Где-то бедствие терпит

       Наползла суровая зима. Она раскинула холодные ладони с длинными пальцами, покрывая медленно остывающую землю сперва инеем и тонкой кромкой льда, а потом и снегом с толстым слоем наста. Прохладное лето не позволило плодам на огородах налиться соком, и многие растения погибали от постоянной влажности и преобладающего грозового ветерка. Казалось, даже все насекомые куда-то попрятались, боясь вылезти на поверхность. Природа явно ощущала горе людей. Год выдался неурожайным, и на горизонте маячил приближающийся всепоглощающий, страшный голод. Бремя войны ощущалось даже в тылу.        Таня даже не успела закончить школу. Ей предстоял последний десятый класс, но началась война. Все школы закрылись, и молодежь ринулась на фронт или на работу в тылу. Отец ушел на фронт через месяц. Девушка помнила тот день. Мать, еще довольно-таки молодая, крепкая женщина, вешалась на шею отца, причитая и умоляя его не покидать их, а Таня тихо плакала в сторонке, у дома, обнимая младшего братишку четырех лет, который прижался к ее ноге и схватился за юбку, пряча лицо в складках ткани и тихо похныкивая, не понимая, что происходит, но ощущая то же горе, что и все.        Тогда жить стало сложнее. Дома не хватало мужчины, не на кого было опереться. Мать опечалилась и вскоре сильно заболела. Каждый день, слыша за окнами шаг почтальона, — он как назло торжественно маршировал в тяжелых ботинках, звук от которых громко раздавался в округе, — женщина задерживала дыхание, боясь, что им пришел желтый треугольничек похоронки. Пока подобные мысли не оправдались, но визиты военного почтальона в деревню глубоко волновали ее. Тане пришлось взять на себя все обязанности по дому. Она через день ходила на завод и через день работала в огороде, склонившись над грядками. Она загоняла себя до боли в спине. В такие дни ей помогал братик Ваня, и мать только изредка выходила на улицу, а за огород принималась еще реже. Таня мало спала, погружаясь перед сном в печальные мысли, не способная их отогнать. По ночам она тихо плакала, уткнувшись в подушку, заглушая сдавленные рыдания, не желая волновать ни брата, которому и так пришлось взрослеть раньше времени, ни мать, слегшую в постель из-за постоянных огорчений.        В дни, когда она ходила на завод, девушка старалась оставаться подольше, желая как можно больше сделать и не идти домой. Ей не хотелось видеть болеющую мать, а ожидание ночи ей казалось мучением. Ночи пугали ее, и каждый раз она обещала себе не плакать, но вновь и вновь вспоминала об ушедшем на фронт отце. Ее руки огрубели и покрылись мозолями от работы со станком, но Таня неизменно оставалась допоздна. Дома оставался брат, которому она строго-настрого наказывала помогать матери и заботиться о ней. Порой Ванюшка самостоятельно старался ухаживать за грядками, но каждый раз ему всего лишь удавалось всадить в руку занозу или пораниться. И Таня просила его не усердствовать. Всегда, приходя на работу, девушка думала об отце, который жертвовал своей жизнь где-то там, среди окопов и трупных ям, ради них, чтобы его семья жила. И вера в то, что он вернется, придавала ей сил.        А в силах она нуждалась как никогда. Хлеба и молока стали выдавать меньше. Раньше, простояв в длинной очереди, можно было получить большую буханку, но теперь давали только половину. А молока и того меньше, пол бутыли, которой не хватало на всю семью, и Таня благородно, порой голодая, отказывала себе в этом, отдавая продукты подрастающему брату и хворающей матери.        По вечерам, в дни, когда она работала на огороде, приходил Вова. И тогда она позволяла себе немного отдохнуть с ним. Они гуляли среди пустующих, опустившихся грядок, покрывшихся снегом и замерзшими нераспустившимися летом стебельками. И это было единственным утешением для Тани.        С Вовой она отсидела все школьные годы за одной партой. Поначалу она его не замечала, будучи сосредоточенной на уроках и изредка отвлекаясь на перепалки с мальчиком. В девятом классе Вова, который всегда ее невыносимо раздражал, начал за ней ухаживать. Он считался школьным хулиганом и местным разбойником. Как заметила Таня, уроки у него всегда были сделаны спустя рукава или не готовы вообще. Учебники он читал прямо перед уроком, и то получалось это у него быстро — он просто пробегал взглядом по строкам — и с постоянным отвлечением на неизменных друзей, Олега и Кольки. Те мало отличались от Вовы, были такими же как в учебе, так и в жизни, готовые поддержать главного дружка во всех его мелких авантюрах.        Таня никогда не обращала внимание на Вову, да и на других мальчиков тоже, справедливо считая, что сперва нужно думать об уроках — она не раз слышала веселые крики мальчиков за окном, когда те катались на велосипедах, в то время как сама девушка делала уроки. Но мальчишка, видимо, ее не озвученных мыслей не разделял, гоняясь за девушками, а те так и липли к нему. На уроках Вовка часто пытался вовлечь в разговор и Таню. Девушке льстило такое внимание к своей персоне со стороны мальчика, но она никогда не отвечала взаимностью, даже мыслей таких не было.        Но, как оказалось, она ему нравилась несколько лет. Он признался ей об этом на устроенных в школе танцах. Таня тогда несколько раз его попросила повторить сказанное, с каждым повтором удивляясь все больше. Она и не догадывалась о симпатии парня. Впервые она посмотрела на него другими глазами. Он был симпатичным, о нем шушукались многие девочки, но сама Таня никогда не разделяла их симпатии. Сейчас же она заметила его. Он был высоким и хорошо сложенным — увлекался борьбой и футболом; у него были густые черные волосы, всегда остриженные по последней моде, а близко посаженные голубые глаза теперь смотрели на девушку с нежностью и надеждой на взаимность. Его родители хорошо его одевали, Вова всегда ходил в выглаженных со стрелками штанах и белых рубашках. И Таня, удивляясь самой себе, приняла его ухаживания, еще не зная, что чувствует к нему.        Он приятно ее поразил, хотя она многого от него не ждала и считала, что их почти фальшивые, совсем не серьезные отношения продлятся недолго. Но Вова заставил девушку усомниться в собственных мыслях. Он быстро ввел ее в свою компанию, где, как оказалось, были не только мальчики, но еще и их особо отвязные подруги. Вова часто звал ее гулять наедине, приезжая к ней на велосипеде в домашних шортах, обусловливая это тем, что мать отправила его за хлебом и детским питанием для младшей сестренки, но он воспользовался этой возможностью, чтобы повидаться с Таней. Они много говорили о нем и его жизни, и Таня узнавала Вову все больше.        Как оказалось, он был ответственнее, чем считала его девушка. Строгие родители поставили ему много домашних обязанностей. Вова должен был убираться по средам в доме — отец, приходя поздно с работы, проверял его работу, и если его что-то не устраивало, заставлял сына переделывать все ночью. Мальчик отводил в детский сад сестру, которая была на одиннадцать лет младше, ходил после школы на другой конец города и брал ей детское питание. При этом он неизменно посещал тренировки и сохранял хорошую успеваемость.        Со временем Тане начал и вправду нравиться Вова, она желала проводить с ним как можно больше времени, узнавая еще больше о его жизни и мирно прогуливаясь с ним по тихим улочкам их деревни, находящейся неподалеку от Сталинграда. Вова и сам тянулся к ней, и она каждый раз, смущаясь, замечала в его ярких глазах неизменный интерес к ней.        Он узнал о Тане больше, чем она рассказывала своей самой близкой подруге Нине. Она рассказывала ему о брате, о строгой матери и об отце. Однажды Вова поведал ей, что не только он увлекся своей соседкой по парте. Его друзья тоже положили глаз на девушку, и вскоре у них началась борьба, невидимая для остальных, но особо жестокая и непримиримая для их состоявшейся компании. Тогда они решили, что, кто первый добьется расположения девушки, тому она и достанется. Когда стало очевидно, что Таня предпочла Вову, то Олег и Коля отступили. Подобная новость стала неожиданностью для девушки. Она никогда и не догадывалась, что может кому-либо нравиться, хотя всегда сознавала, что не была уродиной и всегда была активной в школе.        Через полгода после начала их прогулок случился их первый поцелуй. Таня прежде никогда не целовалась и оробела от напора парня. Он нежно, но крепко привлек ее к себе, одной рукой придерживая ее за талию, а другой перебирая ее волосы. Тогда девушка впервые ощутила щемящее чувство острой привязанности и нежности. Больше она не боялась его близости и проявлений его чувств, они часто обнимались в присутствии общих друзей и порой целовались. Она чувствовала его тепло и с удовольствием отвечала той же горячностью.        Таня часто звала его к себе домой, когда мама была на смене в больнице — Валентина Григорьевна работала медсестрой, а отец уходил подрабатывать на стройку помимо основной работы. Девушка боялась, что родители узнают о ее отношениях. Слава о проступках и озорстве Вовы распространилась в маленькой деревушке быстро. Мама бы не одобрила их отношений.        Правда, однажды Ванюшка раньше пришел с прогулки с друзьями — они вместе гоняли мяч в другом дворе — и увидел их. Они тогда не услышали его тихих шажков и скрипа двери, увлеченные друг другом и нежным поцелуем. Они как раз прощались, уже нагулявшись. Таня провожала Вову до порога. Услышав тихий удивленный возглас брата, Таня резко отстранилась от парня и виновато воззрилась на Ваню. Мальчик, испугавшись такой странной сцены, убежал в сени. Девушка кинулась за братом и по-доброму, все время виновато закусывая губу, попросила его не говорить об увиденном маме.        Но брат не сдержался и на следующий день рассказал маме обо всем, пока Таня была в школе. И когда девушка пришла домой, то наткнулась на ледяное молчание со стороны матери и виноватый взгляд братика. Позже мама устроила масштабный скандал, гоняя дочь полотенцем по дому. Отец, узнав подобную новость, смерил дочь недоумевающим взглядом, поджав губы, и неодобрительно покачал головой, но на радость девушке смолчал и не стал поддерживать жену вслух, за что Таня была очень благодарна. На брата девушка обижалась, но вскоре забыла об инциденте, погрязнув в своем счастье.        После этого Вове пришлось познакомиться с семьей девушки. Мать сперва приняла его не очень радушно, но, присмотревшись к нему, приняла парня. Пару раз он оставался у них ночевать, когда слишком поздно приезжал поведать Таню, но Валентина Григорьевна клала его в другую комнату. Скрываться было не от кого теперь, и они свободно ходили, держась за руки. Соседи, видя их прогуливающихся, снисходительно улыбались и справедливо раньше времени называли их женихом и невестой.        Когда отец Тани ушел на фронт, парень вечером долго успокаивал девушку, стирая горячие слезы с ее покрасневших от волнения щек, хотя его отец, Владимир Иванович, тоже ушел на войну днем ранее. Вова долго целовал ее, обнимая стройный стан и прижимая себе, и на секунду она вновь почувствовала себя счастливой, чувствуя его, он был надежной опорой. Она искренне любила его за то, что он любит ее; за то, что он рядом, когда так нужен; за то, что помогает ей. И она тоже с истинной любовью целовала его, гладя его негладкую от легкой щетины щеку.        Правда, в тот же вечер он снова опечалил ее, сказав перед уходом, что тоже намерен вскоре отправиться на войну, к отцу. Вова хотел, чтобы она недолго горевала, чтобы выплакалась за один вечер и больше не грустила. Он бегло сказал об этом и захлопнул дверь грубее, чем следовало, не желая видеть ее реакцию. Что бы она сделала? Снова зарыдала или обозлилась и накинулась с кулаками на него? Она могла, но девушка за дверью, внутри дома, затихла. Он, прислушиваясь, не раздаются ли глухие рыдания, еще с минуту, ушел.        Он и не знал, что она стояла перед захлопнутой дверью, удивленно на нее глядя. Она прикрыла лицо руками и запустила пальцы в собранные волосы. Плакать больше не хотелось, стало невероятно больно. Она догадывалась, что Вова захочет уйти на фронт — многие парни уже отправились на войну, закончив школу, а некоторые умудрялись уйти, несмотря на возраст, — но она до последнего надеялась, что ей не придется ждать никого с войны, кроме отца. Но это случится. И от неизбежности горя и страданий Тане хотелось кричать.        Она и сама хотела уйти. На войне нужны были все: и женщины, и мужчины. Но пока что девушка не решилась на окончательное решение, откладывая его и оправдывая это тем, что не хочет зазря беспокоить больную и обессиленную мать. К тому же кому-то нужно заботиться о Ванюшке. Она ведь могла бы работать медсестрой. Но мысли эти она вновь отогнала и решила пока что компенсировать свою неспособность идти на фронт работой за станком на заводе.        Самая близкая подруга Тани Нина тоже ушла на фронт. Ее отправили сначала на военную подготовку. У Нинки открылся талант пулеметчицы, как она писала подруге, но вскоре ее семье пришла похоронка, о чем быстро узнала и Таня. Она поплакала перед сном, помолилась за подругу и легла спать. Девушка вспоминала все их разговоры. Нина никогда не одобряла Вову, считая того «лентяем и неразумным бездарем», и всячески отговаривала Таню иметь с ним какие-либо отношения. С подругой Таня встретилась перед ее уходом на фронт, пожелала той удачи, чтоб жалела себя и не лезла на рожон. Нина всегда славилась своим неуемным характером, заслужив в школе справедливое звание главной смутьянки. Видимо, обуздать себя она не смогла, а может, это ее судьба. Таня не хотела это обдумывать и рассуждать на подобные темы, считая это несправедливостью по отношению к покойной подруге, и поэтому девушка спокойно отпустила ее из своих мыслей.        На дворе стоял леденящий мороз. Февраль сорок второго выдался холодным, хотя обычно в это время более-менее начинало теплеть. На крыше бревенчатого домика лежали толстые слои снега. Волга застыла подо льдом и будто не смела привлекать внимание врагов, замирая в этой зимней томной тишине.        Когда Таня услышала стук в дверь, то подскочила к порогу, быстро натянула мамин тулуп из овчины и выпрыгнула на улицу, в объятия Вовы. Сегодня был их последний день, последняя встреча. Вова хоть как-то скрашивал длинные, грустные для Тани вечера, полные горестных, томительных мыслей. И беседы с парнем, который так самоотверженно являлся почти каждый вечер на Танин порог, являлись единственной отдушиной в тяжелое время. Он успокаивал девушку в своих объятиях и так помогал жить дальше.        Хоть она и не говорила, но он знал, что ее страшно тяготит его скорый уход, и не заметно для себя Вова отдавал ей все больше своей любви и тепла. На самом деле, он, уходя тогда из дома после того, как огорошил любимую новостью об уходе, и не собирался больше к ней приходить, разумно сочтя, что она не захочет его видеть, желая поскорее забыть о нем. Но, поразмыслив, он пришел через день и постучался в дверь, опасаясь, что ему все-таки не откроют, как он и предполагал ранее. Но дверь отперла Таня и кинулась ему на шею. Она не хотела его терять, и оставшиеся дни она хотела проводить с ним.        Но в их последний вечер они молчали. Каждый считал, что любые слова покажутся неуместными, как и лишнее проявление чувств, о которых и так было сказано друг другу много слов. Таня со страхом ждала той ужасной минуты, когда он уйдет. Она всем своим существом желала его остановить, не пускать на смерть, но его решимость останавливала ее. Таня не хотела устраивать ему сцен подобных тем, что устроила ее мать отцу. Она не хотела виснуть на его шее и, унижая саму себя в своих глазах и его, просить остаться. Напрасно. Он не останется. Он любил ее, и Таня об этом, разумеется, знала, но долг перед семьей и родиной был превыше его собственных желаний. Девушка осознавала это и уважала его выбор и считала, что отговаривать его от ухода на фронт — отговаривать от защиты собственной семьи. Также она догадывалась, что строгая мать парня и сама сто раз просила и устраивала истерики такому непокорному в этот раз сына. Лишний раз эту тему лучше не завязывать.        И все-таки Таню грызла мысль о том, что, если она хочет удержать любимого рядом и спасти его от благородных порывов, то лучше воспользоваться любым способом, забывая и про родину, и про семью. Что будет значить родина, когда тебе придет письмо, говорящее о смерти любимого? Всё, отвечала себе девушка. Родина будет значить всё. Таня стыдилась подобных редких мыслей, называя их глубоко недостойными, как и свои порывы.        Получилось холодно. Они пятнадцать минут потоптались среди опустевшего огорода, пока Таня не замерзла — все-таки ходила она с голыми ногами, — на ее глаза снова навернулись слезы, но она поспешила их сморгнуть. Они поцеловались. Последний поцелуй показался девушке самым горячим из всех, что у них были. Было это из-за того, что стал как раз-таки последним, или оттого, что именно сейчас они сознавали свои искренние смелые чувства как никогда. Но поцелуй жег губы, и Таня потрогала их снова, стоя посреди заснеженного участка и смотря вслед уходящему счастью. Он шел смело и уверенно, будто победил самого себя. Главное теперь — не оборачиваться. Но он остановился, будто прирос к месту, и оглянулся, дерзко, наперекор собственным желаниям. Девушка ободряюще кивнула ему и слабо улыбнулась, стирая с щеки невидимую в темноте горячую слезу.        Она долго не могла заснуть, зная, что он уйдет ночью, стараясь не волновать мать долгим прощанием. Возможно, он надевает выданную форму прямо сейчас, в эту минуту, выходит из дома прямо сейчас, в эту минуту, проходит мимо ее двери прямо сейчас, в эту минуту. Когда он скрылся за поворотом, она наконец дала себе свободу вдоволь разрыдаться. При нем Таня не хотела плакать, считая, что женские слезы ослабят его, ее воина. Нет! Она верила в него. Он вернется, он придет, он выживет. Он самый сильный.        Ночью она проснулась от непонятного шума. Будто поблизости обрушились друг за другом несколько крыш. Таня полежала в постели секунду-другую, прислушиваясь, хотя мать уже вскочила с кровати с удивительной для больной прыткостью, брат тоже присел в своей кровати, потирая невыспавшиеся глаза маленькими кулачками. Снова послышался грохот. И девушка тоже вскочила с постели и, засунув ноги в валенки, стоявшие у порога, и накинув первый висевший на крючке тулуп, выбежала на улицу. Так, похоже, поступили и другие. Стыдясь своего вида, Таня провела по всклокоченной беспокойным сном косе, приглаживая ее. Ее взгляд обратился в сторону города.        Продолговатые бомбы, напоминающие капли дождя, которые поначалу круглые, но в полете приобретают свою вытянутую форму, летели на город. Грохот был звуком от разрушений. Каждый раз, когда бомба долетала до земли, через секунду раздавался шум, и взметалась пыль. Таня прикрыла рот от ужаса и огляделась. Дети вокруг плакали, а женщины смотрели на очередную упавшую бомбу, стараясь молчать, но все же охали от ужаса.        Прежде война казалась чем-то абстрактным и далеким, потому Таня не считала ее такой страшной. Последствия боев ограничивались пока что только голодом. Но теперь, когда разрушительный поток достиг и Сталинграда, стало по-настоящему жутко. Это и правда происходит. Это больше не бой с неизвестным злом. Зло обрело лицо, и лицо это оказалось уродливым в своей жестокости и несправедливости. Теперь люди знают, с чем им приходится бороться; теперь им есть, за что бороться. Она будто слышала крики и ор раненных, и ей стало страшно.        Она вновь огляделась, встретившись взглядом с голубыми глазами. Он уходил прямо сейчас, направляясь в сторону города. Таня кинулась к нему. Сейчас она была готова на все, чтобы он остался. Она чувствовала, что готова унижаться и просить, молить и угрожать, рыдать и виснуть на нем, только бы он не уходил. А ведь она увидела только малость. Каково людям там, в городе. Видя все прежнюю решимость, она испугалась еще больше. Он идет на смерть. Неизвестность и беспомощность охватили девушку. Она и правда повисла у него на плече с рыданиями, он обнял ее на прощание, прижав к себе посильнее и кивнув, прошептал: «Я вернусь».        Она не верила ему, не верила она и возможности в принципе вернуться. Разве из пекла возвращаются? Разве уходят от смерти? О, как же она хотела уберечь его. Он отстранился от нее и пошел вперед, но не обернулся. В этот раз она была почти рада этому. Обернувшись, он ослабил бы не себя, а ее. Слепая решимость наполнила девушку. Она вновь закусила губу, смотря ему вслед. Сколько раз ей придется наблюдать нечто похожее? От нее уже навсегда ушла подруга, отец, а теперь и он.        Она с сожалением отвернулась, чувствуя непреодолимое желание снова посмотреть ему вслед, будто к его спине была привязана нить и к ее голове тоже. Она оглянулась на него, но не смогла разглядеть его силуэт в темени ночи. Вернувшись в дом, она наткнулась на испуганную мать.        - Что там? - спросила она порывистым шепотом, выдающим ее испуг.        - Война, - решительно ответила Таня.