Полосы

Жизнь состоит из случайностей. Проблем и забот всегда хватает, но радостей гораздо больше. Каждый человек имеет право выбирать направление своей судьбы. Мы все движемся по черно-белым полосам, и только сами определяем, каких будет больше. Тяжелые, холодные капли скатываются по стеклу. Они собираются на подоконнике, срываются вниз, на улицу, и разбиваются вдребезги, тонут в лужах. В последнее время Леся чувствовала себя, как эти капли. Холодные, никому ненужные, они барабанили по крышам и лишь назойливо мешали спать. Легкое дуновение ветра — и они тут же меняли траекторию, против воли улетая куда-то. А не все равно куда? В конце-концов все равно придется растворится в луже, и какая разница, в какой. Ей и дождь в последнее время полюбился. Солнечная погода была отвратительна, сбивала с толку. А дождь — под него можно было забраться на подоконник и плакать. Долго, горько, размазывая злые слезы по щекам. Или выбежать на улицу в легкой майке и шортах, не слушая крики родителей, бежать по мокрым улицам и со странным наслаждением ловить ошарашенные взгляды редких прохожих. Такие вылазки всегда заканчивались одинаково — Леся возвращалась домой мокрая, замерзшая, и через пару часов уже лежала с температурой. Но ей так даже больше нравилось — не надо было ходить в школу, отвечать на стандартные вопросы, с вежливой, тошнотворной улыбкой отклонять предложения сходить куда-нибудь в ТЦ, «развеяться». Особенно бесило что-либо на подобии «С тобой все нормально?», или «А как ты себя чувствуешь?». Хотелось выдернуть всем особо участливым язык с хищной улыбочкой, потому что с ней ненормально. Все совсем ненормально. С человеком, который рыдает больше, чем говорит, который в бессильной ярости рвет тетради и открытки, который кидается на людей и не спит ночами все совсем ненормально. Но она не имела права сказать об этом другим, и поэтому только выдавливала вымученную улыбку и говорила: «К экзам много готовлюсь, поздно ложусь спать». И Лесе верили, подготовка к ЕГЭ действительно отнимала много сил. Вот только девушка за этот год ни разу не раскрыла ни одного задачника. Иногда слез не хватало, и девушка злилась. Злилась бессильно, на мир, на родителей, на людей и на саму себя. Потому что она была ненормальной. Не умела жить нормально. Это проявлялось всегда. Когда она была маленькая, ей было откровенно неинтересно играть в игры с другими детьми, возиться в песочнице и вообще с кем-либо общаться. Она бродила по площадке в одиночестве, рассматривая прохожих, или обрывая листики с деревьев и кустов. Все говорили, что ребенок необщительный. В первом классе она сидела одна за первой партой, последняя приходила на уроки и первая убегала домой. Все думали, что она зубрилка. Но оценки у Леси были ниже четверок, и она подвергнулась ненависти со стороны учителей. Все думали, что она интроверт. В средней школе она не обсуждала мальчишек, не бегала в кино с подругами и не участвовала в общей жизни, сидя за последней партой в гордом одиночестве. Все, думали что она странная. Леся перешла в старшую школу, но продолжила оставаться за бортом класса, получать тройки и огрызаться на все попытки с ней пообщаться. Нежелание идти на контакт заставило девушку научиться грубить и язвить — это был лучший способ оградиться от толпы. Однажды одноклассница подошла к Лесе на перемене и в открытую ей заявила: «Ты ненормальная». Леся оторопело моргнула, на секунду растерявшись, но потом улыбнулась и ехидно парировала: «Ты только заметила?» На оставшихся уроках ее никто не видел. Девушка ушла на стройку и, усевшись на краю балки, болтала ножками в воздухе и думала, глотая горькие слезы. Да, она была ненормальной. Этот случай заставил её почувствовать себя одиноко, и она, впервые за девять с половиной лет, решила влиться в общую массу класса. И Лесю, как ни странно, приняли. Было сложно, пришлось привыкать к тому, чего она раньше не делала, но постепенно, более или менее, у нее получалось. Полгода она общалась с одноклассниками, потом наступили летние каникулы. Вернувшись в школу, она по-прежнему держалась в стороне, но поддерживала контакт. Потом началась подготовка к ЕГЭ. Ей было все равно. Состояние полной апатии и безразличия пугало, захлестывало волной. Редкие оттаивания в виде истерик показывали, что она все еще что-то чувствует, но это было так не часто! Леся начала терять себя. Мир огромен, в нем так много людей! Ей было страшно. Страшно жить, страшно двигаться вперед. Хотелось спрятаться от всех, остаться в своем уютном мире, мире, где нет зла, где тебя примут такой, какая ты есть. Где никто не ждет от тебя того, что ты не можешь им дать, где тебе прощают ошибки и позволяют быть собой. Девушка прятала страх в себе, заталкивала его глубоко-глубоко, но разве можно спрятаться от самой себя? Она топила его в бутылке, вытесняла едким сигаретным дымом, но и это не помогало. Курить она так и не бросила. А страх остался. Леся была лишена простого человеческого счастья. В этом была не только вина общества, но и её собственная. Девушка настолько привыкла быть жертвой, жалеть себя и изнывать от тоски, что уже не видела другой стороны жизни. Вернее, не хотела видеть. Каждый человек волен сам строить свою жизнь, собирать судьбу из маленьких кирпичиков, из мгновений и случайностей, месяц за месяцем, год за годом. Леся сама избрала для себя такой путь, и теперь расплачивалась за него сполна. Каждый вечер был похож на следующий — те же крики, те же слезы, ты же злость и под конец полная апатия. Леся не хотела меняться, не желала видеть другую сторону монеты, и это была её главная ошибка. Никто не захочет жить, когда вокруг одно несчастье. И Леся не захотела. Девушка так и не научилась смотреть сквозь проблемы, и потонула во тьме. Черной, липкой, вязкой темноте. Но ей было уже все равно. Душа заледенела, сердце покрылось коркой, глаза остекленели. Она уже ничего не чувствовала. Решение приходило долго, но исполнилось в считанные секунды. Леся сама шла к этому всю свою осознанную жизнь. О чем она думала, когда летела с крыши?.. Наверное о том, что так и не смогла сдвинуться с черной полосы.