***
С того разговора прошло уже чуть больше десяти лет, и в течение этого времени Максин несколько раз спрашивала маму о том, являются ли она и папа соулмейтами. Это слово вселяло в неё какую-то нежность и тепло, а слова мамы о том, что это родная душа, бесконечную любовь к ещё незнакомому человеку. – Конечно, солнышко, ты чего? – мама слегка смеялась каждый раз и быстро отводила взгляд, делая вид, что чем-то занята. Каждый раз Макс убеждалась, что это не так. А потом наступила осень. Этому времени года всегда сопутствует что-то новое, она знала и даже ждала этого: новый учебный год, новый состав класса, новое расписание предметов, новые знакомства. Она перешла в эту школу несколько лет назад и ей отчётливо запомнился первый день в школе Хокинса. Тогда было холодно, что удивительно для начала сентября; листья с красными и желтыми пятнами уже падали и несколько раз даже умудрились запутаться у неё в волосах по дороге в новое учебное заведение, которое с прошлым внешне имело много общего. Сегодняшний день отличался от того мало, за исключением, что Макс давно не новенькая, листья не успели изменить окраску, и ветер не дует слишком сильно, чтобы они пустились в пляс. Однако Мэйфилд заметила кое-кого, кто может претендовать на некогда её звание; кого-то, кто стоит в дверях, осматривая кабинет и боясь пройти дальше. – Джейн? – учитель откликает незнакомую классу девушку, и она, слишком резко подняв на него удивленный взгляд, вновь опускает глаза в пол, неторопливо подходит к нему, а после поворачивается лицом к классу, медленно поднимая голову. В груди Макс неприятно ноет. Появляется резкое желание сбежать, оставить всё это и просто запереться в своей комнате, не выходить, сдаться, но она помнит о своём обещании быть сильной. «Что же с тобой не так?» – она слегка закатывает глаза и отворачивается к окну. – Познакомьтесь, класс, это Джейн Айвз. Теперь она будет учиться с вами, – дежавю настигает Мэйфилд и она поворачивается к новой однокласснице, вновь невольно вспоминая себя три года назад. С ней, этой Джейн Айвз, определенно было что-то не так, и дело было даже не в потерянном взгляде: казалось, её тут и быть не должно. Старый потёртый комбинезон, грязные конверсы и вьющиеся короткие волосы, которые торчат во все стороны – создавалось впечатление, что она спасалась откуда-то бегством, но совершенно точно не шла в школу. Джейн коротко кивает и проходит на единственное пустое место в классе, которое, иронией судьбы, было прямо перед рыжей. Макс не смотрит на неё до конца урока, пытаясь сосредоточиться на графиках и формулах по физике, но со звонком возвращается и её лёгкая заинтересованность. – Тебе помочь? – её голос звучит приглушено и сперва Мэйфилд даже не осознаёт в полной мере, что он принадлежит ей. Но Макс было слишком любопытно, что с той не так, ведь что-то в действительности создавало такое впечатление, а отступать теперь поздно. Либо что-то не так было с Макс. – Не надо, – Джейн не поворачивается, поэтому её и без того тихий голос звучит совсем еле слышно. Про себя Мэйфилд отмечает, что он очень приятный на слух. – Спасибо... Она кладёт в сумку тетрадь и быстро выходит из кабинета, так и не повернувшись. – Макс! – Уилл зовёт Макс, отрывая от каких-то неприятных мыслей. – Ты идёшь? – А? – она задумчиво поворачивает голову к другу, а потом до неё доходит смысл вопроса. – А, да. Сейчас. – Вы знакомы? Мэйфилд перекидывает рюкзак через плечо и отрицательно качает головой: – Нет. Всё хорошо, пойдём. На остальных уроках мысли о Джейн к Макс не возвращались, пусть они и сидели слишком близко друг к другу: сперва всё её внимание было приковано к теории литературы, затем к английскому, затем к физкультуре. После – к клубу. Точнее, она правда пыталась слушать Майка и вникнуть в его новую идею для конкурса юных изобретателей, но память то и дело вновь, будто на повторе, крутила картинки с Джейн, которая выглядела настолько потерянной и беззащитной, что она просто не могла сидеть здесь и ничего не делать. «Ты даже не знаешь её, успокойся» – говорил внутренний голос и, Бог свидетель, она действительно старалась. Кто она ей? Никто. Они даже нормально не знакомы. Только имя. И глаза, в которых томилась будто вселенская печаль. – Да чёрт возьми! – она дёрнулась и случайно зацепила ближний стул, который с грохотом упал. – Всё в порядке? – Уилл явно заметил, что нет, но всё равно спросил, делая вид, что не понимает. Макс любила Уилла. Не в таком ключе, как обычно воображают девчонки её возраста, часто добавляя к существительному «любовь» прилагательное «вечная». Это была дружба чуть ли не с первого дня знакомства; она делилась с ним самыми безбашенными идеями, учила кататься на скейте, читала книги, которые он ей рекомендовал и всегда делилась с ним всем, что её тревожило. Даже о приступах, которые мучали её с детства. – Ты действительно хочешь его встретить? Ты же знаешь, это необязательно, люди спокойно живут без... – Я хочу, Байерс. Хочу, понимаешь? Он кивает в ответ. Уилл всё замечал, он умел слушать и слышать, он всегда помогал и понимал. И Макс была благодарна ему за всё. Но сейчас тревожить его не хотелось, потому что она даже не знала, как это объяснить самой себе, не говоря о ком-то ещё. «Ты же видел новенькую, да? И теперь я думаю о непонятной чепухе, которую даже объяснить не могу. Это настолько странно, что меня саму от себя воротит». А в слух говорит: – Я видимо просто не выспалась. Простите. Я лучше пойду, сейчас от меня всё равно никакого толка. И она очень рада, что никто её не останавливает: каждый, включая ворчливого Уилера, понимает, что это явно лишнее. За эти три года они стали понимать друг друга без слов, да и все были слишком заняты подготовкой, о чем Макс впервые не жалела. Она выходит со школы, отмечая, что Билли сегодня не приедет; она даже не собиралась его ждать, хотя они оба понимают, что до дома идти пешком или ехать на скейте – долго. Но это не в первый раз. Темнеет рано, но солнце пока не зашло и даёт минимальную возможность видеть, потому включать фонарик на телефоне, чтобы не врезаться в кого-нибудь, не приходится. На удивление, дороги пусты, даже машин нет; слишком тихо для первого учебного дня. По крайней мере, так было, пока не начался жилой квартал: музыка была слышна повсюду и, пусть основная часть вечеринки явно предполагалась ночью, это не мешало кому-то уже лежать на траве, держа банку с пивом или целой бутылкой чего-то покрепче, не предназначенного для школьника даже старшей школы. Макс не любила вечеринки, предпочитая им ночи кино и вредной еды с друзьями, которые сходились с ней во мнении. Обычно они смотрели супергероику или фантастику, на Хэллоуин – ужасы, на Рождество – марафон «Один дома». По-детски, но менять что-то не хотелось, да и зачем, если их всё устраивало? Это было комфортно и уютно, в их компании она чувствовала себя дома. И пускай чего-то явно не хватало, Макс предпочитала не менять это чувство на алкоголь и ещё какие-нибудь неприятные воспоминания, а она была уверена, что такие будут. – Твою мать... Этот день не мог стать лучше, но он явно старался. На ступенях одного из немногих домов, откуда музыка не была слышна, сидела Джейн, читая какую-то потрепанную книгу. Она, Джейн, слегка дрожала, видимо от холода; на комбинезон был накинут какой-то лёгкий свитер, но он был далеко не по погоде. Мэйфилд сейчас как никогда хотелось рискнуть. Она замечала, пускай Айвз явно и хотела скрыть, как та порой украдкой бросала на на неё взгляд во время уроков и, возможно, даже хотела что-то сказать. Наверняка стоит сейчас попытать удачу и попробовать наконец нормально поговорить за весь день? – Тебе не холодно? – кидает Максин, подходя ближе. «Ну, давай же, ответь» – надеется она, но старается дышать спокойно. «Какая же ты глупая, Макс». – Нет, – и как бы в подтверждении своих слов она вновь слегка дрожит. Джейн смущается и старается не смотреть в её сторону. Макс прыскает в кулак. Блеск. – Почему не зайдешь в дом? – она садится рядом, без стеснения смотря прямо на неё. – У меня нет ключей, а открыть некому. Скоро... – она запинается, явно не веря в то, что говорит, – должен кто-то прийти. Рыжая чуть смеётся из-за абсурдности ситуации и неожиданно предлагает: – Можешь посидеть у меня. Я недалеко живу, моя мама потом сможет тебя отвезти, – а позже добавляет, чтобы Джейн не подумала чего-то не того: – Ты заболеешь, если останешься и будешь ждать здесь. В ответ – молчание. Джейн всё ещё смотрит в книгу, но явно уже не может сосредоточиться, чтобы прочесть и слово; было видно, как она старается принять решение и придумать отмазку, чтобы не идти, но в то же время было видно, как загорелись её глаза, будто бы это была главная мечта её жизни. – Послушай, – Макс видит, как ей сложно, – я понимаю, что мы даже не знакомы нормально, но... я действительно хочу помочь. А потом дополняет реплику, будто бы от этого зависит буквально всё: – И узнать тебя лучше. Всего лишь. Честно. Видимо, зависело; Айвз наконец поворачивается и смотрит так, будто это – единственное спасение из всех возможных. – Хорошо. Макс теряется в этом; голос её настолько нежный и чувственный, что с ним ничто не сможет сравниваться. Она позволяет себе слишком много для первого дня: берёт Джейн за руку, лучезарно улыбаясь и совершенно не боясь, что она оттолкнет, и ведёт за собой. Спустя время девушка руку все-таки убирает, но не отталкивает, уголки губ поднимаются вверх.***
– Не-ет, нет, ты ошибаешься! – Джейн смеётся, по привычке прикрывая лицо рукой. – В смысле ошибаюсь? – Мэйфилд ставит серию на паузу и утыкается лицом в подушку. Несколько секунд она, вслед за Айвз, смеётся, но вскоре серьёзно говорит: – Гилберт и Энн не могут быть родственными душами, потому что родственные души – Энн и Диана. Ты меня не переубедишь! И вновь улыбается происходящему. После того, первого, дня, они начали хорошо общаться. Правда, Джейн большую часть их «диалога» молчала, говорила лишь Макс. Рассказывала о себе, о её друзьях и их деятельности в клубе, о школе и Хокинсе в целом. Айвз внимательно слушала, это было видно: она смотрела в глаза рыжей и не отводила взгляд, улыбалась, когда Мэйфилд рассказывала о чем-то дорогом и близком, иногда даже о чем-то спрашивала. Всю полученную информацию она тщательно обрабатывала: что нравится Макс, что – нет; о чём можно говорить, а какие темы лучше не трогать. Потом настала её очередь говорить. Конечно, это случилось бы рано или поздно, нельзя быть только слушателем, иначе ты никак не наладишь с человеком связь. Но дело было не в том, что ей надо было рассказывалось, а в том, что ей хотелось. Джейн хотела поделиться своей историей с Макс, чтобы она узнала её лучше. Она рассказывала о том, как мать ссорилась с сестрой, как постоянно стояли крики и шум дома, как билась порой посуда, как мать забирали иногда на скорой из-за драк, в которые она влезала. Как соседи, все до единого, считали их сумасшедшими, а Джейн приходилось сидеть дома на домашнем обучении из-за травли в школе. Конечно, она не выдала всё сразу, как есть. Шаг за шагом, с каждым днём – всё больше информации, а ещё интуиция подсказывала, что Макс можно доверить настолько личные вещи спустя несколько недель знакомства. Что-то в Мэйфилд притягивало её и, к счастью, она не ошиблась: Айвз плакала, когда говорила о семье, каждый раз чуть ли не захлебывалась собственными слезами, пусть и казалось, что слёзы давно закончились; Макс просто крепко обнимала её, не высмеивая. Она гладила по голове и тихо шептала: – Теперь ты не одна, помни, хорошо? Я рядом, Джейн. Не плачь. Они, на удивление, очень близко сблизились, дошло до того, что Макс привела её в клуб. Майк первое время явно был против, но, несмотря на его возмущения, быстро свыкся с мыслью, что их стало больше. А сейчас они просто наслаждались сериалом «Энн», пока сводный брат Макс где-то шлялся, чему она была несказанно благодарна. – Ты думаешь, не может быть два близких человека? В плане лучшего друга и... спутника, – спросила Джейн. Она уже не смеялась. – Думаю, нет. То есть, у тебя может быть и лучший друг, и парень или девушка, но... Они не могут оба понимать тебя на сто процентов, понимаешь? Поэтому родственная душа может быть только одна. Я так думаю. – А ты знаешь, кто это? У тебя? Макс удивлённо посмотрела на Айвз. – Нет, не знаю. Но я его чувствую, постоянно. Она облокотилась на руку, подбирая слова. – Даже сейчас... Он часто чего-то боится, буквально всю мою жизнь, и я всем сердцем хочу ему помочь перестать чувствовать себя так. И очень хочу встретить. Надеюсь, это случится вскоре. Джейн отвернулась и встала с кровати. Что-то в эту секунду изменилось в ней; она выглядела не печальной, но задумчивой. Айвз посмотрела на экран ноутбука, где всё ещё был кадр с Дианой и Энн, такими счастливыми, что ей стало отчего-то неприятно. Наверное, слова Мэйфилд все-таки имеют смысл, но что-то было не так. В родственных душах в общем? Или в их? – Что-то случилось? – Джейн никогда не прятала эмоции; скорее даже не потому, что не умела, а потому, что не хотела – Макс это в ней нравилось. Да и сама Джейн ей нравилась в целом. – Э-э-эй, не молчи. Ты же знаешь, ты всегда можешь мне всё рассказать. – Знаю, – Айвз вернулась на прежнее место и, перевернувшись на живот, положила голову на плечо подруги. – Я потом расскажу. Включай. «Должно быть безмерно ужасно потерять того, кого сильно любишь, в одну секунду, в одно мгновенье».***
На следующий день Джейн не было в школе. Она не отвечала на сообщения, даже ни одного не прочла; не отвечала на звонки. Макс очень хотелось прийти и выпытать у неё: «Почему?» Но она помнила её обещание рассказать позже, потому абсолютно не хотелось давить. Она не имела права этого делать, не после всего, через что они прошли: Джейн ей верила и этого было достаточно, чтобы Макс дала время всё обдумать. Пускай и не понимала, что именно. Тем более пора было готовиться к экзаменам: осень давно закончилась, зима сменилась весной, природа оживала, как и тревога её соулмейта. Ему тоже было не по себе, Макс чувствовала напряжение постоянно: когда просыпалась, когда была в школе, после уроков, вечером, когда ложилась спать. Ночью ему особенно было плохо и Макс не могла уснуть, удавалось ей это лишь под утро и спала она с добрых три часа, максимум – четыре. – Макс? Макс, не спи, – Уилл трясет её уже пятый раз за сегодня. – Иди домой. – М-м-м? И что я скажу? – Скажи, что плохо себя чувствуешь. Не далеко от истины. Я прикрою, – он мягко улыбается. Повторять дважды не нужно, Мэйфилд сама понимает, что так будет правильнее. Со звонком она идёт к выходу, пока Лукас и Дастин её провожают, если вдруг «что-то пойдет не так». Только Макс не идёт к себе домой, нет; прошла уже неделя и ей жизненно важно поставить точку над «і»: Джейн была не тем человеком, которого рыжая хотела бы потерять. За эти полгода она здорово к ней привязалась и привыкла; Джейн была её человеком, потому что с ней было так, как не было ни с кем. Это было слишком правильно; она чувствовала с ней себя рядом... полноценно? Да, пожалуй, это то слово. И она видела, что Джейн чувствует то же. Как бы она не пыталась влиться в клуб, Макс ей была ближе и общалась она, в основном, исключительно с ней. Три удара в дверь – никакого ответа. – Господи, ты такая глупая, глупая, глупая, – шепчет она и бьёт сильнее. За дверью – ни звука, но она чувствует, как ее соулмейт напрягается; она чувствует, что Джейн стоит там и чего-то ждёт. – Открой мне, эй! – она стучит ещё три раза и дверь медленно, наконец, раскрывается. У Джейн текут слёзы: она не всхлипывает, лишь вытирает тыльной стороной ладошки солёные капли и смотрит, всё ещё чего-то ждёт. И Макс понимает, понимает абсолютно всё в этот момент. Такая простая истина: это – она; всё это время это была Джейн, и Макс почему-то настолько счастлива, что не выдерживает и быстро, будто от этого вновь зависит всё, обнимает, запуская руку в волосы. – Я не смогу без тебя, понимаешь? – они так и стоят на проходе, не беспокоясь, что их кто-то увидит. Это совершенно неважно, не в данную минуту; всё, что имеет значение – они. Джейн кивает. Она уже не плачет, лишь прижимается крепко-крепко и дышит рвано на ухо, пытаясь восстановить дыхание. – Ты была права, Макс. Родственная душа все-таки одна, – она говорит тихо, чтобы никто не услышал; это – никому и никогда, только ей, и она слышит. И лишь кивает в ответ, не собираясь портить момент. – Буду рядом. Я обязательно буду рядом. – Знаю. Ты пообещала, я помню. – Да. Но не только из-за этого. И она неспешно её целует.