Предзакатное небо

Тишина шёлковой тканью укутывала в свой бережный кокон, ласково, словно мать, дотрагиваясь до тела. Быстрые мурашки по коже заставили неясно встрепенуться, немного повести плечами, слегка развернув их, и в каком-то немом и совершенно непонятном восхищении приподнять уголки губ. Девочка с жёлтыми бабочками. Так бы он назвал её, если бы позволил себе такую вольность. Эти её задорные светлые-светлые длинные густые косы с вплетёнными в них золотистыми лентами, белые смешные платья со странными самодельными большими рукавами и вечные цветы в волосах. И вся сама такая… нежная. Весёлый румянец по пустякам. Неумелые грациозные шаги, совсем не высокомерные, а скорее весёлые и совершенно показушные. Ровена так часто сердилась на неё за то, что она не слушала её наставлений, не пыталась стать «леди», которую с распростёртыми руками приняло бы корыстное общество, привыкшее к своим глупым правилам. А ещё Хельга любила танцевать. Двигать ногами в маленьких туфельках жёлтого цвета, немного задирая платье бледными руками, напевая какую-то свою собственную мелодию, не обращая внимания на недовольное ворчание равнодушной Равенкло. Обожала забегать со всех ног в воду, брызгаясь и подставляя ладони тёплым-тёплым лучам солнца. Девушке казалось чудесным смотреть с огромной высоты на эти горы из хвойного леса и зелёные мягкие холмы, держа в миниатюрных руках древнюю книгу, размышляя о прочитанном, принимая такой задумчивый милый вид. Ей настолько нравилось быть собой, что дыхание просто спирало, умоляя душу открыто улыбаться и что-то невнятно шептать. А к чему вообще быть строгой «леди», ставить себя в ненужные рамки, спускаясь в душные подвалы замков чужих Обычаев, Традиций, и наказывать себя совершенно непонятно за что? — Вам нравятся облака? Правда красивые? А вот то похоже на большую пушистую овечку! — без всякого стеснения сядет рядом на скамью, чуть наклонится и укажет рукой в розовое предзакатное небо. Этот же жест вызовет тепло в груди, разольёт его, как вино, по венам, позволив тёмным глазам вдруг засветиться. — Правда очень красивые, — он ответит негромко, но Хельга повернётся и ещё шире улыбнётся, пытаясь пристроиться на этих жёстких досках, подогнув ноги под себя, после начав немного раскачиваться, загадочно и задорно улыбаясь, чуть прикрыв глаза. Факультет не таких, как другие. Идущих с полной грудью надежд вперёд, не страшась усмешек. Без силы, средств, чистой крови, смелости, хитрости. Но с несгибаемым упорством, невероятным видением мира, способностью жить, дышать и преображать взгляды окружающих, изменять чужое мировоззрение не человеческими обещаниями, пустыми словами, а проникающими в самую душу поступками. Это был её факультет, с её принципами. Девочка, которая девочкой-то вовсе и не была. С её способностью видеть людей было трудно назвать её маленькой. Разве что наивной и слишком доброй. Просто потому что не было того человека, которого она не смогла бы полюбить. — Вы не можете уйти и оставить нас, — Хельга тогда вышла в самый холод в каком-то тоненьком платочке, едва ли накинутом на плечи. Был, кажется, январь со своим мерзким крупным снегом. Салазар резко остановился и обернулся, всё же ещё держа в одной руке тугой большой узелок с вещами. Дышать полной грудью в мороз так трудно. Как будто мелкие-мелкие иголки впиваются в горло, а губы покрываются тонким слоем инея. Но он дышал, не задержал дыхание в немом ожидании или в восторге. Этого не было. — Я не нужен вам. Годрик прекрасно позаботится и о вас, и об учениках, Вы же знаете, — возразил мужчина, поправляя верхнюю одежду и ёжась от порывов холодного ветра. — Но… бежать от трудностей это тоже не выход, — она как-то странно улыбнулась, мягко так, просто, а после начала переминаться с ноги на ногу. — Я не бегу, — в этот раз фраза была особенно тихой. Как всегда, эта девчонка слишком проницательна. До дрожи в теле. — Можете убеждать себя в этом, но всё равно ничего от Ваших мыслей не изменится, — девушка после почувствовала тяжесть на плечах. Он отдал ей свою шубу, отойдя снова назад. — А Ваши ученики? Что мы им скажем? Что их наставник не смог ради них же остаться там, где не все коллеги были дружелюбны с ним? Что он предал свои идеалы? Но… впрочем, это уже не моё дело. Слизерин фыркнул и отвёл взгляд. Он знал, что нужен и ей. Знал это, ведь если бы всё было иначе, она бы не выбежала почти раздетая в такой мороз, чтобы просто сказать пару фраз. Годрик переходил все границы, он дошёл до того, что взрастил в себе ненависть ко всем детям факультета Салазара. Сам же змееуст поступил точно так же. Он мстил за то, что мир не принимает его идеалы, считая их неправильными. Но это его мнение, и оно так же, как мнения других людей, имеет право на существование. Салазар чувствовал несправедливость и понимал, до чего может довести его ненависть. Он не хотел ничего дурного для Гриффиндора. Просто… ему нужно было время, чтобы обрести снова холодный желанный покой. Мужчина обещает ей вернуться, но не говорит этого. Он будет думать о её словах, но смолчит и об этом. Просто потому что так нужно. Он ведь не знает наверняка, он ведь не уверен в том, в чём нужно быть уверенным. Салазар ухмыльнулся, по-доброму так, не имея какого-то странного умысла, но глядя на золотистую ленточку, что держал в руке, и, только в этот момент услышав собственное имя, которое нетерпеливо выкрикивала тёплая, живая девочка с жёлтыми бабочками, позволил себе забыть обо всём, зажмурившись. Мужчине не нужно было оборачиваться, чтобы увидеть, как она бежит, вся раскрасневшаяся, едва ли успевающая приподнимать подол своего странного платья, счастливая, жаждущая увидеть его. Змееуст лишь успел привязать ленточку к одной из веток большого цветущего дерева и развернуться, прежде чем Хельга обняла его со всей своей мучительной тоской и бесконечной душистой радостью, пытаясь отдышаться, немного подрагивая всем телом от жгучего чувства обретения потерянного, сжимая мужские крепкие плечи в своих руках. А Ровена… кратко улыбнётся, впервые так искренне, стоя вдалеке, не привлекая к себе внимания, обнимая себя за плечи бледными мозолистыми руками, но смотря на них двоих, слишком разных и слишком похожих. Теперь воздух был чистым и лишь немного прохладным. В нём молодая женщина чувствовала запах пыльцы, приближающегося лета, чувства желанной свободы и счастья.