«I’d be the voice that urged Orpheus, When her body was found. I'd be the choiceless hope in grief That drove him underground.»
– Ты такая нудная, детектив, у меня сейчас рога отвалятся! Хлоя почти улыбается на такую привычную метафору из уст напарника, делает глоток горелого кофе и допускает всего на мгновение – что, если бы у Люцифера и впрямь были рога? Идея отметается за своей ненадобностью и бредовостью. – Подумать только – стоило лишь запретить тебе перестрелять весь чёртов Бродвей, чтобы услышать это в свой адрес. Морнингстар ослабляет узел такого ненавистного теперь галстука и усмехается. Он заводится в её жизни так, как заводятся вши или блохи; внезапно, но прочно - так, словно был всегда.***
Она запрещает ему что-то, кажется, чаще, чем дышит. Он лишь вновь заваливается к ней в дом субботним утром в поло цвета переспевшей брусники, растягивает губы в кошачьей улыбке, подбрасывает Трикси пару сотен долларов и кусок шоколадного торта, и испаряется. – Люцифер! – Деккер гневно вскидывается, замечая очередной подарок для её дочери. – Ну что? – Морнингстар вздыхает, как вздыхают без исключения все мужчины и фокусирует взгляд на ней. – Ты что, чёртов Санта? – Нет, но только потому, что нет дымохода, способного вместить моё великолепие! - Или зад. - Эй! На день рождения [ну, на самом деле на чисто гипотетически предполагаемую дату] Хлоя дарит ему самую отвратительную, самую гламурную блевотно-розовую библию, которую только способна найти во всём Лос-Анджелесе.***
Люцифер контролирует всё. Вздох, взгляд, улыбку, подачу, жест, шаг, шарм, откровенный сарказм, абсурдные каламбуры, уровень алкоголя в собственном теле, бухгалтерские счета «Роскоши», личную жизнь Мазикин «Смит», Аменадиля – всё и всех. Кроме Хлои Деккер.«I won't deny I've got in my mind now – All the things I would do. So I try to talk refined for fear that you find out How I'm imaginin' you.»
Ночные огни Санта-Моники сгущают сумерки за окнами тихого бара. – Представь, что было бы, влюбись я в тебя. – пренебрежительно скалится Люцифер, пригубляя виски. Деккер лишь неопределённо машет головой, теряясь в разбеге от «продегустировать» до «накидаться». – Да уж, – в почти полной тишине итожит он сам. – Полная дрянь. На утро она, почему-то, не помнит ничего, кроме этой фразы.«Imagine being loved by me.»
***
–...И никакая это не Lacoste, посмотри, Детектив, крокодилы пришиты в противоположную сторону! Да к тому же криво! – Люцифер. – В аду для таких, как ты, есть отдельный котёл! – Люцифер! – Да что? – Мы накрыли подпольный цех, сам как думаешь, – Хлоя подцепляет пальцем жёлтый шёлк рубашки со стола. – Эта вещица от Dior? – Скорее от кутюр. – усмехается консультант, выпуская из захвата пацанёнка неясной наружности.***
– Влюбился в Шарлотту, Люцифер? - Хлоя присаживается рядом с напарником, пролистывая какое-то мелочное дело и почти наощупь перехватывая его взгляд на их нового адвоката. – Только когда я выкрашу «Роскошь» в белый и начну бегать по ней с кадилом. – он вдруг замолкает на секунду, добавляя что-то совершенно лишнее. – И голый. – Не то, чтобы это не было твоей обычной субботой. - улыбается Деккер. [«Представь, что было бы...»]***
– Хочешь кофе? – Люцифер заземляется на облюбованный некогда край её рабочего стола и заискивающе ловит взгляд, направленный в бумаги. – Где он, Люцифер? – Кто, детектив? Хлоя откладывает квартальный отчёт по преступности и нахохливается. – Где. Наш. Преступник. Мм? – Ничего такого страшного с ним не случилось. Женился на бескрайнем море. Деккер задыхается в негодовании целую минуту.***
«I'd be the last shred of truth In the lost myth of true love. I'd be the sweet feeling of release Mankind now dreams of.»
– Детектив, тебе известен миф об Орфее и Эвридике? Вопрос странный и неожиданно серьёзный для Люцифера, поэтому Деккер отвлекается от важных дел и думает добрые несколько секунд перед ответом. – Думаю, да... Старая, как мир, история. Любовь, смерть, Аид и его царство. Несчастье разлуки и, в конце концов, горе. А почему ты спрашиваешь? – Как думаешь, почему они не остались бы вместе? – консультант прокручивает крохотный стеклянный шарик между длинных пальцев. – Потому что он был слаб тем, что не смог не обернуться? – неуверенно предполагает Хлоя. – Нет. – Люцифер встаёт, посверкивая полуоскалом. – А почему тогда? – Меньше надо было сопли по струнам лир размазывать. Ну, и цветы иногда дарить. Деккер смеётся тихо, но искренне.***
«I won't deny I've got in my mind now – All the things I would do. So I try to talk refined for fear that you find out How I'm imaginin' you.»
Люцифер контролирует каждый свой вздох, каждое своё слово, каждый свой взгляд, когда Хлоя находится поблизости. Он даже заучивает пару дежурных комплиментов без сексуального подтекста [доктор Линда, признаться, в глубоком шоке от такого]. Хлоя смотрит по утрам в зеркало с непривычным трепетом поправляя волосы и в грудине жжётся только неосторожное «Представь, что было бы...». Страшно признаться, что она была бы не против представить. В какой-то момент, когда метафора рассыпается у неё на глазах и она наконец видит его дьявольский лик, Хлое почти не страшно. Морнингстар смотрит на неё с вызовом, как на быка, на которого всегда ставил на родео по четвергам, и ему почти хочется выорать ей в лицо каждое из своих имён, но он сдерживает себя из последних сил. Это должно было случится. Он снится ей в эту ночь в её постели: привычный ей консультант полиции города Ангелов, но по бедру, обтянутому тканью дорогих брюк, вьётся стрельчатый кожаный хвост.***
Хлое страшно. Не потому, что это Дьявол, которым стращали человечество с первого дня жизни; не потому, что это всё дико и против воли божьей; не потому, что... Потому, что назойливое «Представь, что было бы...» так и осталось жечься в рёбрах.***
«I won't deny I've got in my mind now – All the things I would do. So I try to talk refined for fear that you find out How I'm imaginin' you.»
Трель ночного звонка разрезает почти мертвенную тишину в доме. За дверью Люцифер – необычайно растерянный и растрёпанный, словно с сильнейшим надломом. Он разлепляет ссохшиеся от долгого молчания губы, игнорируя робкое преложение войти. – Знаешь, Хлоя, я тут представил, что было бы... Она замирает в контрастном трепете, – Вышло неплохо. а после улыбается шире положенного по уставу, принимая властный поцелуй.«Imagine being loved by me.»