в отключке в комнате для гостей Тони и Пеппер, он пробирался внутрь и передвигал кресло из угла ближе к ней, едва ли на расстояние фута. Не то чтобы она ожидала чего-то другого. Когда они вернулись обратно из космоса, обратном из времени — с тех пор как она вернулась обратно к жизни, возвращая камень души на эту заброшенную планету — она едва ли сделала два шага без поддержки чьих-либо рук, обнимающих ее. Было много слез, их слез и ее, и, когда они заговорили все сразу в порыве чувств и стали задавать вопросы, Ванда унесла ее прочь и закрыла собой, заставив своим взглядом всех замолчать. Наташа лишь покрепче обняла девушку, улыбаясь и убирая за ухо выбившиеся пряди волос, и Ванда налила всем чай, когда они столпились в комнате Тони и Пеппер и сели вокруг кровати Тони, рядом с которым лежала Морган. Использование камней почти полностью обуглило его правую сторону, почти что убило, но, каким-то образом, он умудрился выжить. (Кажется, такое происходит сплошь и рядом в последнее время.) Сэм поинтересовался, почувствовала ли она удар от падения, помнит ли она вообще, и она думает, должно быть, нет, потому что она не помнит боли. Она вообще ничего не помнит. Она помнит, как закрыла глаза, помнит ощущение падения, а затем… Затем она очнулась в воде, жадно глотая воздух, и Стив звал ее, поднимая и обнимая, почти что в панике бормоча ее имя. Он прижимал ее так близко, было почти больно, но она не смела просить его отпустить ее. Она хотела чувствовать его тело, прижимающееся к ее. Она хотела знать, без каких-либо сомнений, что он был настоящим. — Ты ужасно жестока для того, кто проспал пять часов, — сострил он, его голос был тихим, а лицо находилось близко к ее. Она в удивлении приподнимает брови. Пять часов. Она лишь хотела прилечь ненадолго, после того как Тони заснул, и они вышли из его комнаты, но оказывается, ее усталость была сильнее, чем она предполагала. Его губы растягиваются в улыбке, когда он видит ее реакцию. — Ты отключилась, как только твоя голова коснулась подушки. Кажется, у тебя было достаточно впечатлений для одного дня. — Что ж, технически, — говорит она, удерживая его взгляд, и поворачивается на бок, подкладывая руку под голову, — я определенно точно отсутствовала несколько дней. Стив снова смеется, хотя она видит, как выражение его лица становится мрачнее, на лбу появляются складки, пока он окидывает взглядом ее лицо. Он сглатывает и тянется к ее руке, его пальцы сжимаются вокруг ее, пока он проводит большим пальцем по костяшкам ее руки — вперед и назад, тихо и отвлеченно, и она позволяет ему погрузиться в свои мысли. Позволяет ему вернуться самому. Он всегда возвращается, и часть нее знает, что он всегда вернется. Она не вполне верит в судьбу или рок, но она верит в Стива, и это все, что ей нужно. — Сегодня мы должны были устроить твои похороны, — говорит он ей, и его горло сжимается. Ее дыхание сбивается, но только на мгновение. — Правда? — спрашивает она. Он снова сглатывает, кивая. — Я… Я собирался за тобой. Клинт не смог заставить себя отправиться за твоим телом, но в следующую же секунду, как только он вернулся домой, он об этом пожалел. Так сильно, Нат, — от звука ее имени в груди у нее что-то екнуло, чуть ли не выбивая из нее весь воздух. — Он хотел быть тем, кто вернет камень души на место и привезет тебя домой, чтобы мы смогли устроить ту красивую церемонию, которую приготовила Ванда, но я не хотел, чтобы он снова видел тебя такой, — он качает головой. — Я даже не был уверен, смогу ли я с этим справиться. — Справился? — спрашивает она, медленно моргая, боясь отвести взгляд, хоть слегка пошевелиться. Он сжимает ее руку сильнее, как будто это был спасательный трос, и она улыбается. Уголки его губ дергаются, и на его лице в ответ появляется легкая улыбка. — Я сорвался, как только мои ноги коснулись земли, — его голос едва ли громче шепота, но его слова занимают все ее мысли, где-то в районе желудка она чувствует тепло, которое разливает по ее венам, хоть грудь ее и сжимается от выражения искренней скорби в его глазах, когда он проигрывает в голове этот момент. — Стив, — такое чувство, что ей нечем дышать. — Я почти что бросил там камень и ушел, — признает он, отпуская короткий, безумный смешок, вне всякого сомнения представляя, что случилось бы, поступи он так. Он не осознавал шанса, который упустил бы. Затем он качает головой, будто пытаясь избавиться от этой мысли вовсе, и снова встречается с ней взглядом. — У меня не было возможности осознать, что тебя действительно не стало. Мы оплакивали тебя. Мы все, но нам столько еще предстояло сделать… было столько всего, на чем нам нужно было сосредоточиться. Даже после, когда Тони еле выкарабкался, было несколько вещей, которые нужно закончить. Завершающие штрихи, — уголок его губ дергается. — Потом Ванда заговорила о твоих похоронах, и Клинт хотел вернуть твое тело домой, к нам, и я… Она мягко шикнула на него, доставая свою руку из его, чтобы провести большим пальцем по его губам. Ее сердце болит, когда она видит, как он переживает эти воспоминания снова, слышит, как он переживает свое горе. — Ты не должен, — успокаивает она его, обхватывая его щеку, проводя пальцами по легкой щетине вдоль его челюсти. — Все хорошо, Стив. Но он качает головой, вновь беря ее руку своими двумя. — Я хотел быть тем, кто вернет камни, и я… — он облизывает губы, медля, сжимая ее руку чуть сильнее. — Я не хотел здесь оставаться, Нат, — признается он этим слабым, тихим голосом, будто он почти в себе разочарован. — Я планировал вернуть тебя домой, а потом собирался вернуться назад во времени. Попытаться прожить жизнь, что я потерял, прежде чем очнуться во льдах, — его брови нахмурены, лоб сморщен, и по выражению его лица она может сказать, что это по-настоящему его тяготит. Если кто-то и заслуживал совершить такой поступок, так это Стив. Он сделал более чем достаточно, совершал жертвы более чем достаточно, и он заслуживает тот конец, который захочет. Но это совершенно не мешает ее дыханию замедлиться от одной только мысли об этом. Совершенно не мешает ее груди сжаться до такой степени, что она больше ничего не чувствует. — И я понял, что я просто пытаюсь не двигаться вперед. Я потерял тебя, Нат, — говорит он, и его голос слегка надрывается на ее имени. — И у меня было такое чувство, что я снова проснулся в новом десятилетии. У меня было такое чувство, что земля ушла у меня из-под ног, и я не был уверен, что смогу подняться второй раз. Она моргает один раз, второй, затем быстро-быстро, и ее зрение становится затуманенным по краям. Она не знает, что сказать, не знает даже, сможет ли произнести хоть что-то, не то чтобы говорить. — Но, даже прежде чем я вернул на место первый камень, я знал, что не смогу вернуться в прошлое. Я бы вернул жизнь, которая должна была у меня быть, мечта, которую я должен был осуществить. Разве что я больше этого не хотел, — он выдыхает, смеясь над собой, и качает головой. — Я хотел эту жизнь, с этой семьей, даже если тебя в ней больше не было. А без тебя было бы так тяжело, Нат. Эта жизнь никогда не была бы и в половину так хороша как та жизнь, что я хотел для нас, но оставить нашу семью означало потерять тебя дважды. У нее перехватывает дыхание, из уголка глаза скатывается слеза и падает ей на волосы. Та жизнь, что я хотел для нас. Для нас. — Я в жизни так сильно не плакал, как на той чертовой планете, совсем один. Все причиняло боль. Все. И знаешь, что злило меня больше всего? Ей почти что было страшно спрашивать. Она не уверена, что готова услышать ответ. — Что? Он выдавливает из себя кривую улыбку. — Я знаю тебя. Я знаю твою каждую мысль, всегда… и я знаю, что ты бросилась за камнем с уверенностью в том, что это должно искупить твое прошлое. Что это была жертва, которую нужно было совершить, чтобы смыть кровь с твоих рук, — она сжимает губы, а он крепче берет ее за руку, в груди у нее становится тесно, желудок будто подпрыгивает, она чувствует вину. Потому что это правда. — Ты никогда в жизни не верила мне, когда я говорил, что ты что-то большее, чем твои демоны, Нат. И я выбирал неправильно. Мы все, и ты первая нас прощала, убеждая, что мы достойны этого. Но ты так никогда и не позволила нам убедить себя? Ты умерла, думая о себе так плохо? Она издает странный звук, доносящийся из задней части ее горла. — Стив… — Я был опустошен, потеряв тебя, но был и зол. Я знаю, что ты не позволила бы Клинту пожертвовать собой. Я знаю, так было нужно. Я знаю. Она начинает подниматься, чтобы сесть, чувствуя, как эмоции разрывают ее, и она ничего не может с этим сделать. Со всем тем, что она уговорила себя не чувствовать и о чем не хотела думать. — Стив… Он хватает ее руки, и его руки слегка трясутся, его лицо и глаза лишь в сантиметрах от нее. — И ты была так готова покинуть нас? Ты думаешь, ты заслужила это? — Это не мог быть он, — говорит она, и ее голос дрожит. — Ему нужно было быть здесь, когда его семья вернется. Это не мог быть он. — Никто из вас не должен был, — отвечает он, обхватывая одной рукой ее щеку и смахивая очередную скатывающуюся слезу. — Но я думаю, ты единственная, кто в это не верит, — он пропускает свои пальцы сквозь ее волосы, поглаживая ее по затылку. — Что ты чувствовала, когда падала? Она сглатывает ком в горле. — Стив. — Пожалуйста, — шепчет он, опираясь своим лбом о ее. Он никогда в жизни так ее не касался, не держал так, но она ощущает, что это самое естественное чувство на свете. — Я чувствовала себя опустошенной, — ее глаза почти полностью застланы слезами, но она смотрит прямо в его ясные-ясные голубые глаза, позволяя им сдерживать ее. Позволяя им успокаивать ее. — У меня был реальный шанс вернуть нашу семью назад, и я знала, что у нас все получится, но я не смогла бы быть здесь, чтобы это увидеть. И я чувствовала раздражение, что мне изначально пришлось делать выбор, а потом чувствовала вину, что вообще думала о таком, потому что какая еще была альтернатива? Клинт умрет? Лора и дети будут жить без него? Как это могло быть лучше? Но я… — сердце бешено стучит у нее в груди, но слова все равно срываются с ее губ. — Я думаю, я наконец-то захотела притормозить. Я хотела большего для себя, и впервые в жизни это казалось возможным. — Так и есть, — шепчет он, и она чувствует тепло его дыхания возле своего лица, так близко они находятся к друг другу. Она скручивает пальцами его футболку, нуждаясь в том, чтобы он ее удерживал. — Ты потратила годы в попытках заставить меня жить своей жизнью. Заставить меня двигаться дальше и не зацикливаться на том, что я потерял, так что было вполне справедливо сделать то же самое для женщины, которую я люблю, даже если на это понадобился бы остаток наших дней. Она выдыхает, смеясь, ее голос дрожит и звучит нерешительно. — Любишь? — повторяет она. Он улыбается кривой мальчишеской улыбкой, на глазах слезы, и она никогда не видела ничего настолько идеального. — Да, Нат, — он сглатывает, нежно беря ее лицо обеими руками. — Я люблю тебя. Но прежде чем она успевает перевести дух и ответить, прежде чем она успевает хотя бы моргнуть, его губы скользят по ее, и она чувствует трепет по всему телу. Его поцелуй нежный, но вовсе не острожный, вовсе не нерешительный. Он целует ее, потому что хочет. Он целует ее, словно так должно быть. И она целует его в ответ , сильнее, потому что хочет. Потому что каждая клеточка ее тела обращена к нему, потому что каждая частичка нее идеально подходит каждой частичке него. — Я тоже люблю тебя, — бормочет она в его губы, улыбаясь, ее сердце трепещет от его легкого стона, будто всю свою жизнь он ждал этих слов. Она целует его сильнее, крепче сжимает пальцами его футболку, и он снова произносит эти слова, заглушенные их поцелуем, но она все равно их слышит. Она рассчитывает слышать их до конца жизни.