***
Сначала Саша привык просыпаться по будильнику. Саша привык открывать глаза и подрываться на жопной тяге от яростного клича «Опаздываем, еб твою мать». Потом Саша привык просыпаться в одиночестве, когда наконец заимел собственную квартиру, подальше от всех этих истеричек. Затем Саша привык просыпаться не в душной Москве, а в Монако. Саша отвык просыпаться один. Отвык от будильников, истеричек и сборов впопыхах, когда на бровях готов бежать на базу. Утреннюю рутину теперь составляли поцелуй в плечо (коленку, нос – нужное подчеркнуть), минуты на душ, кофе и погладить кота (рубашку, Даниэля – нужное подчеркнуть). Поэтому отвлекаться на такую мелочь, как трезвонящий в шесть утра мобильник, он посчитал крайней степенью распиздяйства. Даже когда хриплый голос с соседней подушки пророкотал что-то картаво-нецензурное, он не открыл глаз, не явил себя миру и предпочел остаться в том состоянии, в каком обнаружил себя сегодня: головой под подушкой, ногами на север, руками во все стороны. - Да, - недружелюбно сказали откуда-то справа. – Говорите. Что? Кто это? Федя? Алекс, кто такой Федя? Сон испарился. Саня откинул рывком одеяло, одной рукой разлепляя веки, другой отбирая у Даниэля свой телефон. Даниэль не возражал, снова возвращаясь лицом туда, где был до момента этого телефонного вторжения. - Алло, - хрипло ответил в гундящий голосом Чалова телефон Головин. - Хуем по лбу не дало? – задали вполне ожидаемый вопрос на другом конце мира. Саня спросонок задумался, не припомнил ничего такого и покачал головой. – Ты чего молчишь? - Я не молчу. - Че это за мужик был? - Друг, - не соврал Саня. Все же Даниэля он считал в первую очередь другом. Во всякие остальные очереди были вписаны некоторые привилегии, присущие их отношениям. - Чего он твой телефон хватает? Вы чо, спите там вместе? - Федя, что за допрос с утра пораньше? Саша покосился на Даниэля. Ухо Субы оттопыривалось сильнее обычного и выглядело крайне любопытным. Если бы оно вдруг зашевелилось, Головин бы не удивился. - Да так. Я чо звоню-то? - Хороший вопрос. Своевременный. Головин вернулся в исходное положение. Рука устала держать мобилу, и он прижал телефон плечом, снова прикрыв глаза. Недосмотренный сон все еще маячил где-то рядом, укачивал в хлопковых волнах, просил не покидать свою обитель. Чалов спрашивал о чем-то мега-важном, что не могло подождать еще пару часов, но вся его болтовня текла мимо сознания. Саша на очередной вопрос наугад вякнул: - Угу. И попал в точку. - Тогда увидимся, - повеселел Федя и отключился. Телефон свалился на кровать и потерялся в складках одеяла. Даниэль завозился, подкатился ближе и потерся колючим подбородком о Санину голую лопатку. Головин промычал неразборчивый протест и подергал плечом, тут же оказываясь погребенным под тяжелым Субашичем, навалившимся на него со спины. - Кто это был? – спросил Дани в самое ухо. - Федя, - крякнув, проскрипел Саша, пытаясь сбросить с себя это тело. Ничего не вышло. - Я понял, что Федя. Чего хотел? - Хуй знает. Я не слушал. Легкие слегка расплющило о грудную клетку, и ответ вышел сдавленно-плаксивым. Даниэль был тяжелым, неудобным и кололся локтями и щетиной. Удовольствие получалось сомнительным. Дани сделал еще хуже: влажно задышал в загривок, слегка прикусывая кожу. - Не дыши на меня, я чешусь, - пробухтел Саша, дергаясь как рыбка в сетях. По позвоночнику бегали слоновьи толпы мурашек, закололо в боку, срочно захотелось в туалет. Даниэль хохотнул, но не слез, только вдруг дернул бедрами вверх. Под ягодицу уперлось что-то упругое. Думать об этом не стоило, но Саша не мог не. - Дани, что это? – решил уточнить он. - Твой друг, - фыркнул Суба, притершись тазом сильнее. - Попизди мне тут. Слезь, а? Как человека прошу, мне дышать нечем. - Попроси, как друга, и я подумаю. Суба иногда бывал очень ехидным. Он припоминал чужие проебы с точностью до малейшей детали, а потом давил на мозоли, ласково глядя в лицо. Если Сашка косячил, то следующая неделя проходила под знаменем разной степени убогости шуточек, из которых добрую половину можно было бы определить в анекдоты категории Б. Эта черта его характера нервировала больше всего, но это делало Субу Субой, поэтому приходилось мириться. Сейчас стало еще и немного страшновато. - Как друга тебя прошу, свали. - Не так. - Братан. Братишка. Съебись в туман. Даниэль хрипло заржал, но милостиво скатился с Головина. Сложилось впечатление, что с собой он забрал и его позвоночник. Саша пискнул задушено, вдохнул полной грудью и приподнялся на кровати. С тумбочки на него внимательно пялился Винни. Саня стал пялиться в ответ. Винни зевнул. Разверзлась зубастая пасть, мелькнул шершавый кошачий язык, раздался утробный урчащий звук. Потом все вернулось, как было. Винни снова выглядел глуповатым животным с тягой к бытовому суициду, и ничего не напоминало о том арсенале, что скрывался за этими пушистыми щечками. Саша протянул руку ладонью вперед. Кот увернулся, сиганул в сторону одним великолепным прыжком и умчался прочь, пробуксовывая на поворотах. Даниэль, наблюдавший за ними, хмыкнул и тоже зевнул. Саня отвернулся. Кажется, он попал в чертово кошачье царство, приблудился к прайду и теперь пожинал плоды неверной усатой любви. Это не входило ни в один из его жизненных планов, не вписывалось ни в один из сценариев. Где были его мозги и когда он позволил случиться всему этому? - Твоя очередь делать кофе, - сказал Даниэль, вытягиваясь на кровати во весь рост. Он чуть съехал вниз и теперь его пятки торчали над полом. Диверсии долго ждать не пришлось. Точный удар когтистой лапой коварного Мамме, затаившегося под кроватью, пришелся ровно в центр стопы. Даниэль взвыл, в тон ему заорал испуганный кот. Саня хлопнул себя по лбу и отбил ладонь. Покалеченные и злые они толкались в ванной локтями, по очереди выгоняя друг друга за дверь, потом топтались по ногам на кухне. Саша обжег губу кофе и расстроился. Даниэль стал его лечить. Так ему казалось. На самом деле он полез целоваться и сбил сахарницу Сашей. Теперь Головин ржал, наблюдая за ползающим по полу с тряпкой Дани. Коты толпились на уровне колен, создавая ощущение котапокалипсиса. Их было всего двое, но, казалось, что все десять. - Я уеду жить к маме, - немелодично и хрипло пропел Саша, подражая неизвестно кому. Даниэль скептично посмотрел на него снизу вверх, дернул за палец на ноге. – Ай! Пиздец! - Пиздец, - согласился Суба. Утро складывалось, в общем, обычно.***
Тренировки проходили раздельно. Саня вместе с командой убежал на поле, а Даниэль остался в тренажерке крутить педали. Одиночество его выматывало, поэтому в сторис в инстаграме летели незамысловатые по сюжетной мысли огрызки из клипов с музыкальных каналов по телеку, тренер по физподготовке (было видно, что он не выдерживает скучающего Даниэля в одно лицо), восстанавливающееся бедро, в общем, все, что попадалось на глаза. Поэтому воссоединение с командой в раздевалке было бурным и наполненным энтузиазмом. Даниэль фальшиво напевал, трогал людей за всякое и не расставался с телефоном. В его мире вновь воцарилась идиллия. Саню от этого уже откровенно потряхивало. Даниэль все время топтался рядом, мешал персоналу, доебывал всех, кто умудрялся попасть в его поле зрения. Если Даниэль никого не находил, то начинал доебывать себя. Человеком он был очень самодостаточным. Ноги ныли. Икры после игры и утренней тренировки немного дергало. Хотелось обмотаться льдом и побыть в тишине. - Четыре, наверное. Типа, два так, два так, - попросил он лед, стоя в трусах в проходе. Видок у него был так себе, как говорится, не для фото. Ответа администратора он не услышал. Зато Субашича, вооружившегося камерой, слышно было отлично. - Два так - два так. Как дела? – осведомился он на русском. - Добро, - оскалился Саня и добавил: – Добро, эмрсу пичку матре куне, бля. И поспешил свалить. Не получилось. Суба и Камиль синхронно засмеялись, а мимо проходящий Сейду воскликнул единственно выученное и уже так заебавшее «педерасто». - Пиздец! – подытожил Дани, продолжая смеяться. Массажный стол под ним ходил ходуном. - Пиздец, - согласился Саня. День тоже шел, как обычно.***
Смех смехом, а на самом деле Сашку все больше начинала волновать вся эта канитель. Даниэль, взращивающий в нем все больше новых сомнений, несомненно вносивший в жизнь много нового, становился ебанутой константой. Его приятно было видеть с утра, с ним приятно было поговорить обо всем на свете, даже его кошки прекрасно вписались в его жизнь. С Даниэлем было как минимум не скучно, а как максимум – совершенно иначе. Привыкший смотреть на себя со стороны Головин раз за разом удивлялся своей покорности в их отношениях. Словно не было никаких терзаний относительно рухнувшей картины мира, словно не было бессонных ночей под аккомпанемент собственных мыслей, словно не он каждый раз отскакивал, как ошпаренный, стоило Даниэлю прикоснуться к нему на людях. Саша не замыкался, но и не говорил откровенно. Играть в футбол намного проще, чем общаться с людьми. На поле всегда можно уйти в подкат и пробить в голешник шипами особо охуевшим экземплярам, а можно запрыгнуть на широкую спину товарища, празднуя гол. Эмоции правдивее. Честнее, что ли. Как-то сразу становится видно, кто здесь истеричка ебаная, а кто не хуй пососать пришел. В остальной жизни у Сани были с этим проблемы. Нет, не с хуями, не подумайте, некогда, да и местность не располагала, менталитет другой… А вот эмоциональность оказалась не самой сильной Сашкиной стороной. Кажется, с малых лет его по первому знакомству шарахались, да и потом не особо-то любили, а он в бутылку не лез, не старался понравиться, и круг общения отсеивался сам собой. Те же, кто оставались рядом, получали в лице Сани хорошего смешливого собеседника, с ироничным юморком, пусть и со страстью к матерщине. В Калтанской спортивной школе за это не раз прилетало, и мать постоянно грозилась вымыть ему рот с мылом. Естественным образом вокруг Саша возводил стены, дружил и общался с теми, с кем было комфортно, сам старался не сильно напрягать людей, ценил уединение, хотя и корил себя иногда за инфантилизм в некоторых вопросах. В детстве и ранней юности было проще: дал лопаткой по сопатке – красный свет, не подходи, чмо сопливое, я с тобой дружить не желаю, а поделился замусоленной конфетой – друзья навеки. Во взрослой жизни очень сильно временами не хватало вот такой лопатки, с налипшим на нее песком, чтобы обидчик или нежелательный вторженец еще долго из всех щелей его выковыривал. С людьми во взрослой жизни приходилось разговаривать, даже если тебе они не нравились. Даниэлю тоже иногда хотелось врезать, особенно, когда тот начинал транслировать вокруг себя настроение. Слишком много эмоций, слишком много слов, слишком много самого Дани в личном пространстве. Он, с присущей ему непосредственностью, появился в его жизни так, будто кот запрыгнул на колени, проявив благосклонность, и не ушел, а остался жить рядом. Да еще и на правах хозяина. Технически казалось, что Саня завел себе кота, практически – Суба завел себе Саню. Только потом до Саши дошло, что не Даниэль тут питомец, а именно он. Редкая среднесибирская животина с отвратительным характером и бандитской внешностью дворового обитателя. И только потом уже и до Даниэля докатилось, что относительно Саши он во многом просчитался. А выкидывать на улицу уже полюбившегося бродяжку, видимо, стало жалко. Саша старался меньше думать об этом, но аналогии приходили сами собой. С базы Головин ушел в одиночестве. Бродил по набережной, смотрел на воду, жарился на солнцепеке. Ходить надоело, и он спустился к причалам, отыскал место, где не было пришвартовано яхт, устроился на деревянном настиле, свесив ноги вниз. Кроссовки с запиханными под язычок носками остались стоять рядом. Небольшая тень от развевавшегося на флагштоке полотна с какой-то эмблемой удачно падала прямо на него, от воды шла приятная прохлада. Саня откинулся на руки и подставил лицо солоноватому бризу с моря. Чуть поодаль фрахтовалось какое-то белое судно, шелестела галька, накатывали волны на деревянные сваи. Море о чем-то шепталось с ним, а Саша не понимал ни слова. Да оно и не было нужно. Он посмотрел на голубое бескрайнее небо. Редкие облака неподвижно замерли высоко-высоко над головой. Небо здесь было совершенно другим. Московское серо-свинцовое или глубокое-синее, но такое низкое, или родное, домашнее небо оказались совершенно отличными от того, что простиралось до самого горизонта и утопало в спокойных сейчас водах Средиземки. Где-то недалеко слышалась певучая французская речь, кто-то безостановочно щебетал на палубах яхт. Монако жил своей жизнью, а Саша в эту жизнь слегка не вписывался. Он прикрыл глаза и снова прислушался к шепоту камней и ракушек на дне. Жара и легкий бриз укачивали его, будто он сам сейчас находился на борту и покачивался на волнах. Застучали каблуки. Голоса приблизились. Еще более темная тень упала на него. Саша повернулся на звук. - Можно фото? – на чистом русском спросила девушка в белом платье. Загорелые ноги с острыми коленками находились прямо напротив него. - Конечно. Саша встал, пока незнакомка, улыбаясь, доставала телефон. Дежурная улыбка в камеру, рядом счастливое темное от загара лицо, улыбающийся рот с белыми ровными зубами, распущенные русые волосы. Красивая, подумалось Саше, но как-то без энтузиазма. Скорее он почувствовал неловкость. - Спасибо, - сказала девушка, щелкнув пару селфи. Помялась больше из кокетства и добавила: - Хотите, покатаемся на яхте. Папа будет рад. Саша покачал головой. Девушка ничуть не обиделась, тряхнула густой волнистой гривой и помахала на прощание рукой. Саша некоторое время стоял, смотря ей вслед, пока белое платье не скрылось в кают-компании. - Фанаты? – раздалось сбоку и чуть позади. Голос Даниэля был спокойным и добродушным. - Вроде того, - ответил Саша, не поворачиваясь. В голове крутилось: «Поедем, красотка, кататься». – Долго искал? - Нет. Просто шел. - Шел? - Оставил машину. Увидел твою на парковке, понял, что ты скорее всего где-то тут, - пояснил Субашич. Саша обернулся. - Ты либо следишь за мной, либо слишком хорошо меня знаешь, - сказал он. – Не знаю, что пугает больше. Суба улыбнулся и облизнул губы. Саша слегка завис, рассматривая его. Даниэль больше не напоминал шута из раздевалки, не кривлялся. Просто смотрел в ответ и улыбался. Видимо, подхватил Сашино созерцательное настроение и отразил его, как в зеркале. Именно это и притягивало больше всего: наедине с ним было комфортно. Иногда Головин ловил себя на мысли, что Даниэль его отражение на воде. Оно всегда идет рябью от малейшего ветерка, меняется от камней и капель, попадающих на его поверхность, искажается. Но в спокойном состоянии оно всегда выдает действительность. Сейчас никто не нарушал спокойной глади, и Даниэль был просто Даниэлем. - Чего задумался, ребенок? – ласково спросил Субашич, делая шаг вперед. - Пойдем погуляем? Хочу выпить. Предложение было еще более неожиданным, потому что Головин к алкоголю был более чем равнодушен и даже враждебен. Дани моргнул пару раз. - Пить? Ты пить хочешь? - Выпить. Пиво там, вино? – нервно повторил Саша. - Ты чего? Случилось что-то? – Его беспокойство стало даже осязаемым. - Да нет. Просто подумал… Суба смерил его нечитаемым взглядом, потом снова широко улыбнулся. Саша не мог не улыбнуться в ответ. День начинал идти по новому пути.***
- Первый поцелуй? - Мне было десять. В детском лагере. - Да ты шалун. - Отвали. Твой? - Дай подумать. Мне было лет тринадцать, ее звали Мила. - Это же целая вечность назад. - Ты в который раз делаешь меня каким-то стариком. За что ты так со мной? - За все хорошее. - Ладно. Тогда… Первый секс? - Даниэль. - Что Даниэль? Ебаться не стыдно, а говорить об этом стыдно? - Фу. Фу-фу-фу. Ты отвратительный. - Я задал вопрос. - Ладно. В шестнадцать. - Кто счастливица? - Не буду говорить. - Но это девушка? - Нет, блядь. Конечно, это была девушка. Что за вопросы вообще? - Ну, учитывая характер наших отношений, у меня есть повод сомневаться. - Нет повода. - Даже не баловался? Сборы, общие комнаты? Никогда не хотелось? - Моя очередь задавать вопросы. - А ты ответь. Ну? Было что-то такое? - Нет. Бывало всякое, но я не участвовал. - Мне достался фактически девственник. Потрясающе. - Какой же ты отвратительный… - Не обижайся. Твой вопрос? За прогулкой и посиделками в тихом ресторанчике на неприметной тупиковой улочке время пробежало незаметно, и когда они, забрав недопитую бутылку вина с собой, отправились в короткое путешествие по городу, солнце успело сесть. Только яркая полоса на горизонте светилась вдали, да сияла уличная иллюминация. Даниэль затеял игру в вопрос-ответ, Саша согласился. Темы поначалу были обычными, подразумевали простые односложные ответы, а потом Даниэля понесло. Саша дергал плечами и нервно кусал губы. Откровенность за откровенность – это, конечно, хорошо, но не на все вопросы хотелось отвечать. Однако в крови приятно плескался бокал вина, и язык немного развязался. - Я не буду, как ты. М-м… Почему кошки? - А ведь все могло быть намного интереснее. Потому что. - Это не ответ. - Алекс, мы не выбираем, кого любить. Я же не спрашиваю, почему футбол, а не, скажем, хоккей или лыжи. - Кошки бесполезные. - Алекс. - Ладно. - Моя очередь. Любимая поза в сексе? - Даниэль! На Сашу вдруг напала бедовая веселость. Захотелось вдруг обнять весь мир, или взорвать его к чертовой матери, он еще не решил. Можно было и колесом ходить, главное – двигаться. Аж под ложечкой сосало, в горле застрял комок, где-то под кадыком защемило. Он ненавидел и любил эти моменты одновременно. Ненавидел, потому что не мог себя контролировать, а любил, потому что становился в полной мере участником вселенского движения жизни. Он не был больше сторонним наблюдателем, не подглядывал в замочные скважины, а просто жил этим самым моментом. Перед людьми показывать себя такого было страшно и стыдно, но Даниэль шел рядом, задавал дурацкие вопросы и раскатисто смеялся, когда удавалось его смутить. Головин себя окончательно отпустил, позволил обнять за шею и поцеловать в щеку. От Даниэля пахло вином и почти неслышно тяжелым табачным парфюмом. - Ладно. Не отвечай. Мы сами это выясним, - интимно шепнул он Сане на ухо. Сашка дернулся и почувствовал, что кончики ушей загорелись. - Пойдем домой? – спросил он, отступив на шаг. - Домой так домой. Вечер переставал быть томным.***
- Где бокалы? Мамме, свали на хуй! - Что? - Бокалы где, говорю? - Не дотянешься. - Стулья уже изобрели, старикан. Саша задумчиво разглядывал шкаф. На него бастионом выдвинулись тарелки и чашки. Бокалов для вина не оказалось. Даниэль шуршал чем-то в гостиной, коты крутились рядом. Мамме выпрашивал вкусняшку, Винни просто грустно смотрел со столешницы. - Решили окончательно спиться, юноша? – строго спросил Субашич у него за спиной. Но тут же отодвинул его в сторону, открывая верхнюю полку и выуживая оттуда два фужера. Они разместились на диване. На тарелку Саня криво настрогал сыр. Так, для антуража. Получилось не очень красиво, но было как-то откровенно пофигу. Дани разливал вино и подозрительно косился на сыр. - Ты ятаганом его кромсал? - Твоими тупыми ножами, - оскорбился Саня. - Они не тупые. Руки у тебя кривые просто. - Ты не жаловался. Какая вообще разница, как его резать? Жри, что дают. Дани усмехнулся и сунул в рот кусок сыра, не отвечая. Саша вытянулся, устроив ноги на коленях Субашича. Тот тут же обхватил его лодыжку и потер пальцем кожу, обтягивающую острую косточку голеностопа. Пощекотал пятку. Саня дернулся недовольно, но ног не убрал. Слишком уж уютно было. - За что пьем? – спросил Даниэль, протягивая ему бокал. - Не знаю. За здоровье? - Красноречив, как всегда. Парадоксально, как вы русские пьете за здоровье. - Что парадоксального? - Да ничего. Твое здоровье, ребенок. - Твое здоровье, пенсионер. За то, чтобы всем выглядеть так, как ты в свои шестьдесят восемь. Звякнули хрустальные стенки. Алкоголь с непривычки слегка застопорился в глотке, но потом теплой волной прошел вниз по пищеводу. В голове шумело и до этого, а теперь мягкое опьянение достигло своего самого приятного пика, когда любишь всех окружающих. Даниэль смотрел на него со снисхождением, потихоньку потягивая вино, гладил его колени. А Саша растекся по дивану, отставив в сторону фужер. Дневное ощущение покачивания на воде возвращалось. Умиротворение и покой окутывали теплым пледом все тело. Даниэль обхватил его запястье и поцеловал костяшки, прихватывая кожу губами. Саша засмотрелся, запоминая эту картину. Губы Даниэля влажно блестели в полумраке, казались темными и измазанными в вишневом соке. Дыхание тепло оседало на тыльной стороне ладони. Даниэль не отводил своего взгляда, смотрел прямо в глаза, покачивая в руке пустым бокалом. В мозгу щелкнуло. - Слушай. Давай сегодня… - начал Саня, замявшись. Чувствовал, как на щеки наползает краска с груди, а по шее кочуют красные пятна румянца. - Что, Саш? – ласково спросил Даниэль. - Ну. Это. Субашич замер, сильнее сжимая Сашину руку. Глаза его будто потемнели. - А не страшно? Ты же пьян. Жалеть не будешь? – задал он логичный вопрос. Голос его просел на полтона. – Или ты для храбрости и пил? Саня мотнул головой. Он так далеко не загадывал, просто сейчас хотелось почувствовать что-то еще. На корню зарубить все оставшиеся у него сомнения, сделать уже окончательный выбор. Может быть, именно этого и не хватало, чтобы избавиться от одолевавшей его неуверенности. В принципе, жалеть было уже сильно поздно, он и так был по уши. Он поднялся, отнимая свою ладонь. Забрал из рук Даниэля бокал, отставил его на стол. Стащил с себя футболку, прихватив ее за ворот сзади. Футболка упала к его ногам. Саня сделал шаг, перекинул ногу через колени Даниэля и прижался к его губам, чувствуя, как чужие руки тут же обхватили его зад, крепко сжимая. Давешняя веселость снова овладела им. Он отстранился и, смеясь, произнес: - Дяденька, а вы точно известный футболист? - Точно, мальчик, без всяких сомнений, - со смешком ответил Дани, целуя его шею. Лизнул под кадыком. Саша выдохнул, вытягиваясь в струну. – В постель? - Ага.***
Дани вел его за руку, словно боялся отпустить и обнаружить, что Саша уже сбежал. Он держал мягко и крепко, но Саня и не думал бежать. Поэтому только сам сильнее сжал пальцы. Суба остановился внезапно, и Саша налетел на него, впечатавшись грудью в его плечо. Даниэль развернулся, прижимая его к себе, запустил в растрепанные волосы руку, слегка потянул. Саня покорно откинул голову, приоткрывая рот. Становилось жарче. Дани смотрел на него долгие пару секунд, а потом поцеловал, крепко сжимая пальцы на его затылке. Закончился кислород, и в легкие потекло расплавленное стекло, губы саднило от коротких укусов. Саша услышал свой собственный тонкий болезненный стон на выдохе и совсем пропал. Потерся о твердое бедро Даниэля вставшим членом через ткань штанов. Самое прекрасное бедро в его жизни, по ощущениям. Дани прокусил его губу, увлекшись, сжал его ребра до боли. Сердце заходилось в тахикардическом ритме, и, казалось, периодически сваливалось куда-то вниз. Это было настолько нездорово и неправильно, но так сладко, что вырываться сейчас было смерти подобно. Было в этом что-то мазохистское. Такой несдержанный Даниэль пугал и возбуждал одновременно, и Саша плавился от осознания, что мышка таки угодила в лапы кошке. Хотелось навсегда остаться здесь. Темная комната, жесткие пальцы на ребрах и затылке, обжигающее дыхание. Он и Даниэль. Субашич слегка ослабил напор, посмотрел на Сашу сверху вниз, прижался лбом к его лбу. А Саня видел, как в его глазах плещется что-то темное, неизведанное, будто вытащенные на свет божий грехи всего человечества. Там плясали такие черти, что страх стал почти ощутимым, и Саша закрыл глаза, больше не желая вглядываться в эту бездну. - Саша? – позвал его Дани. – Посмотри на меня. Саня отчаянно помотал головой, только сильнее сжал в кулаках ткань футболки. - Посмотри на меня, - раздельно произнес Даниэль изменившимся незнакомым голосом. Алкогольное сознание подкидывало страшные картинки адского пламени, но не подчиниться он не мог. – Вот так, мой хороший. Суба неожиданно нежно клюнул его в губы и подтолкнул к краю кровати, заставляя сесть. Саша, теперь не отрываясь, смотрел, как Даниэль снимал с себя одежду, а потом присел между его расставленных коленей, меняя их местами и смотря снизу вверх. Его ладони мягко заскользили по бедрам, к паху, надавили на член. Саша коротко выдохнул и потянулся к его лицу. Даниэль прижался к его руке щекой и по-кошачьи потерся о нее. - Не бойся, хорошо? Я не сделаю больно. Постараюсь. Саша кивнул. Дани мягко потянул с него штаны вместе с бельем, коротко оскалился: - Трусы долой, да? - Не болтай, - возмутился Саша, послушно приподнимая бедра. Субашич улыбнулся, целуя его колено. - Перевернись, - попросил он. Подушка легла под живот, и Головин поморщился от неосторожного движения, проехавшись чувствительной головкой по ткани. Даниэль накрыл его собой сверху. Поцеловал его лопатки, спустился вниз, прикусывая кожу на ягодицах. Его пальцы скользнули между ними, и Саша непроизвольно напрягся, а потом вскрикнул, почувствовав влажный язык. - Ты чего делаешь? – испуганно спросил он, оборачиваясь через плечо. - Лежи спокойно, - ответил Дани, отвлекаясь, и шлепнул его открытой ладонью по бедру. Саша всхлипнул. Было стыдно, очень стыдно. Он попытался отстраниться, отползти, заработал локтями, но Даниэль жестко прихватил его за бедра и вернул обратно. Смазанные прохладные пальцы ощущались не очень приятно, но боли, как таковой, не было. Дани мягко надавливал на вход, не переставая растягивать его. Саша спиной ощущал его взгляд. Он жег его почти ощутимо. А еще Даниэль не переставал прикасаться. Скользил сухой горячей ладонью по вспотевшим бокам, мял его ягодицы, поглаживал бедра, изредка царапая короткими ногтями ставшую чувствительной кожу. Саша не знал, куда себя деть, хватался за подушку, жевал зубами свои губы и щеки изнутри, душа в себе стоны. Уперся лбом в простыни, вдыхая запах кондиционера для белья. В ноздри забился приторный цветочный аромат, в голове шумело как никогда. Дани прижался к нему, и Саша почувствовал, что тот тоже очень возбужден. - Не могу больше, Алекс. Маленький, я… - сказал он сдавленно, дыша ему в поясницу. - Бля, - выругался Саня, подмахнув бедрами и насаживаясь на пальцы глубже. Его уже вело. Щелкнул латекс. Саня напрягся спиной, поджимая мышцы, но тут же постарался расслабиться. Дани снова развел его ягодицы. Саша задержал дыхание. Первый толчок, и Даниэль одним движением вошел на всю длину. Саня вскинулся, приподнимаясь на локтях, и громко всхлипнул. Рот ему тут же зажала ладонь, в которую он вцепился зубами, пытаясь сосредоточиться на еще не покинувшем его возбуждении. Дани замедлился, но ненадолго. Подхватил его под животом, зафиксировал бедра. Саша старался не думать о том, что завтра обязательно пожалеет об этом. Поэтому только шире развел ноги, прогнулся в спине. На губах ощущался солоноватый металлический привкус. Кажется, он прокусил Даниэлю ладонь, и эта мысль его немного отрезвила. Дани двинулся пару раз в нем, на пробу повел тазом. Саня прислушался к себе. Нашел рукой его бедро, слегка похлопал и хрипло произнес: - Нормально уже. Давай. Даниэль что-то прорычал и задвигался. Перед глазами понеслись какие-то звезды. Хотелось то ли ржать, то ли плакать. Дыхание сорвалось, а с губ слетел громкий стон. Колени норовили разъехаться в стороны, грудью он проезжался по постели на каждом особо сильном толчке. Несошедшее возбуждение перебивалось с легкой тянущей болью в заднице, но это казалось сущей ерундой по сравнению с саднящими от трения коленями и предплечьями. Саша потянулся к своему члену, но тут же получил по руке. Дани замедлился и вышел. Головин дезориентировано обернулся. - Давай по-другому, - сказал Дани, переворачивая его на спину и закидывая ногу себе на плечо. Внезапно очень нежно снова коснулся губами его коленки, подтянул поближе. Саша зажмурился. Мышца натянулась. Дани склонился к его лицу, поцеловал в нос, лизнул в губы. – Готов? Саша не ответил. Теперь стало немного легче, боль почти ушла, Даниэль двигался быстро и ритмично, придерживая его бедра. В голове все плыло, за закрытыми веками летали черные мушки. В ушах слегка звенело, но Саша слышал тяжелое дыхание Даниэля, шлепки кожи о кожу, чувствовал чужие горячие ладони, блуждающие по его телу. Сознание заволокло лихорадочной дымкой. Он не запомнил, как кончил сам, и как Даниэль, что-то отрывисто произнеся, кончил чуть позже. Его накрыло больше, чем от алкоголя. От него остались только чувства и ощущения, никакого тела, одни нервные окончания и ничем не сдерживаемый поток болезненного удовольствия. Возвращение было неоднозначным. Он ощутил, что Дани слегка хлопает его по лицу влажной ладонью, вытирает мокрый вспотевший лоб полотенцем. - Алекс. Алекс! – звал он беспокойно. - М-м,- промычал Саша в ответ. Говорить хотелось меньше всего. - Напугал, - вздохнул Даниэль, ложась рядом. Его пальцы мягко гладили его скулы, носом он уткнулся Саше в ухо и шумно задышал. Тело возвращало себе чувствительность. К немного напряженным после тренировки мышцам прибавилась еще и саднящая задница. Он лениво толкнул Даниэля ногой. Колени все еще были разведены в стороны, затекла шея. Жутко хотелось спать. Даниэль еще что-то говорил, ворочал его с боку на бок, перекладывая на подушку, но Саша уже мало понимал реальность. Последним, что он запомнил, было то, как его закутали в одеяло и обняли со спины. Он заснул.***
- Да? Кто? Федя? Саша, кто такой Федя, и почему он постоянно звонит в такую рань? Головин подорвался на месте, судорожно выдирая телефон у Даниэля, который тут же спрятал мятое ото сна лицо обратно в одеяле. Прокашлялся. - Алло, - хрипло выдохнул он. Горло слегка саднило. Орал он, что ли? - Хуем по лбу… - Федя, закройся. Хули тебе опять надо? - Ты не в настроении? - Чалов, у нас шесть утра. С какого хера я должен быть в настроении? Чалов молчал, Даниэль громко сопел в подушку. Мамме, лежащий у того над головой, лениво приоткрыл один глаз, рассматривая Саню. Он тоже не понимал, с чего такой переполох. - Ладно, Сань. Я тогда потом. Кстати, футболку в трусы не заправляй больше. Мама твоя звонила, просила, чтобы ты ей перезвонил. - Что? Какую футболку? Причем тут мама? - У вратаря вашего спроси. Он в инсту выложил видос, наши СМИ уже зафорсили. Почитай «Спортсру». - Блядь, Федя, иди на хуй. - Пока. Я потом перезвоню. Саша сел и поморщился. Задница побаливала. Медленно доходили до сознания слова Чалова. - Даниэль, какого хера?! Утро складывалось, в общем, как обычно.