praying for the rain.

Летние вечера на Кубе прекрасны. В Карденасе, небольшом городке недалеко от Гаваны, делать было особо нечего, так что вечера здесь стояли тихие, безмолвные. После шести вечера люди расходились по домам, чтобы поужинать вместе со своими семьями. Улицы пустели, пока солнце медленно пряталось за горизонт. На город опускалась тишина, нарушаемая лишь шуршанием листьев на ветру и редким пением птиц, и в тишине этой была настоящая прелесть Карденаса. Лэнс, Ханк и Джеймс отдыхали на лежаках на заднем дворе отеля. Постояльцев практически не было — в Карденас им незачем заезжать, в отличие от живописного Сантьяго, где прямо сейчас наверняка было шумно из-за праздника огней. Стояла страшная жара, которая не прекращалась вот уже два года. В глиняных домах было куда прохладнее, чем на улице. Местная богема спасалась в своих бассейнах, а общественный бассейн в центре города работал лишь до пяти вечера — после его хозяин уходил домой, устав сидеть на жаре за гроши без капли благодарности. — Как считаете, завтра пойдёт дождь? — лениво протянул Ханк. От солнца его лицо спасала панама. — Если и пойдёт, то станет только хуже, — ответил Джеймс, вздохнув. — С асфальта всё начнёт испаряться и подниматься в воздух. — Как бы пожара не было, как в прошлом году, — вмешался в разговор Лэнс. Все трое замолчали. В прошлом году, когда столбик термометра резко поднялся вверх до сорока восьми градусов по Цельсию, загорелись частные конюшни. Пожарная часть в Карденасе давно прекратила своё существование, так что тушили местные жители своими силами — буквально бегали с ведрами в свои дома и обратно, к конюшням. Но несмотря на все старания, спасти хоть часть построек не удалось. Лошади разбежались, испугавшись огня, правда некоторые потом и вернулись. Здесь, где личный транспорт считался роскошью, а самым распространенным средством передвижения считался велосипед, лошади были чем-то вроде связующего звена между автомобилями и велосипедами. А каким удовольствием оборачивалась поездка верхом на коне по выжженном солнцем пустырю… — Быстрее бы лето закончилось, — Джеймс встал с лежака и потянулся. — Быстрее бы вернуться в Гавану, — сказал Ханк. Лэнс не хотел, чтобы лето заканчивалось. Точнее, у него не было выбора. В отличие от Ханка и Джеймса, которые учатся в университете в Гаване, Лэнс проводил всю свою юность и молодость в этом городишке без будущего. Когда-то он и вправду был пристанищем для сотен туристов, но за последнее время город пришёл в упадок, церкви закрылись, а содержать отели стало невыгодно. Отель МакКлейнов ещё держался на плаву, но несложно догадаться, что его ждёт такая же участь, как и все остальные отели в Карденасе. По дурацкой семейной традиции последний сын в семье должен был на всю жизнь остаться в родительском доме, чтобы помогать родителям и старшим братьям и сестрам. Лэнсу посчастливилось стать младшим сыном, и теперь он заложник этого отеля, примыкающей к нему заправки и небольшого клочка земли за ним. Без него, к слову, в отеле и правда было не обойтись — он был единственным из МакКлейнов, кто понимал по-английски. Остальные же остались приверженцами родного языка на Кубе, испанского. Через полтора месяца его единственные друзья вернутся к учёбе, а он будет бесконечно заправлять автоматы с батончиками и водой, которыми никто не пользуется. Отелю скоро придёт конец, потому что Карденас, увы, не мечта туриста. И почему он только не родился в Гаване… — Лэнс, помоги мне с уборкой! — до него донёсся голос матери. Он со вздохом встал на ноги, подтянув синего цвета шорты, и сказал: — Приходите вечером посмотреть на звёзды. Сегодня на небе ни облачка, так что их будет видно просто отлично. — Конечно придём! Иначе ты тут совсем загниешь от скуки, — рассмеялся Ханк, а Джеймс поддержал его. Попрощавшись с друзьями, хоть и ненадолго, Лэнс никак не мог перестать думать о том, как ему надоела его жизнь, расписанная по плану. Утро: — подъём в шесть утра; — помочь маме приготовить завтрак; — утренняя уборка номеров (обязательно протереть пыль, помыть полы, сменить постельное). День: — проверить, есть ли бензин на случай, если кто-то решит заехать на заправку; — помочь отцу с составлением бюджета на неделю; — пополнить запасы продуктов; — помочь маме приготовить обед. Вечер: — помочь маме приготовить ужин; — вечерняя уборка номеров; — проверить, нуждается ли техника в каждом номере в ремонте; — уборка на улице, заправке и заднем дворе. Был ли хоть какой-то смысл в этом плане? Разумеется, не было. Протирать пыль и полы было бесполезно, потому что песок тут же снова надует ветром. Проверять, полны ли бензином канистры, — тоже, ведь на заправку никто не заезжал уже три недели кряду. Покупать так много продуктов — пустая трата времени и денег. Зачем делать всё это, если посетителей всё равно нет? Туристы, решившие посетить Кубу, скорее выберут Гавану, столицу, которая никогда не спит, чем какой-то затухающий с каждым днём всё больше городок без перспектив, нормальных магазинов и жизни в целом. И по иронии судьбы Лэнс застрял именно здесь, хотя, наверное, застрять на Северном Полюсе было бы куда интереснее. А как хотелось бродить по вечерним улицам Гаваны, любоваться закатом на набережной Малекон, слушать песни уличных музыкантов, закружиться в сальсе с её зажигательной ритмикой, завораживающими движениями и целой историей в танце — историей страны, историей свободы, историей борьбы за независимость, стремлением к счастью и бесконечной любовью к жизни. Лэнсу хотелось бродить по узким тихим улочкам, заглянуть в кафе, заказать что-нибудь вкусное. Хотелось снять обувь и босиком пройтись по горячему от стоявшего весь день солнца асфальту, хотелось взять в руки камеру и фотографировать всё, за что зацепится глаз. И если сравнивать эти два города между собой, Гавана — это весна, а Карденас — осень. Весной расцветает жизнь, а осенью она замирает — нет, не умирает, а именно замирает. В душе бушует ураган из эмоций, желаний и нереализованности, но Лэнс всё равно идёт помогать матери с уборкой — ведь такова его участь, участь младшего сына семьи, который должен беззаветно любить родителей и посвятить всего себя заботе о них, забыв о себе. Но как же трудно забыть о себе, когда тебе всего лишь двадцать три года, а в груди бьётся с тягой к жизни горячее молодое сердце.