Аномалия. Bad end

      Девушка тяжело кашляет и чуть отталкивает стул от стола. Картер судорожно привстаëт и закрывает рот рукой. Противный, режущий горло кашель снова заставляет её согнуться пополам при командире.       — Всë хорошо?       — Да, капитан, не стоит волноваться. Я выйду, подышу свежим воздухом и вернусь.       Отчеканила она и тут же чуть ли не бегом вылетела из кабинета. Нана забежала за ближайший угол и прокашлялась, давясь воздухом. Опять этот мерзкий кашель застал её совсем не вовремя. Картер уже устала от этого противного чувства внутри груди, что изнутри разрывало её и без того хрупкое тело.       Девушка снова и снова тяжело и истошно кашляет, молясь, чтобы капитан не услышал ничего. Больше всего на свете она переживала из-за этого. Нана не хотела выглядеть в глазах командира слабым и бесполезным солдатом, который совершенно ничего не может. Вот как назло, так и получалось.       Терпеть эту чёртову болезнь она больше не может, но при виде капитана Нана словно бы находила в себе силы бороться дальше и, набрав в лёгкие воздух, улыбается ему. Картер не хочет это признавать, но её безумно тянет к нему, к тому, кто лучше неё в немыслимо огромное количество раз. Это такое приятное чувство — стоять рядом с тем, кого все уважают и любят, вместе бок о бок сражаться, чтобы потом о тебе все говорили: «Это же она! Вы её помните?»       Она вновь и вновь вспоминает, как Леви спасал её от смерти на этих чëртовых вылазках за Стены и уже сидевших у неё поперёк горла дозорах. Капитан всегда отчитывает подчинённую, и для неё это теперь привычка. Он всегда зол, когда она не собрана или «спит» на заданиях. Нана старается не злить его и не выводить из себя.       Но теперь всё иначе. Многое поменялось между ними. Прошло уже пару месяцев с того момента, как весь отряд Леви был убит Женской особью, а вот она — девочка-аномалия, редкая ошибка природы, осталась жива. Капитан снова спас её, рискуя своей жизнью. Она совсем не думает о том, что ему может быть тяжело и уже вконец надоело отсрочивать её смерть.       Нана кашляет с новой силой, зажимая рот ладонью. Она чувствует на коже какую-то влагу и судорожно убирает руку ото рта, замечая, как с бледных шрамированных пальцев каплями стекает свежая кровь. Картер отшатывается назад на ватных ногах, что уже отказывались держать еë в вертикальном положении. По телу проходит холод, и Нана хочет закричать, как только может, чтобы кто-нибудь помог ей.       «Терпи, но делай», — говорил её любимый капитан, и она закрывает рот запачканной собственной кровью ладонью, глухо кашляя. Нана признаёт: ей не хватает его. Леви чертовски много работает, не жалея ни себя, ни времени, а о такой пустой девчонке ему думать некогда. Нана как обязанность для него. Еë не хочется выполнять, но правила заставляют. Картер, как приевшаяся зараза отнимает у него всë время, а он просто не может сказать ей «нет», потому что очень добр и снисходителен к ней. Теперь.       Его отряда больше нет. Осталась только она. Разбитая и сломленная временем и жизнью девочка, которая младше него. Леви взял это себе как должное — посещать её каждое утро, когда Нана находилась неделю в жёстком стационаре. Ей вообще повезло выжить с такими ранами, потерей крови и ожогами. Она, как паразит, намертво вцепляется руками в жизнь и вытягивает из неё всё самое лучшее. Вот только одного самого лучшего ей не досталось. Капитану Леви не до неë.       Он так мнимо пытается поставить её на ноги, дать ей надежду увидеть море и чувствовать весь мир, несмотря на то, что это невозможно. Он слишком много отдаёт ей: например, всë своë свободное время, и неважно, в какой форме, будь то прогулка по городу, упорные тренировки по вечерам или традиция пить чай ночью в одно и то же время и заканчивая своим пиджаком, который он вечно накидывает ей на плечи, спасая от губительных солнечных лучей. Нана Картер — настоящая эгоистка, она не знает, когда нужно остановиться или отступить. Её этому не учили. Она лишь мило улыбается своему любимому капитану и снова спрашивает, как прошёл его день, надеясь, что он будет, как обычно, свободен.       Нана съезжает вниз по стене, пытаясь ухватиться за что-либо руками, когда к горлу подступает тошнота. Девушка падает на колени, ещё громче и громче кашляя и давясь кровью, что противно стекает вниз по подбородку, доходя до воротника рабочей рубашки. Во рту остаётся неприятный металлический привкус, отчего она давится этой мерзкой отравой. Картер сквозь подрагивающие белые ресницы замечает на полу в маленькой луже крови испачканные белые бутоны. Нана не может их не узнать. Именно эти цветы подарил ей капитан, когда она пришла в себя. Обманчиво красивые белые камелии, что тогда заставляли её двигаться дальше, теперь прижимали девушку к полу, заставляя давиться собственной кровью. Нана хочет, чтобы капитан снова спас её. Вот только сил нет позвать его, не докричится.       Картер снова истошно и смачно кашляет, пытаясь остановиться, но эти проклятые цветы так и лезли из её горла. Это уже доходит до рвотного рефлекса, и девушка буквально выплëвывает режущие горло и губы цветы, ощущая, как по телу проходится волна холода и тошноты.       Нана чувствует, как начинает задыхаться, уже не понимая отчего: то ли от цветов, то ли от мыслей о человеке, чьё имя говорить ей нельзя. Язык не поворачивается, а на губах так беззвучно и застыло только оно. В голове снова и снова всплывает образ человека, которого она не может забыть, как бы не пыталась. Строгий голос, который при общении с ней бывает так нежен, что ей не верится, что это всë правда, аккуратные и такие притягивающие черты чрезмерно обманчивого юного лица, в которые она без памяти влюбилась, всегда и во всём идеальный и первый, начиная от простых приветствий и вопросов о её самочувствии и заканчивая рьяным вырезанием плоти из шеи гигантов.       «Я и вправду люблю вас», — мысленно признаётся она сама себе, цепляясь руками за ремни от УПМ на груди, чтобы окончательно не задохнуться. Дурацкие чувства, которые снова обрекают её на гибель. Она ведь обещала себе, что больше не будет такой глупой и безрассудной. Глупая девочка, что влюбилась в собственного капитана, теперь лежит в луже крови, медленно отправляясь в земное разложение оттого, что чувствует.       Руки тяжелеют и уже перестают держать хрупкое женское тело. Картер, что всë это время держалась на локтях, падает на пол, чувствуя отдающуюся в груди боль. У неë нет сил больше терпеть это.       — Нана! — слышит она откуда-то из коридора. — Нана!       Нана уже терпеть не может это имя. Девочка-ненормальность, что живёт с ошибочным именем, не тем, что дали ей отец и мать. Потому что она ненавидит отца, не помнит мать, потому что ей больно чувствовать.       Глаза плотно закрыты, но она ощущает чьи-то тёплые, изредка дрожавшие руки, что заботливо придерживают её голову и онемевшее от боли тело. Губы приоткрыты, и по ним струйками вниз стекает кровь, которой она была готова вот-вот захлебнуться.       — Капитан Леви, это же вы? — хриплым и осевшим голосом спрашивает Нана в попытке разглядеть его лицо.       — Почему ты вся в крови? — отрезает он, и Картер понимает, что права. Она слышит в его строгом голосе дрожь и... Страх? — Ты же не ...       — Помогите, — хрипло тянет она, выкашливая лепестки, — помогите... Пожалуйста...       Картер снова и снова, не переставая, кашляет и кашляет. Она хочет заткнуть рот руками, чтобы ни за что ни одна капля её неправильной противной крови не упала на его идеально белую и чистую рубашку, но у неё ничего не получается. Она просто слабая девчонка, которую губит смертельная болезнь, от которой не придумали лекарства.       Нана смотрит в растерянные глаза, что напоминали ей то самое море с картинок в детских книжках, и чувствует, как начинает задыхаться, жадно глотая воздух. Она продолжает прижимать испачканный в крови цветок к груди, чувствуя с каждым вдохом и выдохом, как эти белые бутоны из её мыслей, чувств, сомнений и переживаний прорастают внутри неё.       Капитан что-то кричит ей, но она уже даже не понимает, что именно. Кто-то прибежал на шум и потряс еë за руку. Нана ничего не отвечает. Она лишь смотрит в почерневший потолок, разжимая пальцы на белой камелии.       Она не слышит их голоса. Всё смешалось воедино: чьи-то крики о помощи, слёзы, которые падают на её грудную клетку, отдаваясь неприятной болью, сравнимой с тысячью ножевых. Кровь, противная, мерзкая, засыхает на её почти мёртвых губах, с которых беззвучно и хрипло срывается то, что она чувствует. То, в чём она не боится признаться:       — Я люблю вас, капитан Леви.       И почему-то разом всё обрывается. Больше она не увидит своего любимого командира. Больше не потревожит по пустякам.