Daydream

Лори теперь часто ночует у Мэй. И часто гуляет с ней. И вообще видит её значительно чаще. По разным причинам. По скромному мнению Лори в основном потому, что Грегг уехал, и теперь кроме временами через чур уж мрачной Беатрис и её приятелей Мэй ни с кем общается, хотя знакомых у неё - полгорода, взять хотя бы ту же Селмерс, или музыкантов, больше не зависающих в разваливающемся Холле, а играющих возле Претцельной, или старую знакомую её дедушки, или пастора Карен, или Джерма, или тех готов-эмо-поклонников спиритизма, которые с Лори в одном потоке, или... Список можно продолжать до бесконечности. Ну, или где-то до сотни человек, с которыми знакома Мэй в их медленно пустеющем городке. Но, тем не менее, Мэй зависает именно с Лори, по какой-то непонятной ей причине. С отъездом Грегга и Ангуса освободились вакансии в «Закусочном Ястребе» и ренте кассет, пусть и дышащей уже на ладан. Мэй устраивается и там и там. В «Ястребе» работает утреннюю смену два через один, в арендном - вечерние три раза в неделю. И впридачу иногда помогает Беа в «Старой Кирке» за символическую плату или еду, и ещё прочесывает лес и старые шахты на предмет всякого барахла, что можно за неплохие деньги сбыть антикварщикам. Ест она, по большей части, тоже у себя на работе, стараясь как можно меньше обременять родителей, постепенно выбирающихся из долгов. Мэй все же хочет получить образование, но копить на это теперь придётся самостоятельно - ещё один кредит её родители точно не вытянут. Так что она сбрасывает девяносто процентов своих зарплат на накопительский счёт, причём даже не здесь, а в ближайшем городе, где находится отделение банка, предоставляющего куда лучшие условия, чем банк Поссум Спрингс. Она даже на права сдала, чтобы можно было туда ездить на отцовской машине, или же старинной развалюхе Сантелло. Но сейчас они сидят в парке на старой поскрипывающей вышке бойскаутов и читают их записки из ветряных мельничек, хотя они, скорее, просто вертушки. Мэй собирает их по всему городу, а после она спрячет их под половицу вышки, чтобы достать за несколько дней до сбора бойскаутов для просмотра этих записок и разбросать их в кустах неподалёку, как будто там они и должны быть, и никто их до этого не читал. Какая наглая ложь. Но чем ещё заняться в этом городе, постепенно превращающегося в город-призрака? После того, как Мэй спрячет записки, они пойдут к обрыву. Там Лори достаёт из рюкзака плед, потому что вечера становятся очень холодными, а Мэй вытаскивает термос с глинтвейном. Пусть она и не могла смотреть на пиво после какой-то злополучной вечеринки, но она уверена, что дело было в том, что пиво было самое дешевое, да ещё и размешанное с чем-то, с чем пиво явно не стоит мешать. И по достижении двадцати одного года начала пробовать что-то лучше мочи в банках за два доллара. И пускай спаивать малолетних - не очень себе затея, Мэй не может не предложить. В конце концов, это всего лишь вино. Что от него может случится. Все равно потом они пойдут к Мэй домой, а уж её родители точно не будут интересоваться степенью трезвости её подруги. Мэй показывает Лори созвездия, которые ей показывали мистер Чазоков и Ангус. Рассказывает истории, запомнившиеся или выдуманные, она и сама уже не понимает. Она рассказывает и размышляет о жизни, потому что, глядя на звёзды, кроме как рассказывать и размышлять о жизни ничего не выходит. Ну, разве что обниматься под мягким пледом, пахнущим шоколадом и чужими духами, и медленно тянуть горячее вино, немного обжигающее язык. А потом целовать самой и принимать поцелуи в ответ. Они не обсуждают то, что происходит между ними - все сразу принято за аксиому, они просто следуют за событиями. Забывается разница в возрасте. Не важны социальные роли и половая принадлежность. Они просто дарят друг другу то тепло и чувство чужого плеча рядом, которые им так необходимы. Отдают всю нерастраченную нежность и заботу. Губы у Мэй сухие и истрескавшиеся, искусанные. Лори ещё помнит, что такое гигиеничка. Мэй носит одну и ту же кофту неделями, иногда забывая про дезодорант и стирку. Лори моется каждый день, носит в кармане антисептик, а в рюкзаке - маленькую аптечку/косметичку, потому что косметику, в отличие от той же Мэй, она не игнорирует, хотя до сияющих скул её одноклассниц и густой подводки Беатрис Сантелло Лори ой как далеко. Мэй низкая, с широкими бёдрами и небольшим животиком, а грудь не дотягивает даже до размера А. Лори ещё растёт, пусть и очень медленно, она куда более тощая и, пусть тоже не блещет особыми прелестями, но на этикетке её бюстгальтера красуется буква В. Мэй любит спать до обеда, а Лори едва ли умудряется поспать часов пять, просыпаясь даже до рассвета, хотя сейчас Мэй тоже приходится рано вставать и шагать на работу. Иногда она заходит за Лори и провожает её в школу, каждый раз привлекая заинтересованные испуганные взгляды школьников, а иногда и учителей. После школы Лори бежит в «Ястреба», где сидит с Мэй до окончания её рабочего дня, рисуя чудовищ и поглощая продукцию магазина, которую сотрудникам (и, судя по всему, их девушкам) можно есть в любых количествах не платя ни цента. На фон Лори включает саундтреки из мюзиклов, и так они сидят до пяти часов вечера. Потом они идут к Мэй домой. К Лори они не ходят - дома у Лори пусто и тихо, единственный звук - стук колёс поездов, и тихое бормотание телевизора по вечерам. У Мэй совсем не так: поезда стучат гораздо тише, из телевизора слышится только болтовня ночного ток-шоу, а ещё стучат часы, скрипят старые половицы, из кухни доносятся приглушённые уютные звуки готовки, а из комнаты Мэй - тихая игра на басу. Через чердачное окошко они вылезают на крышу, греясь на солнце. Вернее, Мэй греется, а Лори сидит рядом, наблюдая за ней. Мэй сняла кофту, и теперь лежит спиной вверх, пытаясь поймать последние лучи осеннего солнца. Спину пересекает только спортивный топ, и Лори очень старается не пялиться, но не выходит. А потом взгляд скользит ниже, и потом Лори наконец отводит его, отчаянно краснея, пытаясь протолкнуть воздух в легкие. И пусть она - дитя интернета, взращенная контентом «для взрослых», и даже уже достигла возраста согласия, но думать о таких вещах, относящихся к кому-то реальному - совершенно другое дело. Особенно если этот кто-то - твоя вроде как девушка, лежащая без кофты меньше чем в метре от тебя. Конечно, скорее всего, Лори все только усложняет, но не нервничать не может. Такая уж у неё привычка - нервничать. По поводу и без. - Да можешь пялиться. Мне приятно. Мэй слегка поворачивает голову и усмехается, выгибая спину. Вот черт. Знает же, сволочь, прекрасно знает, как воздействует на Лори. Мэй может что угодно говорить о том, что она - «мусорное млекопитающее», далекое от стандартов красоты, но для Лори она, черт возьми, прекрасна, она горячее солнца, и, может, это только её бушующие гормоны, но Лори хочет её безумно. Когда солнце скрывается за деревьями они спускаются обратно в комнату Мэй, где Лори ныряет под одеяло, потому что, в отличие от Мэй, она не умеет игнорировать ветер, высасывая энергию из осеннего солнца, как рептилия. Лори мёрзнет, и потому сейчас закутывается в одеяло до носа, сжимаясь в маленький комочек, стараясь согреться. - Ты могла и пораньше уйти, зачем так мерзнуть? - Стоило того, чтобы попялиться на тебя. Мэй только усмехается в ответ и сама залазит под одеяло, не удосужившись надеть кофту, прижимаясь горячей кожей ближе, чем нужно. Мэй вообще всегда на удивление горячая, и это даже не о степени её привлекательности: от неё постоянно идёт ровный жар, не важно, какая вокруг температура, время года, наличие тёплой одежды, ветра, дождя, наводнения, нашествия культистов... Лори быстро становится жарко, но она только прижимается ближе, обвивая Мэй руками за талию. Лежать так вместе - просто замечательно, лучше не бывает, и Лори готова вообще до конца жизни никуда не двигаться, и не важно, что будет происходить - финальные экзамены, новая мировая война, крах экономики или охота на ведьм. Ничто в этом мире не способно сейчас заставить её отпустить Мэй. - Я тебя люблю. Очень. - Я знаю. Я тебя тоже. Очень. И они лежат дальше, больше ничего не говоря. Не нужно было. Они и так знают, как дороги друг другу. Лори знает, что Мэй копит деньги только для того, чтобы поступить в одно время с ней, чтобы и потом не расставаться. Мэй нужен кто-то рядом, человек-зона комфорта, кто-то знакомый и родной, и Лори более чем готова этим якорем быть. А потом они целуются. Много, долго, с чувством и жаром. Потому что Мэй любит Лори, а Лори любит Мэй, и им никто больше не нужен. Хотя они и подумывают когда-нибудь завести попугая или змею, может быть кошку. Лори хотела бы собаку, японского шпица, но она понимает, что ни она, ни Мэй не готовы гулять по два раза в день и играть с активным животным, поэтому змея кажется куда более подходящим им вариантом. Потом миссис Боровски зовёт их ужинать - родители Мэй привыкли, что в их доме уже почти квартируется подруга дочери, а после ужина они возвращаются в кровать, где сворачиваются маленьким уютным клубком, засыпая. Голова Мэй лежит на груди Лори. Завтра будет ещё один день, а затем ещё один и ещё, и они проживут эти дни вместе.