Дисциплинарные меры и методы вразумления

Иду по рассветному парку. Где по дорожкам, где наискосок по траве. Роса попадает на текучий материал легкой боевой брони и тут же скатывается с него крупными, красиво сверкающими каплями. Преподаватель в броне — зрелище здесь не то, чтобы странное, вернее будет сказать, практически невозможное. Но увы, рабочую мантию нельзя зачаровать на материализацию и мысленные команды. А там, куда я направляюсь, мне будет не до возни с переодеванием. Сокращаю путь сквозь редкие кусты. Волосы стелются по листьям, немного намокают, но не цепляются — природа благоволит светлым эльфам, особенно из рода лесных, какими были мои предки. Не выспался, поэтому немного раздражен. На себя, на правила Академии, отточенные, проверенные тысячами жизней, но порой такие мерзкие. На дурацкую жизнь за ее стенами, к которой как ни готовь, все равно до конца не научишь, не предугадаешь. Не спасешь. Но особенно сейчас раздражает тот, кто является конечной целью пути. Студент моего факультета, защитник, водник, почти выпускник. Михаил. Нервные губы, худощавое тело, русые кудряшки, как пружинки. За ним бегает если не половина, то треть курса точно. А он влюблен в меня. И все бы ничего, любовью к магически сильным, а значит, вечно юным наставникам за время обучения успевают переболеть поголовно все студенты. В кого им еще влюбляться, в закрытом-то академгородке? Так и получается, что только друг в друга и преподавателей. Больше всего в этом плане не везет нашей леди проректор, грациозной красавице оборотню. Почему не везет? А вы попробуйте в течении сотни лет каждый день выслушивать завывания, гордо именуемые серенадами, поймете. Мне, как декану, восторженных вздохов тоже перепадает в двойном размере. Утомительно, честно говоря. Но случаев, чтобы ученик не перебесился, не пережил свою подростковую влюбленность, у меня давно уже не было. Лет семь, наверное. И тут вдруг вот оно, чудо... голубоглазое. То, что который год исподтишка щенячьим взглядом смотрит, это ладно. Плохо, но не критично, и наказывать вроде как не за что. А вот то, что перед выпуском решил все-таки попытаться добиться своего, да еще таким дурацким способом, просто не оставляет мне выбора. Надо же было в ответ на мой, в общем-то, стандартный совет: «А вот здесь в заклинание добавь низких нот. Ты справишься, голос у тебя сильный», заявить: «Я бы хотел, чтобы вы оценили его силу, когда я буду стонать под вами». Вот так вот громко заявить, на всю аудиторию. При всех. Идиот... Это же прямое оскорбление преподавателя, нарушение устава Академии. Карцер на неделю, отработки и индивидуальное воспитательное либо от оскорбленного, либо от декана. И так уж совпало, что в данном случае я являюсь и тем, и другим. Отношения преподавателя и студента - табу. Особенно, если это маги поддержки, которые могут настолько сильно привязаться, что вдали от любимых начинают тосковать, теряют боевую эффективность, гибнут сами и подставляют товарищей. Бывали прецеденты. Поэтому наставникам разрешено применять любые воспитательные меры, вплоть до самых жестоких. Поэтому способность пережить и отпустить любовь — тоже один из выпускных экзаменов, негласный. И Михаил его сдаст. Я позабочусь об этом. Полтора часа до подъема, все еще спят и двери закрыты, но мой статус дает доступ практически в любое помещение. Крыло факультета, этаж курса, комнаты потока. Вот наконец и личная спальня учащегося. Защитная пелена на входе, опознав во мне преподавателя, замерцала и на мгновение сделалась полупрозрачной. Я шагнул внутрь, сразу же создавая сферу отрицания - теперь снаружи никто не услышит, что здесь будет происходить.. Юноша спал, раскинувшись поперек кровати, благо ее размеры это позволяли - в бытовых вопросах будущих боевых магов умеренно, но все-таки баловали. Я сплел пальцы, собираясь опутать ученика веревками, но заклинание ушло в пустоту: тот уже вскочил на ноги и приготовился отражать нападение. Отличная реакция, цены парню не будет, если прекратит любовной ерундой голову себе забивать. Впрочем, как раз для этого я сейчас здесь, не так ли? Приподняв бровь, преувеличенно внимательно осматриваю его, задержавшись взглядом на утреннем стояке. – Д-декан?! - До парня наконец дошло, кто стоит перед ним, и в каком виде находится он сам. Он дергается, инстинктивно пытаясь прикрыться, но я жестом останавливаю его. – Студент Михаил, твое индивидуальное наказание определено и подлежит немедленному исполнению. Парень испуганно скосил глаза на мою броню, сглотнул, заметив шипы. – Мне нравится направление твоих мыслей, - я медленно облизал нижнюю губу и улыбнулся. Михаил побледнел и попятился, упершись спиной в стену. Легко вскочив на кровать, я плавным движением преодолел разделяющее нас расстояние. В глазах ученика уже откровенная паника, взгляд мечется по комнате. Впрочем, сбежать он даже не пытается, прекрасно осознавая, что со мной ему не справиться. Он вздрогнул, когда мои руки обняли его, пока еще бережно и осторожно. От прикосновения холодного железа на нежной коже появились мурашки. Я склонился к его лицу, не отрывая взгляда от широко распахнутых глаз. Прислушался к сердцебиению. Так... кажется, сейчас кто-то свалится в обморок. Ну надо же, какой я весь из себя ужасный. Однако, ученик мне нужен в полном сознании. – Магия щита, параграф двенадцать. Какой щит следует ставить в случае появления описанного там исключения? - выдохнул я в его губы и рявкнул: - Отвечать! Ученик подпрыгнул, ударившись затылком о стену, но во взгляде появилась какая-никакая осмысленность. – Параграф двенадцать... - прошептал он, - Синий, третьей ступени. – Учил, хвалю, - мурлыкнул я, прижимаясь к нему плотнее. Острые шипы уперлись в голое тело, кое-где проколов кожу. По груди вниз побежала капелька крови. Парень стал совсем бледным, хотя сильнее, казалось бы, уже невозможно. Ничего-ничего, пусть лучше хорошенько напугается здесь, под моим контролем, чем провалит экзамен или пострадает потом, в другом мире. Мысленно приказав шипам исчезнуть, я подхватил на руки не такое уж тяжелое тело. Спрыгнул с кровати, развернулся и аккуратно уложил его поверх одеяла. Михаил замер, вытянувшись, лишь глаза настороженно следили за мной. – Твое бы поразительное послушание, да на занятия, - я небрежно провел острым ногтем от горла до живота, наблюдая подрагивание мышц. Добрался до опавшего члена, оттянул крайнюю плоть, царапнул головку. С удовлетворением услышал тихий вскрик. Коснулся амулета на груди парня, активировав заложенное там одно из хозяйственных заклинаний - очищающее. Михаил болезненно поморщился. Ну да, подобное воздействие внутри тела не отнесешь к приятным, но предварительно как-то подготавливать наказанного в мои планы не входило. Я руками развел его ноги в стороны, не встретив никакого сопротивления, и устроился между ними на коленях. Одно движение кисти, и броня исчезает, оставив меня полностью обнаженным. Ученик зачарованно уставился на мой находящийся в полной готовности член. Дыхание его совсем сбилось, язык рефлекторно облизывал губы. Я усмехнулся и скользнул вверх, придавливая его своим телом. Потерся бедрами и поймал губами судорожный вздох. – Ты же хотел стона-а-ать подо мной, так почему молчишь? - вкрадчиво прошептал в розовое ухо. Ответом мне стал еще один вздох и стремительно твердеющий член. Замечательно. А вот теперь пора перейти к основной части вразумления. Я отстранился, снова сев на пятки. Ученик потянулся было вслед за мной, но я пресек попытку, надавив на живот и покачав головой. Создал в ладони смазку и нанес ее себе на головку, совсем немного, только чтобы мне не было излишне дискомфортно. Призвав подушки, подсунул их под бедра парня, заставляя того прогнуться и согнуть ноги в коленях. В глазах Михаила вновь появился ужас. Похоже, он рассмотрел количество смазки и понял, что его ждет, а так же поверил, что я доведу наказание до конца. – Наставник... - прошептал он дрожащими губами, - наставник, пожалуйста... Нависаю над ним на вытянутых руках, упираясь членом в анус, но входить не спешу. Пусть полностью проникнется ситуацией, глядишь, дольше помнить будет. И нет, я не считаю наказание слишком жестоким. Если бы парень был склонен оставаться только верхним, разумеется, ничего этого сейчас бы не происходило, ломка психики недорослей в мои рабочие обязанности не входит. Но мне точно известно, что в студенческих междусобойчиках Михаил принимал участие в том числе и в роли активного нижнего. Так что сегодняшний урок он перенесет без непредсказуемых последствий. А то, что без подготовки и практически на сухую... Ну, так на то оно и наказание. Мне, между прочим, тоже больно будет, причем ни за что. Как только у парня начали дрожать даже колени, я неспешно подался вперед, с трудом продвигаясь сквозь сжатые мышцы, до тех пор, пока головка не оказалась полностью внутри. Мда, ощущения, надо признать, не из приятных. Михаил тяжело и рвано дышал, крепко зажмурившись и, наконец, не выдержал, застонал сквозь стиснутые зубы. – Наказание прими достойно, - процитировал я фразу из устава Академии. - Смотри на меня. Ученик покорно распахнул глаза, и скопившиеся в них слезы скатились на одеяло. Радужки почти не было видно из-за расширенных от боли зрачков. Я качнулся, проникая в него наполовину и тут же, не давая привыкнуть, вошел полностью. Он выгнулся и заскулил, попытался отодвинуться, но я не дал, жестко зафиксировав бедра. Сделал несколько движений, вызывая короткие стоны. Совсем не такие сладостные, как тебе мечталось, да, мальчик? Тщательно отслеживаю воздействие. Лицо ученика застыло, улыбчивые прежде губы искусаны в кровь. Еще немного, и наказание перестанет быть просто дисциплинарной мерой. Еще немного, и у парня начнется самая настоящая истерика. Меняю угол проникновения так, чтобы задевать простату. Наклонившись, слизываю слезу с виска, прикусываю за ухо, выцеловываю дорожку по шее до ключиц и ниже, к соскам. Одновременно поглаживаю его член, посылая сквозь пальцы легкие электрические разряды, такие, что только стимулируют, но не жалят. Дождавшись ответного шевеления, беру руку ученика и сжимаю ей его член. Приказываю: «Помоги себе.» И наконец-то позволяю себе расслабиться, поплыть от горячей тесноты подо мной. Подниматься с расслабленного парня не хочется, не выспавшийся организм требует упасть рядом и не открывать глаза до обеда. Но сделать так, значит свести весь эффект на нет. Тем более, еще остались последние, немаловажные штрихи. Встаю, броня вновь облегает тело. Смотрю на Михаила ничего не выражающим взглядом, кривлю губы. Из подпространственного кармана достаю и кидаю на кровать флакон заживляющей мази и анальную пробку. Достаточно длинную, но тонкую, с вульгарным хвостиком из искусственного розового меха. – С этим, - киваю на розовое недоразумение, - проходишь до обеда. После чего наказание можешь считать законченным. Миг, и растерянность в глазах ученика сменяется жгучей обидой. Иду к двери, спиной ощущая чужое внимание. Поворачиваюсь, натыкаюсь на полный ненависти взгляд. Добиваю: – Надеюсь, ты понимаешь, что от занятий тебя сегодня никто не освобождал? Еще шаг, и пелена смыкается за моей спиной. В коридоре по-прежнему безлюдно. Морщусь, передергиваю плечами. Две недели до экзаменов. Эффекта как раз хватит, чтобы не успел найти мне оправдания, надумать что-нибудь, простить. А там уедет, и вдалеке, без ежедневных встреч, обида выйдет на первый план, окончательно стирая ненужные чувства. Мне же сейчас надо поторопиться, чтобы успеть хоть немного поработать до начала занятий. А вечером, пожалуй, выберусь в город, сниму себе на ночь эльфа. Или нет, человека. Русоволосого. С голубыми глазами.