Будущее для чайников

Для Артура жизнь с Мерлином в будущем была очень похожей на жизнь с Мерлином в прошлом, только ещё более раздражающей. К примеру, Мерлин отказывался помогать ему одеваться и просто стоял как истукан, пока Артур путался во всех этих бесконечных пуговицах и молниях. Артур не был поклонником молний. Мерлин твердил, что он должен научиться заботиться о себе, быть самостоятельным и не попадать в ловушку традиций прошлого. Артур подозревал, что это просто способ отплатить ему за все те годы, что Мерлин был его слугой. В чём Артур не виноват. Это его отец так решил, большое ему спасибо. Этот Мерлин будущего любил дразнить Артура знаниями о современных вещах, таких как телевидение, интернет, электричество, автомобили и каучуковые деревья. Список был бесконечен, и Артур взялся штудировать энциклопедию просто для того, чтобы в один прекрасный день Мерлин начал распыляться по какой-нибудь непонятной теме и Артур смог бы говорить о ней с таким знанием дела, чтобы тут же обставить его в два счёта. Теперь у него было много свободного времени, что ни говори. Другое потрясающее открытие заключалось в том, что Мерлин настоял на том, чтобы половину времени проводить в теле старика, и это было так впечатляюще: выйти утром из своей комнаты, пройти мимо кухни и увидеть, как борода Мерлина раскачивается из стороны в сторону, купаясь в чьём-нибудь утреннем кофе. А ещё Мерлин любил неожиданно менять свой облик в пылу разговора — просто чтобы позлить, Артур знал это наверняка. Но кофе — это единственное, перед чем Артур не мог устоять. Он был большим фанатом кофе. Это было похоже на битву на мечах и победу каждый раз. В будущем сражений будет мало. Артур скучал по турнирам. Едва ли ярмарки Ренессанса возместят ему эти эмоции, даже если он выиграет все. Кофе помогал, когда Мерлин дразнил его за то, что он слишком много времени витает в прошлом. От Гвиневры не было никакой помощи. Она привыкла к будущему гораздо быстрее Артура. Она любила ходить по магазинам и водила машину лучше, чем любой из них. У неё не было проблем с одеванием (и Артура вполне устраивало то, как она это делала, благодаря изобретателю джинсов), и она знала о нынешней системе правления больше, чем Артур мог себе представить. — Парламент?.. — сказал бы он, и Мерлин с Гвиневрой сочувственно улыбнулись бы бедному монарху, застрявшему в Средних веках. Это было прискорбно несправедливо, но большую часть времени Артуру нравилось будущее, хотя он и скучал по своим лошадям и часто настаивал на походах в случайные конюшни поблизости, чтобы подыскать Мерлину работу конюха или кого-то в этом духе. Но у Мерлина уже была работа. Странная и чудаковатая. Артур не совсем понимал, чем он занимался, но она включала в себя чересчур много драматического грима и удивительно большое количество фальшивой рыбы. Артур решил, что лучше не спрашивать. Казалось, Мерлин получал огромное удовольствие, используя свою магию для людей, и даже не беспокоился о том, что не получал за это никакой благодарности. Он сказал, что просто счастлив, что ему не приходится спасать королевскую шею Артура. В ответ на такую дерзость Артур швырнул в него подушкой. Слава Богу, у людей ещё остались подушки, иначе Артур не знал бы, чем кинуть в Мерлина. Теперь, во времена равенства, бросаться в людей кубками и сапогами, как он любил это раньше, выглядело немного жестоко, но он должен был чем-то кидаться — и подушки стали настоящим спасением. Самым большим потрясением от пребывания в двадцать первом веке оказалось то, насколько он был знаменит. Мерлин долго не давал ему знать, объясняя это тем, что у него и без того слишком раздутое самомнение (в тот раз Артур действительно швырнул в него стакан, но больше никогда этого не делал после того, как Гвиневра бросила на него неодобрительный взгляд, который он терпеть не мог, и заставила его всё убрать). Но когда Артур увидел огромное количество книг, фильмов и телепередач, сделанных о нём, это его совершенно поразило. И все такие разные. Такие неправильные, искажённые временем, а некоторые из них и вовсе были полнейшей чепухой. Мысль о том, что Мордред мог быть его сыном от Морганы, вызывала у него лёгкую тошноту. Хотя его забавляли истории, в которых он происходил из простого народа. В основном он смеялся над ролью Мерлина в этих историях, потому что почти во всех из них он изображён как седой старик. На одной из маскарадных вечеринок Мерлин разоделся по-стариковски в синий халат и остроконечную шляпу, и Артур так хохотал, что у него самого лопнул шов, а потом с невозмутимым видом гонялся за ним по гостиной после того, как тот обозвал его толстяком. Гвиневра сидела на диване и наблюдала за ними, прежде чем — Артур был готов поклясться — она подмигнула Мерлину, и не успел он опомниться, как перед ним вылетел табурет, и Артур возмущённо растянулся на полу. — Ты моя жена! — запротестовал он. — А как же быть на моей стороне? — Мы, простолюдины, должны держаться вместе, — сказала она, прежде чем помочь ему подняться и поцеловать так, что к концу он и думать забыл об этой неувязке. Но однажды Мерлин усадил их обоих в гостиной и включил фильм, объявив, что это его любимая экранизация легенды о короле Артуре. — Это детский фильм, — заключил Артур, внимательно изучая обложку. — Он такой удивительный, Артур, — заверил его Мерлин. — В нём ты тощий маленький мальчуган без короны и титулов. Ты всё время зовёшь меня «сэр». Тебя заставляют вылизать горы посуды, едва не съедают животные, а ещё ты думаешь, что моя магия чудесна. Артур уловил лёгкую дрожь в голосе Мерлина от его последних слов и больше не протестовал. Пока его мультяшная версия не появилась на экране в первый раз. — Я так не выгляжу. И никогда так не выглядел. Даже в детстве. — Это же мультфильм, Артур, — успокоила его Гвиневра. — Они преувеличивают. Мерлин настоял на том, чтобы посмотреть весь фильм в своём теле старика. Артур и мог бы с этим смириться, если бы мультяшный Мерлин не был невероятно ворчливым и не отчитывал своего подопечного за любую оплошность. Так что Мерлин не упускал возможности подтрунивать всякий раз, когда экранный Артур выставлял себя дураком. Артур, конечно, в ответ ему смеялся каждый раз, когда экранный Мерлин цеплялся за что-нибудь бородой. Какой достоверный образ. — Это что, филин? — удивился он, нарушая воцарившуюся тишину. — Я к тому, что ни разу не видел тебя с птицами. — Это мой фамильяр, — сказал Мерлин. — И не думай, что ты знал обо мне всё, Артур Пендрагон. У меня всегда была какая-то связь с животным миром и всегда будет. — Только если ты отвечаешь за уборку после них, — процедил Артур. — Как будто ты когда-нибудь оторвёшь свою ленивую задницу и сделаешь это, — фыркнул Мерлин в ответ. — Вы всё пропустите, — шикнула на них Гвиневра. У Артура похолодело в животе, когда на экране откуда ни возьмись появились белки и Мерлин разом залился хохотом. — Не ревнуй, Гвен, — съязвил он, указывая на молодую белочку на экране. — Похоже, у Артура проблемы с девчонкой. — Не я виноват, — проворчал Артур, глядя на экран. Через несколько минут он уже почти катался по полу от смеха. — Не похоже, что тебе есть куда отступать, Мерлин. Посмотри, где я, а затем взгляни на другую белку, которая положила на тебя глаз! Мерлин что-то пробормотал себе под нос, а потом снова заговорил: — Знаешь, я могу превратить тебя в белку. — Ну давай, посмотрим на это, — с вызовом произнёс Артур, прекрасно зная, что руки Мерлина связаны до следующей недели. Три раза в неделю Мерлину разрешалось колдовать над Артуром — так же, как и Артуру разрешалось заставлять Мерлина прислуживать ему три раза в неделю. Гвиневра придумала эти правила, чтобы отучить их от пагубных привычек. Артур лично считал, что она просто любит тишину и покой. — Ещё распыляться на тебя, — сдался Мерлин после минутной внутренней борьбы, и Артур торжествующе улыбнулся. Какое-то время Артур молча наблюдал вместе с ними, пока они не добрались до поединка волшебников, после чего снова расхохотался. — Она не такая, — фыркнул Мерлин. — Она довольно красива, но да, только внешне. И наша дуэль была совсем другой. В ней не было никаких животных. — Я рад, что ты не потратил всё своё время в ожидании нас, обмениваясь микробами со старыми ведьмами, Мерлин, — сухо сказал Артур. — А то я бы начал беспокоиться больше обычного. — Старый дурень, — буркнул на него Мерлин. — Это я-то старый? — многозначительно спросил Артур, оглядывая Мерлина с головы до ног. — И всё равно я умнее тебя. — Сейчас мне бы пригодились достойные колодки. — Или достойная судьба, — добавил Мерлин. — Вы двое, может, прекратите? — отозвалась Гвиневра. — Я здесь фильм смотреть пытаюсь. В котором меня, кстати, нет. — Мне не нравится, как тебя изображают, — резко ответил Мерлин. — Они всегда врут. Гвиневра обняла его за плечи, и старик Мерлин улыбнулся ей. Артур закатил глаза и притянул Гвиневру к себе на колени. — Очень мило с твоей стороны вот так вот бросить меня, — сказал он Мерлину после того, как его карикатура улетела на Бермуды. — Хорош защитник. — Я оставил тебе филина, — начал было оправдываться Мерлин, нахально улыбнувшись, когда его молодое «я» снова появилось в поле зрения. — Перестань это делать! — взвизгнул Артур, мужественно подпрыгивая. — Извини, — протянул Мерлин без всякого сожаления. В конце концов мультяшный Артур вытащил меч из камня и стал королём, совсем как в старые добрые времена. — Дурацкий фильм, — подытожил Артур. Он поразительно быстро привык к современным ругательствам, стоит отметить. — А мне понравился, — сказала Гвиневра. — Ладно, Артур, завтра твоя очередь убираться, — кинул Мерлин напоследок, направляясь в свою комнату. — У меня шоу рано утром. Спокойной ночи. — Как так вышло, что он совсем не изменился? — задумчиво спросил Артур. — У всех легенд есть начало, — сказала Гвиневра, беря его за руку и ведя в их спальню. — Его легенда начинается с тебя. Не думаю, что он когда-нибудь изменится, пока вы оба живы. — Ну, ты всё та же, — сказал он. — Как и ты, — ответила она. — О чём это говорит? — О том, что мы всегда будем такими. Ты и я. Может, Мерлин. Она улыбнулась ему и повернулась, чтобы он помог ей снять платье. Ладно, может, молнии не так уж и плохи. Да, определённо не так плохи. У него были вполне чёткие представления о том, что делать, когда платье будет снято, но сначала перед ним возник довольно насущный современный вопрос: — Неужели завтра моя очередь убираться?