Подвал

***

Эдди подошла к зеркалу и аккуратно расправила лямку лососево-оранжевого с розоватым оттенком атласного платья, с педантизмом снова уложила прядь витых табачно-пепельных волос, и, обернувшись, сдержанно улыбнулась. Рик кивнул, выражая одобрение и прикрыл усталые ртутно-серые льдистые глаза. Она с сочувствием посмотрела на него, затем перевела взгляд на наручные часы на красном ремешке под рукавом безукоризненно-белой рубашки. –Тебе пора – коротко и каким-то неопределенным тоном, выражающим то ли сожаление то ли недовольство заметила она. —Ты не едешь? – его графическая бровь над левым глазом удивленно поползла вверх полумесяцем —Если бы я могла сидеть в вашей компании, то поехала бы сию минуту – ее кукольные губы расплылись в очаровательной улыбке – но весь вечер сидеть с ними...это было невыносимо, они только и говорили о детях, как будто это самое главное – Рик слегка усмехнулся, и, похлопав по межкомнатной арке практически черного цвета, ответил: –Сегодня вряд ли получится, но я обязательно поговорю об этом – и, практически бесшумно, словно тень, вышел, спустился по мраморной лестнице с резными перилами, похожими на твердое кружево, а затем исчез, точно растворился в воздухе. Она тихо и безвольно села на трехногий кованый стул с кремовой подушечкой, и , облокотившись, стала перебирать украшения из деревянной шкатулки тонкими длинными пальцами на крупных кистях. Воспоминания, которые были вызваны сегодняшними делами нельзя было назвать ни приятными ни отталкивающими, и совсем скоро, Адель полностью погрузилась в них. Семь лет назад она, единственная девушка во всей шумной и суетливой группе беспечных студентов, с отличием закончила хирургическое отделение Лондонской медицинской академии, спустя год без особых чувств, можно сказать, по дружбе, вышла замуж за биохимика, с которым почти сразу после скромной свадьбы отправилась работать сюда, в лабораторию, которой руководил молодой, но перспективный кадр, и, по иронии судьбы ему приглянулась миловидная девушка. Благо, детей у них с мужем не было, особого совместного имущества тоже, равно как и теплых чувств, поэтому развели их достаточно быстро, без бурных ссор и скандалов, затем он уехал в родную деревню в Туманном Альбионе, изредка даже она получала письма на желтой бумаге, написанные знакомым неряшливым размашистым почерком, отвечала сухо и кратко, но со всей возможной вежливостью, знала лишь то, что он снова женился и ждет повышения в какой-то больнице. Она же, выйдя второй раз замуж, просто утонула в роскоши и, как следствие, практически оставила карьеру, хотя за ней прочили блестящее будущее. Письма перестали приходить, наверное, ее первый муж счел эту затею бесполезной, что ж, она не была слишком расстроена этим фактом, ведь у него своя, новая жизнь, в которой ей нет места. Плавно ее мысли перешли к последней встрече с коллегами и товарищами Рика и, как водится, их женами, к которым Адель не питала ни малейшей приязни. В комнате, залитой оранжево-янтарным искусственным светом с высокими сводчатыми потолками можно было задохнуться от острого и едкого, густого запаха табака, дым туманил воздух. Ее место было за столом с двумя дамами, и , оглядевшись, она поняла, что попала далеко не в самую приятную компанию: за красной потертой бархатистой скатертью на массивном столе слева сидела, уронив голову на точеные руки, медная блондинка с короткими волосами, веснушками и несколько приглуповатым, но беззлобным, точно кукольным лицом с белыми бровями и ресницами, другая же ее соседка, статная высокая дама с русыми волосами и топорным, грубым лицом, в неряшливом, хотя и нарядном шелковом платье с прекрасными, хрустально- холодными глазами. Обе дамы не вели беседу – они говорили вразнобой, абсолютно не слушая и не слыша друг друга. Появление Адель произвело на них двойственное впечатление – с одной стороны, они рады были новой персоне в своем обществе, с другой их смущали взгляды, бросаемые на нее их мужьями, поэтому вторая дама не переминула сдалать ей замечание по поводу чересчур открытого платья, что можно было обосновать лишь маниакальной подозрительностью. Внешне Эдди нельзя было назвать красавицей, но в правильных чертах ее лица чувствовалось благородство и порода – высокая осанистая девушка обладала бледной, точно восковой кожей, прямым носом, светлыми, едва уловимыми веснушками, темно-пепельными длинными, загнутыми кверху ресницами над серо-зелеными, как прозрачный хризолит, глазами и высокими тонкими скулами. Надо сказать, что опасения той женщины были частично обоснованными, (поскольку по словам Рика ее муж не пропускал ни одной юбки города, но при этом боялся ее гнева сильнее, чем кошка боится воды). Кажется, кстати, ее звали Маргери или что-то в этом роде, точно Эдди этого не запомнила. Они говорили исключительно о многочисленных детях, о нарядах и сплетничали о о новоприбывших и знакомых, которых Эдди не знала вовсе или знала понаслышке, а хуже всего было то, что они спрашивали ее мнения, говоря, например, о выходе замуж прехорошенькой дочки г-на N, которую та и в глаза не видела. Помнится, еще, ей настойчиво оказывал внимание какой-то персонаж, похожий одновременно на стрекозу и исхудавшую жабу, с глазами навыкате и явным психическим расстройством на лице. Когда же он понял, что все намерения завязать знакомство с очаровательной леди в черном платье безуспешны, то попросил ее хотя бы прочитать один из его трудов, который она даже не открыла, он так и лежал на полочке над камином. Стремительным движением Адель застегнула на изящном запястье массивный браслет из ониксового гарнитура, затем поднялась со стула и легкими шагами двинулась по безмолвной галерее, увешанной картинами в золотистых рамках, собранными еще прапрадедом и прадедом Рика и которые она могла рассматривать часами, хотя некоторые уже успели потемнеть и потрескаться, стоило бы отнести их в мастерскую. По темно-вишевнму паркетному полу бледно-розовым пятном скользило, точно плыло ее отражение, кажущееся букашкой в этой длинной зале, с полки девушка, не глядя, взяла какую-то книгу в синей кожаной обложке с золотистыми заклепками и вышла в старый

      

сад.