1939 год, 8 сентября. Время 4:00. Варшава.
Обычная, скромная католическая церковь, бой колоколов, тревожные вопли чёрных птиц, что о чём-то предупреждали… И девы. Молодые монахини, что сидели напротив картины с изображённой Святой Марией и конечно же с крестом и распятым Иисусом на нём. Впереди сидела такая же молодая монахиня, но самая старшая — Польша. Также известная, как Полина Лукашевич. Девушка, чей певучий голос сравним с пением птиц, а белоснежные, длинные волосы напоминают первый снег, а глаза, что были различных, но таких необычных, цветов, заставляли в себе утонуть и забыться. Ну, а кожа… Такая нежная и такая гладкая. Совсем молодая. Казалось бы… Тихие, женские голоса, читающие молитвы, мёртвая тишина, лишь иногда прерывающаяся боем колоколов. Всё ведь так хорошо, всё так замечательно, всё так… Обыденно. Но кто бы мог подумать, что именно в этот день произойдёт нечто страшное…[★★★]
Не зря же чёрные птицы тревожно кричали о том, что что-то произойдёт. Внезапно в распахнутые двери костёла ввалилась напуганная и заплаканная девочка в белоснежном одеянии. Послушница. Кажется, она была ранена. — Niemcy! Niemcy! [Немцы! Немцы!] — кричала она — Niemcy idą! Idą do nas! Wojna idzie! Śmierć idzie! [Немцы идут! К нам идут! Война идёт! Смерть идёт!] Старшие, естественно, принялись успокаивать её, попутно осматривая ранение. Все были встревожены и обеспокоены. Но больший страх нагонял угрожающе-предупреждающий вой сирены. — O Boże! O Boże! [О Боже! О Боже!] — подала голос одна из юниц, явно запаниковав. — Naprawdę idą! Naprawdę idą! Siostry, mili, nie chcę umierać, naprawdę, nie chcę! [Действительно идут! Действительно идут! Сёстры, милые, не хочу умирать, правда, не хочу!] — жалобно тянула она, еле сдерживая слёзы. После первой истерику начала вторая, позже третья, там четвёртая и наконец пятая. Ясное дело, что они боялись. Боялись войны. Боялись смерти… Но только не Полина. — Cicho jest! Nie bójcie się, nic nie będzie, nie możemy się poddać. [Тихо! Не бойтесь, ничего не будет, мы не можем поддаваться] — строго, но максимально спокойно процедила Лукашевич. — Schowajcie się w piwnicy, wszystko będzie dobrze. Bóg pomoże! Wierzcie mi. [Спрячьтесь в подвале, всё будет хорошо. Бог поможет! Верьте мне.] Монахини послушно кивнули, помогая встать раненной послушеннице, после убегая в назначенное место. Польша же… Не боялась. Не могла. Ей нельзя было бояться, ведь она несёт за них всех ответственность, дала клятву, что будет беречь. А если и не сбережёт… То пусть по воле Божьей, настигнет её кара.[★★★]
Время 4:45. В приёмниках слышался мужской тревожный голос, что предупреждал граждан о нападении на Варшаву. После раздались глухие взрывы. Сирена всё ещё выла. Страшно. Но нужно держаться. Да поможет им всем Господь.[★★★]
Долго себя ждать враг не заставил. Вскоре по святыне раздался глухим эхом стук каблуков от, начищенных до блеска, чужих сапогов. Изящная, плавная, но такая уверенная, походка. Сверкающие глаза, что были полны жажды власти и безумия, улыбка словно оскал хищного зверя, дорогой китель и фуражка. Да, это был Рейх. Третий Рейх. Также известный, как Ганс Байльдшмидт. — Polen.[★★★]
— Czekałam na ciebie. [Я тебя ждала.] — Was? [Что?] Что ты там сказала? Я не особо понял тебя, Polen. Из уст дамы раздался тяжёлый вздох, после которого она была вынуждена подняться. Подойдя в самый упор к ухмыляющимуся нацисту, Полина нахмурилась, произнося угрожающим тоном слова: — Я сказала, что ожидала твоего появления, нацистская псина. — Оо, вот как ты разговариваешь с великой империей, да? Ох, Polen, ты же девушка. Ты же монахиня. Нельзя ведь так разговаривать. — Плавно тянул свою речь наци. — Ты знаешь зачем я пришёл? — Пф, неужто убить меня? Тот засмеялся. — Конечно же нет, meine Liebe, я пришёл за своими территориями. — Да, тут нет ошибки. Не за «будущими территориями». — А также за твоей болью и страданиями. После рука, что была скрыта за смоляной перчаткой, осторожно проскользнула пальцами по лицу юной леди, останавливаясь на шее, вот-вот намереваясь перекрыть дыхательные пути. — Ещё чего! Я не твои территории и поддаваться не стану! Ты, кусок дерьма, точно не заслуживаешь поста «великой империи»! — грозно «тявкала» Полина, скаля зубы. Ну, а разве нашему «капризному мальчишке» понравился вот такой вот ответ? Нет. Ему не нравится, когда кто-то отказывает в его желаниях. Отказывает его прихотям. В тот же момент, как Лукашевич закончила свои высказывания, блондин сжал руку на её шее, прижимая девушку к стене. Вскоре у уха белокурой раздались такие слова: — Ты думаешь, что я пришёл сюда, чтобы услышать твой отказ? Ты думаешь, что я буду слушать тебя? Нет… Нет-нет-нет, meine Liebe, это так не работает. Не работает… — «Оторвав» свою грязную ручонку от шейки Польки, Ганс бросил её на пол, садясь на одно колено, снимая клобук и накручивая волосы на руку, поднимая её голову к себе. Другая же рука сжимала милые женские щёчки. На лице парня красовалась кровожадная ухмылка. В глазах горел всё тот же яркий огонь безумия. — Знаешь, Polen, мне кажется, что тебя явно никто не учил тому, как правильно нужно обращаться с теми, у кого есть власть. И никто не учил правильным манерам. Так давай этому научу тебя я~ И вот бедное лицо монашки было вынуждено столкнуться с полом с достаточной силой. Но она не позволила себе даже вскрикнуть. — Dies ist die erste Regel. [Это первое правило.] Проявляй уважение. Второй удар. — Dies ist die zweite Regel [Это второе правило.] Слушай то, что я говорю. И третий удар. Бедняжка уже начинала дрожать, а на холодной поверхности пола появились капли крови. После послышались и всхлипы с тяжёлым, дрожащим дыханием. — Endlich… Dritte Regel. [Наконец… Третье правило.] Делай то, что я скажу. Надеюсь, что ты запомнила их, Polen. Отпустив волосы, Тройка поднялся, поправляя свой китель и перчатки с фуражкой. — Steh auf! [Вставай!] Но Лукашевич явно не спешила это делать, что выводило из себя арийца. Пнув бедную монашку в живот, он повторил: -Ich sagte, steh auf! [Я сказал, вставай!] Католичка лишь тихо кашляла, сжимаясь от боли и сдерживая слёзы, что всё равно текли по щекам. Тяжело вздохнув, Байльдшмидт схватил Полю за руку, насильно поднимая её и пихая к выходу. Снаружи их терпеливо ождали военные с огнестрелами и огнемётами. А также пара танков. — Wenn Sie jemanden Schießen finden! [Если найдёте кого-то, расстрелять!] Сама же Поля не особо понимала немецкую речь, но когда заметила, что солдаты принялись переворачивать всё внутри костёла, а после выводить её сестёр, то впала в истерику, сопротивляясь до последнего. — Lepiej mnie, niż ich! Proszę! Mnie! [Лучше меня, чем их! Прошу! Меня!] — Кричала с надеждой белокурая. Но всё бесполезно… Они кричали, дрожали... Старшие старались хоть как-то спасти младшую, но всё тщетно. Их расстреляли. Убили. Убили невинных, молодых девушек, что не познали ещё жизни, счастья, любви... Сев наконец в машину, она уставилась в одну точку. По щекам её текли горячие слёзы, а в горле встал ком. В голове эхом расходились крики бедных юных монахинь, что сводили с ума и ломали. Паулина игнорировала абсолютно всё то, что так активно ей рассказывал фриц. Лишь только бормоча на родном языке слова, полные боли: — Zniszczyłeś wszystko, co miałam… Zabiłeś ich… [Ты уничтожил всё, что я имела… Ты убил их…]. — Was? [Что?] Полиночка, милая, я не понимаю твоего шипения. — обратился к ней Ганс, будто к своей супруге. — Ты всё уничтожил! Уничтожил! Ты! Ты убил их! Так тебе теперь слышно?! Но такие откровения девушки никак не повлияли на обладателя арийской крови. Наоборот лишь вызвали улыбку. — Nein, mein Schatz. [Нет, моя милая], ещё не всё. Далеко не всё. Поверь, всё веселье только начинается! — Сказать, что Паулина была в шоке после такого заявления — значит ничего не сказать. — И ещё. Я понял, что судя по твоему поведению, мои уроки ничему тебя так и не научили, и я буду вынужден закрыть тебя в подвале. Возможно даже подержать там без еды. Уверен, что это точно покажет тебе, что нужно быть послушной девочкой и не огрызаться. Чужие руки, будто бы осторожно, но с ноткой наглости, касались прекрасных волос Поли, пропуская мягкие локоны сквозь пальцы. — А ведь ты действительно прекрасна, Polen. И я не отдам тебя никому. Знаешь, я просто не люблю делиться своими территориями, своими… Игрушками. — Но католичка лишь молчала в ответ, отворачивая лицо. — Уже молчишь? Даже ничего не скажешь? Хотя, да, не отвечай. Так даже правильно. Умница, ты всё-таки не так глупа, как мне казалось. Может, если ты ещё раз хорошенько обдумаешь своё поведение и будешь послушной, то я передумаю закрывать тебя в подвале. Лукашевич послушно слушала монолог Тройки, анализируя слова. Боялась ли она этого наказания? Быть может, но гордость и ненависть не позволяли показывать этого прямолинейно.[★★★]
Наконец спустя определённое время, что сопровождалось напряжённым и грозным молчанием, машина прибыла к зданию. Рейхстаг… -Ah! Shöner Reichstag! [Ах! Прекрасный Рейхстаг!] -Воскликнул Ганс, с гордостью глядя на белое здание. -Hah! Reichstag? Nic bardziej oryginalnego nie mogłeś wymyśleć? [Ха! Рейхстаг? Ничего более оригинального придумать не мог?] -Не могла не съязвить девица, внимательно изучая строение. Хоть Байльдшмидт и не знал этого «чудесного» шипящего языка, но знал зато русский и некоторые слова понял методом догадки. — А тебя что-то не устраивает, meine Liebe? И этот вопрос заставил Польку встать в тупик. Сейчас в ней боролось желание снова съязвить с чувством некого страха последствий. Победило, увы, первое. — Ох, нет конечно, cóż wy, Panie! [Что вы, Сударь!]. Назвать здание таким оригинальным названием, в котором имеется собственное имя это же так умно! Даже я не настолько самовлюблённая! Ну, а что в ответ на это блондин? А ничего. Он лишь глухо усмехнулся, доставая наручники и цепляя их на руки юной дамы. — У меня есть для тебя подарок, Polen. Но для начала нам нужно пройти в здание и мой кабинет. А эти наручники для того, чтобы ты не сбежала. Промолвил парень, потянув за цепь, соединяющую эти «кольца» холодного металла, что неприятно сжимали запястья, поведя свою «новую игрушку» к себе «в гости».[★★★]
Внутри Рейхстаг казался ещё более обширным нежели снаружи. Множество комнат, кабинетов… Нет, конечно, красиво, аккуратно и вообще так классно, но Полячка явно не собиралась восхищаться этим местом. Но и возражать, увы, нельзя было. Ведь мнение её никто учитывать не станет. Вот и кабинет, собственно, самого Ганса. — У тебя здесь и так куча комнат, которые, я уверена, свободны. Я не собираюсь находиться с тобой в одном помещении постоянно. — Догадавшись о том, где она и с кем будет проживать, всё также не могла не показать своё негодование Полина, недовольно фыркая. — Ах, meine Liebe, у тебя нет выбора. Будешь хорошей девочкой и я тебя буду впускать к себе на кровать. — Такой спокойный, холодный тон, в котором играла нотка издёвки… Как мерзко. Ах, честное слово, как мерзко от него становилось! Душа так и рвалась убить этого самоуверенного и самовлюблённого ублюдка! Как же… Отвратительно. Это звучало так, будто Полина являлась псиной. Унизительно. Открыв доступ в помещение, блондин вежливо пропустил даму вперёд, закрывая за собой дверь на ключ. — Что ж, meine Dame — начал немец, доставая что-то из тумбочки, убирая это за спину, а после подходя в плотную к «своей собственности». — Как я и говорил, у меня есть для тебя подарок. — После чего показал… Намордник?! Это что ещё такое?! — Так как ты много говоришь нехороших слов и можешь кусаться, я заранее прикупил тебе это. Возмущению Польки не было предела и она сопротивлялась как могла, пока её не ударили по лицу и насильно не натянули этот чёртов. намордник. После этой небольшой «обновки», бедную монахиню ещё и прицепили к батарее. — Выпускать тебя буду по воскресеньям. Если не будешь возвращаться в определённое время или совершишь попытку побега, то будешь получать наказания, и поверь, они тебе не понравятся. А теперь посиди и подумай над своим поведением. До чего же… Унизительно.[★★★]
1940 год. В этот год именно и произошёл первый побег Польши. И он был для начала довольно удачным. Именно в этом году она смогла заключить союз с Францией, Лотарингией, успев при этом, с помощью Франции, уберечь свою армию в Швейцарии и Британии, заключив предварительно союз с Англией. Вскоре ещё пара польских войск была эвакуирована в Шотландию. Когда Польша была поймана Рейхом, то получила кару в виде Варшавского гетто, в котором количество жителей с 450 тыс. сошло до 37 тыс. Это был сильный удар. Но девушка не сдавалась.Спустя следующий побег.
Именно он прошёл после более жестоким наказанием. Польша стоит в поле, с ужасом глядя на то, что творилось в столице, и на то, как горел её родной костёл, который считался для неё домом. На плечо девушки упала тяжёлая рука, что после сжала на нём пальцы. И тут-то белокурая ощутила, как её начинает медленно пробивать душащий страх. - Видимо ты забыла, что я тебе говорил, ja, meine Liebe? Тебе стоит напомнить, верно? В ответ молчание и чувство того, как женское тело начинало дрожать. Боязнь неведанного встала тяжёлым комом в горле, не позволяя проронить и слова.[★★★]
Холодный подвал, режущие запястья, крепкие верёвки и боль. Боль, что ощущала сейчас Полина. Ей тяжело дышать, ей тяжело кричать, ведь голос сорван... Всё, что она может, это тихо всхлипывать и сжимать зубы. Устерзанное и измученное плетью, голое тело монахини было подвешено так, будто бы её прибили к кресту, словно Христа. В глазах темнело, но тут её облили ледяной водой, дабы привести в чувства, и это... Действительно её немного оживило. Мягких, но красных от ударов, щёк коснулась рука в привычной смоляной перчатке, чьи пальцы неприятно начали их сжимать. - Что такое Полина, ты устала? Ох, я же вижу, как ты теряешь сознание. Но ты умница, даже почти не кричала. Или погоди... Ох, как я мог забыть! Ты ведь не можешь больше кричать, верно? Неужели ты сорвала свой певучий голосок? Как жаль, как жаль, что он испортился... Как жаль, что пришлось такое прекрасное тельце так сильно истерзать, но ты сама виновата, милая, я же говорил тебе, чтобы ты не сбегала. Тебе не убежать от меня... Не убежать. Не пытайся прятаться от меня. Тебе нет спасения от меня. А теперь повиси тут немного и подумай над тем, что ты сделала. - Легко похлопав ладонью по лицу юной девы, нацист вышел, оставляя её одну с сырым холодом, страхом открытыми ранами, что пылали огнём и мыслями... Мыслями о том, что это и есть её кара за то, что она не смогла уберечь их. Этих совсем юных девиц.. Хотелось умереть. «Это всё твоя вина. Это ты виновата. Виновата в их смерти, в том, что он убил их. Ты нарушила клятву. Тебе больше нет смысла жить. Ты обречена на муки. Ты обречена на эти вечные страдания. Ты должна сдохнуть. Сдохнуть. Сдохнуть. Сдохнуть.» - именно это и было сейчас в её голове. Множество голосов, что так давили на мозг, тягучее, тяжёлое чувство совести, что терзало душу. Она заслужила это. Безумно хотелось сдаться. Но нет, нельзя. Нужно бороться. Если она не смогла уберечь их шестерых, то не должна подвергать смерти весь свой народ.[★★★]
1941–1942 год. Полина всё же не покидала попыток побега, совершив следующие сразу после того, как залечивала раны, продолжая заключать союзы с кем только могла, прятаясь у союзников и стараясь противостоять главному врагу. За этот промежуток времени Лукашевич подписала военное соглашение ни с кем иным, как с СССР, что позволило её войскам участвовать в войне плечом к плечу с советскими войсками. После же была подписана декларация правительства СССР, что улучшило Республику и дало ей больше сил. 1 сентября 1942 года польская армия военнослужащих была успешно эвакуирована в Иран.[★★★]
1943 год. Отношения с Британией развивались. Польские части были преобразованы во 2-й Польский корпус в составе британской армии, что после по приказу был отправлен в Италию. В этом же году, 16 мая, Польша таки смогла попасть в родную столицу, подняв там восстание против гетто, которое, увы, было подавлено войсками СС. Погибло в общем целом 28000 человек. Убито 7000 защитников гетто, 6000 заживо сгорели, а оставшиеся выживших 15000 увезли в смертельный лагерь Треблинка. После этого Варшава была полностью ликвидирована. Но Республика не могла сдаваться. Ненависть брала вверх и та не отступала, продолжая сквозь боль совершать побеги любыми путями, даже после того, как её перестали выпускать из здания, распространяя свои войска и заключая союзы за рубежом, на Востоке и Западе, проводя там не мало важные сражения и проявляя немалую активность.[★★★]
1944 год. По британскому приказу, 2-й польский корпус, должен был прорвать немецкие позиции в районе Монто-Кассино, взять штурмом монастырь и занять городок Пьедимонте. Силой крови и пота, спустя 4 сражения полякам это удалось. Захватив монастырь, был возвышен польский, а после и британский, флаги. Вскоре весь городок был полностью очищен от немцев.[★★★]
1945 год. Польша освобождена от плена Рейха с множеством различных побоев и тяжестью на душе, а также с потерянной надеждой. Ещё большую боль доставил вид на руины дорогой Варшавы, что уничтожили нацисты. Не смотря на множество разногласий и, в своё определённое время, вреда, что страна получила и от Советского Союза, та ему благодарна за спасение и освобождение. Именно после освобождения столицы (как показалось Польке) и помощи Союза, польские войска во множестве различных точек мира начали выигрывать битвы и саму войну… Остался лишь последний бой, последняя встреча с ним.[★★★]
Тот же год. Где-то возле границ Берлина. Белоснежные волосы плавно развивались на холодном ветру. Она молчит. Он тоже. И лишь смотрят на друг друга. Она с ненавистью в глазах, а он же со страданием и лёгким безумием. - Я хотел владеть тобой. Ты должна была быть моей. Моей собственностью. Ты так красива, Полина. - слабо улыбаясь и сжимая в руке пистолет, говорил Ганс, в этот раз как-то по-другому глядя на свою бывшую игрушку. - Можно ли было это назвать привязанностью? Nein.. [Нет..] Я скорее знал то, что ты должна была являться моей. Моими территориями, моей собственностью. Но Лукашевич лишь молчала, убивая арийца взглядом. Можно было сказать, что она испытывала к нему какие-то положительные чувства? Нет. Только гнев, только ненависть. - Я не буду больше говорить тебе плохих слов, ведь ты и так знаешь, что я думаю о тебе, ублюдок. Я пришла лишь сказать то, как сильно ненавижу тебя. И то, что ты попадёшь в Ад. После слов польки Байльдшмидт лишь усмехнулся, поднося дуло пистолета к виску. - Auf Wiedersehen, Polen. [Прощай, Польша]. Выстрел. На холодную землю упало ещё тёплое, но уже потерявшее жизнь, тело. Подойдя к нему, Полина лишь взяла огнестрел, совершая ещё пару выстрелов в голову Рейха. Наконец-то она свободна... Наконец-то война окончена... Наконец-то.... Её физическим страданиям пришёл конец, вот только жаль, что не душевным.[★★★]
1 сентября, 1945 год. Вот и была выиграна Вторая Великая Отечественная Война. Польша, что тесно союзничала с Советским Союзом, получила советский орден, смогла встать на ноги и поддерживать какое-то время хорошие отношения с коммунистом, пока не начались конфликты и тот вскоре не распался.[★★★]
В наше время… Привычная Варшава. Новый костёл, что был построен на том самом месте, на котором стоял когда-то тот самый католический храм… Полина каждый раз с 1-го по 2-е сентября посещает его, отдавая память всем тем временам, что она пережила и всем тем людям, которых знала и любила. Конец.